Каждому своё 4 - Тармашев Сергей. Страница 21

– Как только не подорвался! – Лейтенант покачал головой, глядя на Порфирьева то ли как на великого, то ли как на ненормального. Скорее, и то и другое.

– Сигнальные мины срабатывали, но вспышек в сплошном черном месиве почти не видно, – лениво отмахнулся Варяг. – Боевых они ставить не рискнули, я сразу был в этом уверен. За бортом минус пятьдесят два, под бураном до минус пятидесяти шести, и давление в несколько раз больше, чем человек наступит. Все взрывается самопроизвольно, так недолго самих себя убить.

– Все мины были использованы в хранилищах, – буркнул пленный. – Я не врал!

– Насчет хранилищ подтвердилось, – согласился капитан. – Там все заминировано в два слоя.

– Как ты сумел попасть внутрь? – продолжал удивляться лейтенант.

– Добрался до ЛСУ по памяти, – капитан поморщился, явно вспоминая процесс, давшийся ему с большим трудом. – Перебил силовой кабель, по которому они подают внутрь питание. Они остались без освещения, приоткрыли ворота, и кто-то попытался добраться до самоходки по кабелю, потому что из окопов ее просто не видно. Во время бурана вообще толком ничего не видно, и помехи в эфире до небес. В окопах так и не поняли, что свет вырубило, они из-за помех не принимали эфир. В общем, пока ворота были приоткрыты, я пролез внутрь. Чуть не попался, вышел прямо на мужика с фонарем, который ремонтника страховал. Пришлось нейтрализовать и оттащить в темноту. Он не ожидал, не успел понять, что произошло.

– Он не поднял тревогу? – лейтенант удивленно выпучил глаза. – Даже в эфире?

– Говорю же – не успел, – терпеливо вздохнул Порфирьев. – Им там всем нехорошо. Думаю, от антирада плющит. Это же дрянь конченая, а они на нем сколько сидят.

Хам понимающе переглянулся со своими солдатами, и те, ухмыляясь, мол, способности Варяга всем хорошо известны, многозначительно посмотрели на пленного. Типа, тот тоже не успел. Пленный насупился еще сильнее и пробурчал:

– Я не знал, что движением со скоростью удара можно попасть иглой в стык пластин штурмового комплекта! В темноте и пыли! И на морозе в перчатках!

– Он тоже чего-то не знал, – философски заключил лейтенант, перевел взгляд на Варяга и поинтересовался: – Боец тот, с фонарем, отбегался?

– Отнесут внутрь базы, полежит часок и оклемается, – безразлично ответил тот. – Я не стал никого убивать. Если придется договариваться, то это было бы плохим началом. Но времени на реакцию было в обрез, так что миндальничать с ним я тоже не мог. Надо было успеть провести разведку, пока буран не закончился, а кто знает точное время? Он же не предупреждает, когда прекратится. Пришлось пошевеливаться.

– Варяг! – в эфире зашипел голос Теха, занявшего место за рулем вездехода вместо Порфирьева. – Километр пройден! Я останавливаюсь?

– Да, – капитан скользнул к выходу, его силуэт вновь размазался. – Пересаживаемся!

Порфирьев занял место за рулем, и колонна пошла быстрее. Минут сорок удавалось двигаться со скоростью шестьдесят километров в час, потом опять начался буран, и пришлось останавливаться. На этот раз с буранами не повезло, они налетали еще трижды, и к моменту окончания цикла антирада пройти удалось всего сто пятьдесят километров. До «Подземстроя» оставалось еще триста двадцать, и Антон уныло отметил, что из-за этой по-военному тупой и бессмысленной выходки Порфирьева у них есть все шансы не добраться до Центра еще за один переход. К постоянно ноющим сломанным пальцам и провоцирующему кашель першению в легких добавится еще один прием антирада, и Антон всеми фибрами души ощущает, что его многострадальное здоровье находится на грани.

Словно в подтверждение его мыслей, эта интоксикация далась Антону очень тяжело. Мучения были реально неописуемые, и, если бы не адаптация, он наверняка умер бы просто от боли, настолько она была жестока. К счастью, на этот раз хотя бы обошлось без роботов. Сутки прошли относительно спокойно, хотя поначалу ему пришлось сильно понервничать. Потому что у пленного сперва долго не заканчивалась интоксикация, а потом он еще дольше не просыпался. И Антон всерьез переживал, что из-за чрезмерного употребления антирада пленный умрет, не проснувшись, как умер генерал, который хотел убить Давида. Без пленного шансы Овечкина избавиться от участия в экспедициях мало чем отличались от ноля, и Антон даже попросил Порфирьева, чтобы тот поставил пленному капельницу от Снегирёвой, которая предназначалась для Овечкина.

К сожалению, оказалось, что капельниц больше нет, их количество было строго рассчитано, и все они уже опустошены. Пришлось надеяться на лучшее. Хотя все оценили столь благородный жест Антона, и даже Порфирьев посмотрел на него в тот момент не то чтобы с уважением, этого от асоциального мизантропа не дождешься, но с одобрением уж точно. В итоге фортуна оказалась на его стороне, и пленный выжил. Он долго приходил в себя, жалуясь на тошноту и сильное головокружение, но Антон отпоил его водой и сообщил, что в «Подземстрое» всех ждет квалифицированная медицинская помощь. И хотя имеющийся в нашем распоряжении врач не настолько опытен, как бы хотелось, но с интоксикацией и ее последствиями она справляется профессионально.

В десять утра сто двенадцатых суток все приняли антирад, свернули базу и продолжили путь. Потом начались странности. Порфирьев гнал через непроницаемую пылевую ночь на огромной скорости, иногда чуть ли не под восемьдесят, и все реально сидели, съежившись в ожидании столкновения. Потому что черных обломков, торчащих из-под черного снега было полно, все прекрасно помнили первые поездки, когда вездеход налетал на препятствия постоянно. Но тогда скорость в самые лучшие моменты едва превышала тридцать километров в час, а сейчас за семьдесят, и столкновение обещает быть катастрофическим, даже несмотря на высочайшие стандарты безопасности современной техники.

Даже лейтенант, являющийся ярым фанатом Порфирьева, явственно ощутил звонок инстинкта самосохранения и задал мизантропу вопрос, не рискуем ли мы разбиться. Потому что на такой скорости при видимости в двадцать метров Порфирьев едет почти вслепую, потому что семьдесят два километра в час это уже двадцать метров в секунду. На что капитан ответил, что разгоняется только на тех участках местности, в которых уверен, на остальных отрезках держит скорость менее двадцати метров в секунду, чтобы успеть среагировать. И вообще, пока штиль, он тестирует возможность движения на высоких скоростях вслепую. Потому что в идеале экспедиция должна проходить расстояние от Центра до Росрезерва за один цикл антирада, чтобы минимально подвергать облучению себя и продукты. Но это путь в четыреста семьдесят километров, и чтобы пройти его за семь часов, нужно двигаться со скоростью минимум семьдесят километров в час. А лучше еще быстрее, потому что будут задержки из-за буранов.

От этого объяснения Антон пришел в ужас. А потом пришел в ужас второй раз, когда понял, что всех данное объяснение устроило. Никто не сомневался в непогрешимости Порфирьева, а лейтенант даже заявил, что раз Варяг так поступает, значит, уверен в себе и в маршруте. Ведь Порфирьев проходил его много раз и знает безопасный путь наизусть.

То, что они ни во что не врезались, иначе чем чудом назвать было нельзя. Долго так продолжаться не могло, и всех спасло то, что Тех с Санычем не смогли долго удерживать такую скорость в условиях фактически отсутствия видимости. Они начинали отставать, и Порфирьев был вынужден прекращать гонки со смертью. Антон даже во всеуслышание заявил, что длительное движение в таком ключе невозможно, потому что у остальных водителей недостаточно опыта, плюс в полной загрузке транспорт либо не сможет развить столь высокую скорость, либо будет иметь слишком большую инерцию. В случае столкновения все может закончиться гибелью груза, транспорта или даже людей.

Точку в этой истории поставил буран. Ураганный ветер заставил колонну прекратить движение, а после его окончания Порфирьев не ускорялся свыше шестидесяти километров в час. Следующие четыре часа ветра не было вообще, и Антон уже начал надеяться, что вернется в «Подземстрой» раньше срока впервые за все время существования экспедиций. Настроение заметно поднялось, он принялся обдумывать аргументы, которыми будет оперировать, как только появится возможность поговорить с Порфирьевым на тему пленного.