Крепче брони - Толстобров Павел Петрович. Страница 20
Десять дней девушку не тревожили, а когда она несколько оправилась, решили госпитализировать ее.
…С тех пор как Аню отправили в госпиталь, прошел месяц, и за все это время от нее не было весточки.
Лида Зелинская отдыхала после дежурства, когда кто-то сообщил, что вернулась Найденова. Быстро оделась и побежала в расположение батальона. «Значит, выжила, значит, поднялась, вот молодчина!..»
Найденову встретили и приняли в медсанбате очень радушно. Внешне она выглядела неплохо, была веселой и почти сразу же заговорила о своей роте.
Однако в расположение части ей было пока рано, не мешало окрепнуть. Как выяснилось, ее не отпускали из госпиталя, но упрямая девчонка настояла на своем. Сейчас Аню уговаривали остаться в медсанбате.
Шесть дней Найденова работала в медсанбате, только все время беспокоилась: «Как же там, в нашей роте?..» А потом ее не стало.
О беглянке сообщили в политотдел дивизии. Начальник политотдела обещал серьезно поговорить с Аней. Но настоящего разговора не вышло.
— Что хотите, то и делайте, а из своей роты я никуда не пойду!..
Павел Иванович Черенков в душе невольно любовался девушкой: «Вот такие упрямые да упорные и помогли дивизии выстоять на последних высотах у Дона».
Единственное, на что начподиву удалось уговорить Найденову, — пойти на пять дней в дивизионный дом отдыха. Туда в порядке поощрения обычно направлялись лучшие бойцы и офицеры. Но через два дня Аня снова была на передовой.
А через некоторое время в дивизионной газете появилось письмо Найденовой. Называлось оно «Снова в строю» и начиналось так: «В боях с немецкими захватчиками я была тяжело ранена. С поля боя в санчасть была доставлена через четыре часа. Благодаря старанию и умению гвардии военврача II ранга т. Метелицы жизнь моя была спасена…»
Девушка благодарила за заботу о ней других врачей и медсестер. В ответ на эту заботу она отвечала: «Я тоже обещаю работать еще лучше и спасать жизнь бойцам и командирам».
Несмолкаемый орудийный гул, доносившийся с юго-востока, от Сиротинской и откуда-то еще, извещал, что «сидению» дивизии на донских высотах приходит конец.
Несколько дней с переменным успехом шли ожесточенные бои за высоту 145,7. Здесь вновь отличилась Найденова. Дело было так.
Схватка продолжалась. Аня подобрала на поле боя и вынесла в укрытие четырнадцать тяжелораненых, хлопотала возле них, когда появились десять вражеских танков. А тут как на грех замолчали наши пушки.
А танки надвигались, сметая все на своем пути. Наши бойцы вначале залегли, потом по одному стали медленно отползать назад. Аня вначале возмущалась этим бегством. Потом сознание пронзила мысль: «А как же раненые?» Схватила за шинель одного бойца, другого.
— Остановись, помоги!..
Но бойцы не остановились.
Найденова выхватила пистолет, выстрелила вверх и закричала во все горло:
— Стойте! Трусы!
Те, что были неподалеку, опешили, будто выстрелы и крик девушки были страшней немецких танков.
— Ты что, ошалела?..
— А вы что делаете? Вы не ошалели? — И уже спокойней, но твердо потребовала — Вот заберем раненых, тогда можете отходить…
Бойцы остановились, заняли оборону. К ним вернулись успевшие уйти дальше. Начали собирать оставшиеся гранаты, делать из них связки. Нашлись и такие, что с этими связками поползли вперед, навстречу вражеским машинам. Один немецкий танк дрогнул, задымил. Другой закрутился на одной гусенице, тоже загорелся… А тут ударили наши артиллеристы.
Вражеские танки повернули обратно. Тогда гвардейцы поднялись и ринулись вперед, сминая следовавшую за танками пехоту.
Раненые были спасены. Бой выигран. Ане Найденовой за него вручили медаль «За отвагу».
Передо мной письмо бывшего начальника политотдела полковника в отставке Павла Ивановича Черенкова. Он пишет, что с Найденовой после того встречался еще не раз. Одна из таких встреч состоялась во время прорыва Миус-фронта. Шел бой за село Герасимовку. Гитлеровцы упрямо дрались за каждый дом, за каждый сарай. За те дни она вынесла 50 раненых бойцов и командиров и оказала им первую помощь.
На Миусе Ане Найденовой была вручена карточка кандидата в члены партии. Там же она и погибла.
Вот что рассказала об этом ее подруга Мария Сидоренко, письмо которой мы опубликовали в газете:
«В одном месте скопилась группа раненых. Аня, Тамара Русланова и я принялись за работу. Немцы мешали нам. Мины с воем и противным визгом летели и разрывались совсем рядом. Мина летит, все прижимаются к земле, а Аня продолжает перевязывать раненых. Вдруг нас засыпало осколками. Аня пошатнулась и свалилась на траву. Я первой подскочила к ней. Анечка была тяжело ранена, побледнела. Я перевязала рану. Вскоре ее отправили в госпиталь. В пути она скончалась».
Вперед!
Накануне праздника перебрались в Старогригорьевскую. Почти за полгода впервые под настоящей крышей. В хате две просторные комнаты, во дворе — большая землянка. Располагайся! И все под руками: медсанбат, учебный батальон… Расстояние до полков сократилось больше чем наполовину…
А землянку почему-то жаль. Так привыкли к ней за два с половиной месяца! Вроде там удобнее… Правда, с началом дождей стало не до удобств. Не будешь набирать газету под дождем, а в землянку кассы со шрифтами не затащишь. В конце «ЗИСа» находится печатная машина, рулон бумаги и другое наше имущество, с ними тоже не очень развернешься — тесно.
У ребят, конечно, свое мнение. Сержант Чигарских и наборщик Тяжелое, которого прислали к нам в конце августа, разместив свою типографию в одной из комнат, расхаживают по ней, улыбаются. А Чигарских говорит:
— Еще бы электрическую лампочку ввинтить, товарищ старший политрук.
— А ротацию не хочешь поставить? Чтобы не крутить машину ногой?
— А что? Вот только разобьем фрицев!..
Нечто подобное в последние дни я слышал не раз.
Комдив генерал Пастревич вручал большой группе гвардейцев правительственные награды. Старший лейтенант Александр Галич, комсорг 111-го гвардейского полка, отвечая на поздравление генерала, сказал:
— Сегодня у нас счастливый день. Но еще более счастливым будет день победы. А он не за горами…
Я еще подумал тогда: «Как раз он за горами! Вначале нужно выбить гитлеровцев с этих гор, что маячат перед нами, а потом…»
Фронтовая жизнь между тем шла своим чередом. Подразделения совершали боевые вылазки, чтобы в случае успеха улучшить свои позиции. Без устали работали разведчики. Вспыхнули артиллерийские дуэли. Вперемежку с торопливыми очередями пулеметов звучали выстрелы снайперов. Совинформбюро в очередной сводке сообщило: «Снайперы части, где командиром тов. Пастревич, истребили 34 гитлеровца». Однако все это не подпадало даже под определение «бои местного значения».
…Двадцать пятую годовщину Октября личный состав дивизии встретил с особым подъемом. Мы видели положительные сдвиги в своей борьбе: противник глубже зарывается в землю, определенно готовится к зиме. А это совсем не то, что было в августе — сентябре…
Во всех подразделениях с глубоким интересом изучались праздничные документы — приказ наркома обороны, доклад Председателя Государственного Комитета Обороны. Партийно-политические работники разъясняли их бойцам. Вспоминается характерный эпизод. Начальник политотдела старший батальонный комиссар П. И. Черенков читает доклад Сталина. Читает и комментирует отдельные положения, предлагает слушателям высказаться. Поднимается сержант Дмитриев.
— Нас на колени не поставишь! — говорит он. — Гвардейцы показали, что умеют драться и побеждать. Будем, товарищи, и дальше бить врага так, как били его кочетковцы, капитан Кузнецов.
— Партия зовет нас к победе, — дополняет предыдущего оратора Гетман. — Мы с честью выполним эту задачу…
Они говорят коротко. Но сколько в этих словах уверенности!