Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard". Страница 34

Лирет остановилась на мгновение, окинув горящим взглядом зрителей. Вот же где крылся ответ! Девушка поняла, для чего всё это нужно: она непременно должна была стать той светлой частью самого пасмурного дня! Эта музыка определённо имеет право существовать.

Лирет больше не боялась ни себя, ни своей музыки. Вот так запросто отправиться в центр города и начать спонтанный сольный концерт теперь ничего не стоило. А в один день девушка даже имела дерзость встать под окнами ненавистной музыкальной школы и начать играть. Как только в одном из окон появлялась угрюмая физиономия Ларка, Лирет корчила рожицу и благоговейно наблюдала за тем, как у любимого учителя от такого немыслимого оскорбления вытягивается лицо. Да как так можно? Безобразие! Один раз она даже осмелилась бесстыдно показать неприличный жест, только потом пришлось дать стрекача от охранников и больше не появляться там. Зато та обалдевшая морда в окне ещё надолго запомнится. Это бесценное воспоминание. Так и нужно было этому Ларку.

Девушку со скрипкой можно было повстречать в любой день: в парке, на площади и даже на крыше какого-нибудь дома. Лирет даже не останавливали никакие страшилки о бесточенниках: она могла выбраться куда угодно и когда угодно, полностью игнорируя родительские запреты. Как с цепи сорвалась! Впрочем, тот вечер стал чистым листом, с которого непременно должна была начаться уже другая история, более яркая и красочная, наполненная смыслом и жизнью.

— Классная скрипка, — послышалось однажды со стороны.

Лирет только закончила очередной этюд на привокзальной площади, как к ней подошла высокая спортивная девушка с туго завязанным конским хвостом чёрных волос. Скрипачка смущённо заулыбалась: редко кто говорил вслух комплименты.

— Ты симфонике учишься? Давно? — поинтересовалась незнакомка.

Она выглядела на два-три года старше: наверняка студентка.

— Уже нет, меня исключили из музыкальной школы, — с натяжкой улыбнулась Лирет.

— Серьёзно? — у той от изумления округлели глаза. — С таким ритмом и яркой иллюзией исключили?

— Классическая музыка по требованиям у меня не выходит, — пожала плечами девушка. — А моё, авторское, им неинтересно.

— Погоди, ты эту музыку сама придумываешь?

— Да, иногда импровизирую на ходу.

— Ну ты даешь! Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

— Я Жане, кстати, лидер танцевального коллектива. Может, ты слышала про «Гладерис»?

— Припоминаю. Кажется, видела на летнем фестивале ваш народный соликанский танец.

— Верно.

— А я Лирет, я… просто Лирет пока что.

Они обменялись рукопожатием.

— Вот чего, Лирет, заглядывай к нам как-нибудь, — вдруг предложила Жане. — Знаешь, где танцевальная студия находится?

— Кажется, знаю, но я не танцую, к сожалению.

— Ты делаешь классную музыку, — отметила Жане. — Есть одно предложение, тебе это должно понравиться.

Почему бы и не попробовать? Терять нечего, а времени ещё уйма, тем более что дома под одной крышей с ворчливой мамой теперь было невыносимо оставаться. Они ругались чаще, чем когда-либо, и повод взрастал в конфликт всё из одного и того же корня. Лирет и сама не заметила, как из человека домашнего она превратилась в человека вольного, открытого миру — в того, кому хотелось быть замеченным. Наверное, опять же мама постаралась. Ничего она не понимала!

Как позже стало понятно, в музыкальной студии скрипачку очень даже ждали, пускай вначале Лирет и сомневалась, идти ей или нет. Обрести в один день много друзей — ещё месяц назад она могла принять эту мысль за нелепость. В основном коллектив составляли студентки младших курсов и старшеклассницы — все они были довольно радушными.

— Мы решили сделать свою интерпретацию соликанского танца, я уже продумала все движения, — говорила Жане. — Танец в буквальном смысле огонь, только никак не можем подобрать музыку, но если нет музыки, то ничего не остается, кроме как написать свою.

— Музыка для танца? — растерялась Лирет. — Честно, я даже не знаю…

— Просто посмотри на наш танец и попробуй услышать звук для него в своём сердце, — кивнула та. — Девочки, танцуем!

В зале зашевелился воздух. Лирет молчаливо наблюдала за танцующими стройными девушками и постаралась вообразить такой звук, который подходил бы движениям.

— Ну как? — вопросила Жанет, едва восстановив дыхание.

— Что-то есть, — вдумчиво кивнула Лирет. — Если я попробую сыграть какой-нибудь импровизированный соликанский мотив…

— На который мы наложим немного звуковых эффектов, — закончила мысль та.

— Это как? Придётся записывать музыку в студии?

— Нет, не придётся, у нас есть свой диджей, а ты будешь с нами на сцене творить симфонику.

— Разве не странно будет выглядеть, если я просто буду стоять столбом и играть?

— Нет, потому что ты не будешь стоять столбом.

— Мне придётся лежать?

— Ты будешь танцевать с нами.

— В смысле — танцевать?!

Лирет даже не успела дать волю сомнениям, как оказалась втянута во всё это. Прийти за одним, а нарваться на другое — испытания судьбы врывались в жизнь, как порыв ветра сквозь занавески. На самом деле девушка напрасно переживала: какая-никакая предрасположенность к танцам у неё всё же была, поэтому Жане не составило труда научить новенькую простым движениям. Домой Лирет приковыляла на дрожащих от напряжения ногах. В тренировках отыскался разве что один плюс: теперь можно было позволить себе лишний тортик.

Девушки из коллектива не один раз говорили, что симфоника как-то благотворно воздействует на них: избавляет от усталости и воодушевляет — порой никто из них не мог объяснить чувство душевного подъёма. Говорили, что ощущение напоминает тепло зажжённой свечи. Лирет невольно вспоминала случай с Алишей: действительно ли девочка излечилась благодаря музыке или то была случайность? Странная и неожиданная случайность. Девушка даже и не знала, что теперь стало с той бесточенницей, а когда приходилось вспоминать об этом, Лирет не могла принять мысль, что Алише теперь приходится жить в колонии.

С наступлением лета Лирет предстояло вспомнить, что такое сцена, но не та мрачная сцена в зале музыкальной школе. Площадь Солнечная, просторная, чтобы уместить полгорода зрителей, по праздникам украшалась сценой. Жане говорила, что когда выступаешь с кем-то, то страх отступает сам по себе. Лирет все думала: сможет ли она погрузиться в свою музыку так же, как получалось у неё обычно. В груди колотился молот, когда девушка шагала следом за нарядными танцовщицами. Страх страхом, но отыграться нужно было. Только мало кто знал, что после выступления «Гладериса», после элементов симфоники, публика всколыхнётся бурными овациями и попросит продолжения зрелища. У Лирет даже и в мыслях не было, что её самая что ни на есть фальшивая симфоника способна творить такое.

Аплодисменты, аплодисменты, аплодисменты! Живые, бурные, как обрушившийся водопад. Сладкий звук, способный залечить старые раны непризнанного артиста. Звук, который, как показалось Лирет, поднимет из могилы мертвеца, пробудит от комы, содрогнёт землю и заставит плясать горы. Девушка окинула взглядом публику, подбрасывающую свист и восторженные возгласы. Не этого ли хотелось увидеть? Нельзя смотреть туда, но Лирет не могла.

Там, позади всех… Белый силуэт, которого мимолётом окинул свет прожектора, промелькнул, как мираж, и растворился в голосах и лицах. Странное белое пятно, которое Лирет самым случайным образом замечала среди толпы, всегда появлялось на её выступлениях.

Белое пятно, похожее на светлячка среди тёмных пастей голодных волков…

— В консерваторию тебе надо с такими способностями, — говорила Жане. — Постоянно по каким-то танцевальным концертам — не дело, не прибыльно вообще. Тебе надо в мир, на большую сцену.

— В консерваторию жесткий конкурсный экзамен, — вздохнула Лирет. — Там только классическая музыка, а мне, по их мнению, далеко до «высокой» музыки, аж обидно.