Случайный трофей Ренцо (СИ) - Бакулина Екатерина. Страница 6
— Зачем она тебе, Ренцо? Ты с ней не справишься.
— Она мне нравится.
Тэд хмыкнул, налил себе сока апельсинового в стакан, поднял, чуть погрел в ладони, словно коньяк. Глянул на Ренцо.
— Нравится? И все?
— Этого вполне достаточно.
— Как женщина? Ну, тут я, конечно, понимаю тебя… А твоей жене вряд ли понравится, тебя выгонят из дома вместе с этой девчонкой.
— С женой я как-нибудь разберусь, не волнуйся. Чего ты хочешь?
Тэд отпил сока и чуть заметно скривился.
— Продай мне ее, — сказал он.
— Нет, — сказал Ренцо.
— Почему? Она досталась тебе случайно, ты ее не хотел. Ты с ней не справишься, посмотри на нее… Ты ведь, наверняка, не спал ночью, и вовсе не от того, от чего мужчина не спит рядом с женщиной. Долго продержишься? А я хорошо заплачу за нее.
— Нет. Нужно было покупать ее у Тони, он бы продал с радостью. И даже клетку бы к ней продал.
На вчерашнюю грязную и замученную Гарпию легат даже не смотрел. Не удивительно. Сейчас даже поверить сложно, не узнать. Конечно, она все еще страшно худая и напряженная, но щеки порозовели и огнем горят глаза. У нее молочно-белая кожа с россыпью веснушек, тонкий нос, высокие скулы… ресницы такие длинные и черные. А волосы рыжие-рыжие, лежат волнами по спине.
— Думаешь, она благородных кровей? — сказал Тэд. — Хочешь найти родню и получить за нее выкуп? За такую можно получить много… А? Кто ты, красотка?
Мэй подняла на него глаза, встретившись взглядом.
— Никто, — твердо сказала она.
— Да? — Тэд удивленно поднял бровь, ухмыльнулся, и взгляд, все же, отвел первый. — Она не хочет домой, Ренцо. А кто твои родители, девочка? Как тебя зовут?
— Мои родители умерли, — сказала она, спокойно и ровно.
— Сирота? И никто тебя дома не ждет? Печально… — сказал Тэд. — Может, и правда так… Сбежала из дома? Увязалась за каким-нибудь красавцем, который наобещал тебе любви до гроба, обесчестил и бросил в полях? И теперь стыдно смотреть в глаза родным? Так? Или твой жених тебя не уберег?
Мэй чуть вздрогнула, Ренцо видел, как это задело ее. Правда? Зрачки чуть расширились. Она молчала, глядя легату в глаза, и в ее глазах, золотых, была холодная ненависть.
— Хватит, — сказал Ренцо. — Война едва закончилась, погибли многие. Она действительно могла остаться одна. Не лезь к ней.
— Тебе не интересно, кто она? — удивился Тэд. — Это может быть важно.
— Может быть.
— Родне ты ее вряд ли продашь.
— Оставлю себе.
Тэд покачал головой.
— Сколько ты уже отдал за нее? За все? Тысяч десять? Да тут целый гарем купить можно, и развлекайся вволю. И ведь наверняка придется еще. Хочешь, я дам тебе за нее двадцать?
— А тебе она зачем?
— У меня есть кое-какие мысли.
— Мысли у меня тоже есть, — Ренцо отложил приборы и поднялся на ноги. — Ты закончил, Тэд? Можешь доесть, если хочешь. А нам пора собираться. Мэй, идем.
Она поднялась очень быстро, не пытаясь возражать. Быстро, но изящно, одним движением.
— Мэй, да? — легат широко ухмылялся. — Имэйдаль?
Она вытянулась и замерла. Но ведь просто имя. Мало ли таких в Джийнаре? Да каждая пятая — Имэйдаль, «Лисичка».
— Пойдем, — Ренцо взял ее за руку и потащил прочь. Она не сопротивлялась.
Рискованно…
— Стоять! — рявкнул легат. — Я еще не закончил разговор, трибун!
— Тогда давай закончи его сейчас, — сказал Ренцо.
— У тебя отвратительные манеры, трибун, — Тэд откинулся на спинку стула, чуть склонив голову на бок. — И совсем беда с субординацией. Был бы ты хоть реально знатного рода, а то так… Не зарывайся. Здесь распоряжаюсь я.
— Я учту, — сказал Ренцо.
Он вел Мэй за руку. Подальше… К лошадям. И хватит.
Солдаты уже строились в поле, вещи почти собрали.
— Ты поедешь со мной, — сказал Ренцо. — В одном седле. Вариантов не много. Если в повозке, вместе со слугами, то придется крепко связать тебя, чтобы никаких глупостей, и мне не приходилось отвлекаться в дороге. Или ты могла бы идти рядом, но тогда тоже придется следить. Так что в седле лучше всего.
Она молчала.
Щеки совсем бледные.
Возможно, легат в чем-то прав.
— Не хочешь рассказать о себе? Кто ты и откуда. Возможно, тебя на самом деле выгоднее вернуть домой?
Что-то сверкнуло в ее глазах. То ли слезы, то ли ярость. Ее рука в его руке напряглась, но дергаться и вырываться она не стала. Ренцо выпустил сам.
— Нет, — твердо сказала Мэй. — Я сирота. У меня никого нет.
6. Пленница
Ей до сих пор казалось, что она чувствует прикосновение его пальцев на своей руке… теплых, сильных… Так странно…
Ренцо посадил ее на лошадь и запрыгнул сам.
Ее спина касалась его груди и живота, и… Мэй даже попыталась отодвинуться, но отодвигаться было некуда.
— Сиди спокойно, не ерзай, — сказал он.
Его дыхание у самого уха.
Руки Лоренцо почти обнимали ее, держа поводья.
Деваться некуда. Но Лоренцо не делал ничего такого, просто сидел рядом, даже сам старался поменьше касаться ее, насколько это возможно. Но это сейчас… Не то, чтобы она ему доверяла, но пока не было повода… Мэй терялась и не могла решить.
Немного радовало, что Лоренцо одет теперь по всей форме, еще и строгий темно-синий сюртук с трибунскими нашивками, застегнутый на все пуговицы — это добавляло чуть больше расстояния между ними, пусть и формально. И портупея… рукоять меча ощутимо задевала ее бедро, напоминая…
Но связанной, в повозке со слугами, пожалуй, еще более унизительно. Так, по крайней мере, верхом… Вместе с врагом. Она просто пытается найти оправдание своей слабости. Совсем недавно она была готова умереть, но лишь чуть-чуть отпустило, и возвращаться в клетку было невыносимо страшно.
Мэй пыталась представить, что сделала бы ее мама на ее месте, и не могла. Наверно, просто не могла представить маму рядом с чужим мужчиной. Не могла представить маму связанной и избитой.
«Скачи и не оглядывайся», — сказал ей отец на прощание. Ее вывели из крепости тайными путями. «Ты должна жить, не бойся ничего. Если твой брат уцелеет в этой бойне, он найдет тебя».
Найдет. Возможно, проще всего было бы назвать легату свое имя, но это сразу поставит Дина под удар. Это даст им шанс надавить на него, а ему и так сейчас нелегко. Мэй не позволит.
— Ты хорошо держишься в седле, даже без стремян, — тихо сказал Лоренцо.
Они ехали мимо строящихся рядов, когорта за когортой отправляющихся в дорогу. Лоренцо говорил с центурионами, солдатами, другими трибунами, префектом… Мэй не всегда понимала, кто из них кто, от нашивок и золотых орлов рябило в глазах. Лоренцо говорил и вел себя так, словно был один, словно Мэй не было рядом — только о делах, пропуская мимо ушей все соленые шуточки. И даже на совсем уж прямые вопросы отвечал уклончиво, что «все как надо». Мэй краснела. Хотя тоже старалась держаться, держать спину и невозмутимое лицо, но щеки пылали.
Не стоило. Лучше в повозке… Но теперь уже поздно что-то менять, все видели. В следующий раз она будет умнее.
Лагерь собрали, легион тронулся, Лоренцо перебрался в начало колонны.
Он держался чуть в стороне, не разговаривая ни с кем дороге… светило солнце… лошадь — огромная черная кобыла, мерно покачивалась… Мэй и не заметила, как начало клонить в сон.
Проснулась внезапно, и так же внезапно поняла, что ее крепко обнимают чьи-то руки. И чей-то подбородок у ее носа, совсем близко. Вскрикнула, резко дернулась со всей силы. Только потом поняла…
Лошадь, испугавшись, всхрапнула, едва не встав на дыбы, едва не сбросив, затанцевала не места. Но он удержал. И лошадь, и Мэй, едва не вылетевшую из седла.
— Тихо, тихо, ты чего?
Она выпрямилась, и он отпустил, убрал руки. Да она просто уснула у него на груди, а он поддержал, чтобы не упала. Стало стыдно.
— Сон приснился, — буркнула виновато.
— Ничего страшного, — сказал он, потер ушибленный подбородок, по которому Мэй успела заехать в панике. — Ты только постарайся больше так не дергаться, а то мы с тобой вместе с лошади полетим.