Крепче брони - Толстобров Павел Петрович. Страница 6

Еще вчера они спешно переправлялись на маленьком пароме через Дон. Надо было быстрее занять рубеж обороны. Ночью рыли окопы, готовились встретить врага, который, по всему было видно, мог двинуть крупными силами.

Бой начался с самого утра. Фашисты то и дело атакуют батальон. Все внимание истребителей танков приковано к переднему краю. Немцы идут и идут вперед. А наши молчат, будто в окопах никого нет. Порою хочется крикнуть: «Ну что же вы?! Стреляйте!»

И вдруг, когда вражеские цепи вплотную приблизились к окопам, те ожили. Одновременно заговорили пулеметы, автоматы, винтовки. Передние ряды гитлеровцев стали редеть на глазах, но по инерции продолжали катиться вперед.

Потом до бронебойщиков донеслось раскатистое «ур-ра-а!». Гвардейцы ринулись в контратаку.

И опять наступали немцы, а батальон открывал по ним огонь из всего стрелкового оружия, поднимался в контратаки. Атака — контратака, атака — контратака. Это продолжалось, казалось, бесконечно долго.

Танки появились совсем неожиданно. Отчаявшись сломить сопротивление гвардейцев в пехотном бою, фашисты решили использовать технику.

Буланов внимательно наблюдал. В бинокль хорошо видно, что происходит впереди. На закамуфлированных корпусах машин все отчетливее белеют кресты. Стволы орудий, направленных на позиции батальона, изрыгают огонь…

Танки на какое-то время скрылись в вымоине ската высоты и снова показались, подходя все ближе к первой линии обороны. Их было пять. Из наших окопов усилили огонь, чтобы отрезать от них пехоту. Но танки идут дальше, утюжат окопы. Они перед взводом бронебойщиков.

— Приготовиться к бою! — крикнул Буланов своим бойцам и подумал: «Только бы не растерялись! Ведь это их первая встреча с танками. А на нас надеется весь батальон».

Буланов припал к противотанковому ружью, лежавшему на бруствере окопа. Нельзя терять ни секунды.

Почему-то дрожат руки. От нестерпимой жары и духоты глаза застилает пот, трудно разглядеть мушку. Прицелившись в ближнюю машину, нажал на спусковой крючок. Сильно ударило в плечо. Зашумело в ушах. Еще выстрел, еще. Кто-то сзади закричал:

— Горит, гори-и-ит!

Кричал паренек, который, перевязав раненого командира расчета, подавал Буланову патроны. Подбитый вражеский танк заставил его забыть об опасности.

Горящий танк, радостный крик бойца ободрили остальных бронебойщиков. Слева послышались выстрелы.

Иван Александрович знает силу своего оружия. Только быть спокойнее, расчетливее. Вот на какое-то мгновение танк повернулся бортом. Буланов выстрелил. Машина окуталась дымом.

…Можно посетовать: нельзя командиру так увлекаться боем, хоть на короткое время забыть о руководстве подразделением. Но кто скажет, что наиболее важным и верным было для Буланова в тот момент? Ведь бойцы впервые встретились с вражескими танками! Ну, немного растерялись. А командир взвода преподал им урок мужества. И его личный пример сыграл свою роль.

Танки, маневрируя, продолжают наседать на бронебойщиков. Подбив еще один средний танк, Буланов ведет огонь по тяжелому. Пока безуспешно. Уже израсходовал несколько патронов.

Слева опять раздался крик:

— Четвертый! Четвертый! Молодец, Шипицын!

Тяжелая машина маневрирует. Ее никак нельзя упустить. Выстрел за выстрелом. Напарник едва успевает подавать патроны. Правое плечо как чужое. Танк разворачивается. Хочет удрать? Не выйдет, голубчик! Буланова обуял азарт охотника. Еще выстрел. Еще! И тяжелый наконец-то закрутился на одной гусенице. Танкисты пытаются спастись бегством, но бойцы расстреливают их из винтовок.

Победа, первая победа в первом бою!

Вечером бойцы балагурили:

— Получили фрицы свое, наверное, зализывают раны.

— Теперь вряд ли полезут.

— Пусть сунутся!..

Бой был для них хорошим испытанием. Они выдержали его и чувствовали себя героями.

Буланов не разделял этого оптимизма. Конечно, выдержать в первом бою — означает многое. Ребята убедились, что и противотанковым ружьем можно здорово уничтожать вражеские танки. Теперь не растеряются. Но ведь это только начало…

И он был прав. Подтянув за ночь свежие силы, немцы уже ранним утром следующего дня предприняли новое наступление. В начале над позициями батальона разорвался бризантный снаряд. Знатоки предупредили: сейчас жди артиллерийской подготовки. Денек наверняка будет «веселый»…

Артподготовка продолжалась недолго, но была довольно интенсивной. Во время ее к бронебойщикам прорвался комиссар батальона, старший политрук Бухтияров.

— Ребята, вчера вы сражались отлично. Ни один танк не ушел. Не подведите и сегодня. Я и комбат надеемся на вас, — говорил он, переходя от окопа к окопу.

То ли Горшков, то ли Репнин крикнул:

— За нас не беспокойтесь. Хватило бы патронов.

…Впереди шли танки. За ними — автомашины с пехотой. Танки, их насчитали двадцать семь, вначале двигались колонной по дороге из Камышинки. Потом начали развертываться перед позициями батальона. Пехоты наступало до двух батальонов.

Командир роты приказал Буланову спешно выдвинуться всем взводом на передний край.

Было известно, что без пехоты немецкие танкисты идут вперед не очень охотно, а пехота предпочитает прикрываться броней танков. Вывести из строя танки, значит выиграть бой.

Передвигаться по открытому склону высоты было чрезвычайно трудно. Гитлеровцы продолжали вести по боевым порядкам батальона такой уничтожающий артиллерийско-минометный огонь, что спасение было только в глубоких укрытиях.

— Быстрей, быстрей, ребята! — стараясь перекричать грохот разрывов мин и снарядов, подгонял Буланов бронебойщиков.

Заметив их передвижение, гитлеровцы открыли прицельный огонь. От вражеской пули погиб сержант Фоминых.

— Еще немного, орлы! — кричал Буланов. И бойцы, прикрываясь дымом от разрывов снарядов и мин, короткими перебежками продвигались вперед.

Расположив расчеты, Буланов приказал:

— Окапываться, быстро!

Старший сержант торопил людей и сам работал до мозолей. Тут уж не до полного профиля. И не до того, что, как учили, самый удобный окоп для ПТР — в форме «Г». Лишь бы можно было вести огонь: вражеские танки совсем рядом.

И вот послышались первые выстрелы бронебоек. Вчерашний бой не прошел даром. Бронебойщики использовали малейшую возможность для ведения огня.

Младший сержант Горшков несколькими выстрелами подбил первый танк. Две вражеские машины загорелись от огня Репнина. Но стрелять было почти невозможно. Немцы засекли выстрелы и били из минометов. Осколком мины Горшкову перебило ногу. Тяжелое ранение получил его напарник красноармеец Сединин. А через некоторое время Буланов узнал о ранении Репнина.

Укрываясь дымом и пылью, старший сержант перебежал в окоп Фарафонова.

— Патроны! Давай патроны! — прокричал Буланов контуженному бойцу. И сам начал бить по надвигающимся машинам. Сколько сделал выстрелов — не считал, но лобовая броня не поддавалась и никак не удавалось попасть в гусеницу.

Из четырех расчетов остался только один во главе с ним, Булановым. И старший сержант, будто решив постоять за весь взвод, то и дело кричал Фарафонову:

— Патроны! Патроны!..

А танки, маневрируя, продолжали двигаться. По ним била наша артиллерия. Их становилось все меньше. Но они наседали и наседали. И если бы прорвались через боевые порядки батальона, могло случиться непоправимое…

Вот он прет прямо на окоп. Белеют ненавистные кресты. Сейчас эта стальная громадина навалится прямо на них…

Заметив тревогу Фарафонова, Буланов кричит во весь голос:

— Ничего, парень! До последнего патрона!..

Выстрел. И бронированная махина, не добравшись до окопа всего несколько метров, закрутилась на месте. Танкисты выскакивают из ее чрева.

— Стреляй их, сволочей!

Буланова снова нащупали немецкие минометчики. Две мины разорвались метрах в трех, забросав бронебойщиков землей и камнями. Третья плюхнулась у самых ног.

«Ну, сейчас!..» — пронеслось в голове Ивана. Фарафонов еще сильнее уткнулся в край полуразрушенного окопа…