Keep my heart captive, set me free (ЛП) - "The Queen of Rose". Страница 73
После этого двое лучших друзей некоторое время сидели и разговаривали, позволяя своим ранам исцелиться и снова возвращаясь к жизни, пока положение солнца на небе не сменилось, и раньше, чем они это поняли, Курту настало время уходить.
Он вручил Джеффу подарок, который он приобрел для него, пока был в отъезде, и пообещал позвонить ему в тот же день, чтобы дать знать, как обстоят дела с обещанием Блейна, и когда он выходил из дома, его провожала пара сияющих глаз шоколадного цвета, в которых читалась радость, а мягкие руки сжимали деревянную коробку с принадлежностями для рисования.
Его Джефф вернулся, по крайней мере, сейчас.
========== Даровать желание. Часть 4. ==========
- Блейн, то, что ты просишь у меня, невозможно сделать даже за все время в мире, которое было бы в моем распоряжении. Решить этот вопрос меньше, чем за два дня? Мне совершенно не по силам сделать это.
- Что, если я расскажу вам, почему об этом прошу?
- Я думал, ты обещал держать это в тайне.
- Да, но также я обещал сделать все, что в моих силах, чтобы это выполнить.
- Хорошо… Я слушаю.
- Саб Курт попросил меня перевести в Далтон…
- Да?
- Это Джеффри Стерлинг.
- …
- Хикару?
- Джеффри Стерлинг… который… саб Кевина Лэндона?
- Бывший саб. И да…того самого. Как же вселенная по непонятным причинам должна была ненавидеть этого мальчика. Ему просто не могло так не посчастливиться.
- Что произошло?
- Ну, я не знаю всех деталей, потому что Курт хотел защитить его частную жизнь, но я так понимаю, что он подвергается издевательствам в школе.
- Блейн, я не могу свернуть горы и определить его в Далтон, потому что кто-то его обзывает.
- Все обстоит гораздо хуже. Они…они загнали его в угол, пытались изнасиловать, укусили и поцарапали его метку… Хикару, если он там останется, то долго не протянет. Он через столько прошел, он так много значит для Курта, и я не могу, не могу подвести его. Их обоих…пожалуйста…
- Блейн…
- Я умоляю тебя. А что, если бы на месте Джеффа была Ли? Она тоже саб.
- Это удар ниже пояса.
- Я знаю… но это очень важно.
- Почему?
- Что почему?
- Почему для тебя так важно сделать это для саба, с которым ты никогда не встречался?
- Потому что об этом попросил Курт в качестве своего Дара. И даже если бы он этого не сделал, услышав о том, через что он прошел, я хочу сделать все, что смогу, чтобы обеспечить ему безопасность.
- Вы двое действительно два сапога – пара. Один отказывается от своего Дара, чтобы держать своего друга в безопасности, а ты борешься за почти проигранное дело, чтобы это исполнить.
- Подождите… «почти»?
- Ну, я полагаю, должность директора имеет свои преимущества.
- Серьезно, что это значит?
- Мы имеем право предоставить полный пансион в Далтоне, принимая во внимание особые жизненные обстоятельства.
- Я никогда не слышал о подобной стипендии.
- Конечно же, ты о ней не слышал. Я только что ввел ее… прямо на твоих глазах. Мы сможем дать ее только лишь одному человеку. Какое совпадение.
- Ты самый лучший отец лучшего друга, какой только может быть.
- Да, да, а теперь смойся отсюда, меня ждут документы, которые я должен подписать, и стипендия, которую я выдумал.
- Огромное спасибо. Увидимся в школе.
- Пока. Ох, и Блейн.
- Да?
- После такого одолжения тебе запрещено просить меня о чем-то более серьезном, чем передать тебе соль за ужином. Это понятно?
- Понятно.
***
Утро понедельника
- Готов идти, прекрасный? – спросил Блейн, когда вошел в комнату, где саб готовился к своему первому дню в школе, стоя перед зеркалом в полный рост и теребя воротничок своего блейзера. Из его губ вырывалось негромкое фырканье, лоб сморщился, а брови немного нахмурились.
Он повернулся к Блейну, и тот увидел, что это было нечто большее, чем досада, потому что его волшебные голубые глаза окрасились с более темный оттенок, что говорило о неуверенности, застенчивости и страхе.
За прошедшую неделю он привык видеть Курта расслабленным и открытым. Бывали моменты, когда он замолкал и пытался защититься от того, что, по его мнению, будет делать Блейн, когда они выходили за рамки четко обозначенных границ, которые были установлены, но Дом был уверен, что прилагал все усилия, чтобы успокоить его страхи и внушить ему, что он не представлял для саба совершенно никакой опасности, что он любил его и хотел быть с ним. Они добились прогресса, разрушая каждую стену, одну за другой, и Блейна не волновало, что это продвижение было медленным, они двигались в таком темпе, который делал Курта счастливым, и это было всем, что имело значение.
И казалось, что Курт тоже мог это почувствовать, потому что эти вспышки нестабильности становились тем короче и удаленнее друг от друга, чем дольше они были вместе. Его нежные заботливые прикосновения принимались теперь свободно. Саб мягко прижимался к нему в объятьях и ласкал ладонью его лицо в случайном касании.
Поцелуи, которые они делили, были робкими и осторожными, но Блейн ощущал их, словно пламя на своих губах. Его саб каждый раз извинялся, когда он становился чуточку смелее в поцелуе, каждый раз, когда он издавал маленький стон, каждый раз, когда его тело дрожало, и Блейн ненавидел, что он думал, что должен был сдерживаться, когда каждое инстинктивное движение Курта разжигало пламя в его внутренностях и сводило его с ума. Он терпеть не мог, что саб думал, что ему не позволено проявлять инициативу, тогда, когда он этого хотел, что он ждал Блейна, вместо того, чтобы осуществить свое желание обняться, прикоснуться или поцеловаться. Его невинный, чистый саб сжимал его рубашку, прижимаясь ближе к нему, пока их губы двигались вместе, заставляя его захотеть взлететь от того, как хорошо он себя чувствовал, насколько это ощущалось правильным, и он утихомиривал все извинения, останавливал каждый шаг к отступлению, целуя Курта до тех пор, пока весь его румянец не исчезал и он снова не становился податливым и расслабленным под его губами. Страх уходил из океанов, разверзшихся в его глазах.
Но этот страх очень сильно отличался от того, свидетелем которого он был в настоящее время.
Было что-то болезненное и беспокойное в том взгляде, которым посмотрел на него Курт, который умолял и упрашивал успокоить его разум, как мог сделать только он.