Первые шаги (СИ) - Непейвода Софья Николаевна. Страница 4

В тот же день, когда я очнулась, в палату принесли компьютер для занятий с программой обучения языку: показывала картинки, озвучивала соответствующий предмет или действие, и одновременно сбоку в углу экрана демонстрировала, как это пишется. А также легко переключалась на режим проверки. Интенсивность занятий сильно подхлёстывал информационный голод и невольное одиночество. Очень тяжело жить, когда никого не понимаешь и сам объясниться не способен. Медперсонал активно помогал обучению, говоря простыми фразами и стараясь добиться, чтобы я уяснила их смысл. Да и сам язык был проще, чем казался вначале. Но всё равно до того, как удалось изучить его на достаточно хорошем уровне, прошло несколько месяцев.

Некоторые детали местной лингвистики вызвали недоумение. Например, термин, имеющий значение «передвигаться» или «перемещаться», применяли в повседневной жизни гораздо чаще привычного «идти» — последнее употребляли только когда хотели подчеркнуть, что передвигаться надо с помощью ног. А вместо «говорить» использовали краткое на их языке слово «меняться информацией», которое обозначало все виды передачи: звуковой, письменный, с помощью жестов, прикосновений, запахов и так далее. Мужской и женский род присутствовали, как, впрочем, и двуполый, лишённый пола и ещё несколько, но они употреблялись, только когда хотели подчеркнуть эту особенность, в остальных случаях использовался род неопределённого пола. И ещё, к собеседнику всегда обращались на «ты». «Вы» служило не выражением уважения, а лишь обозначением множественного числа. В результате обыденная речь имела примерно такой вид:

— Меня «передали информацию» «передать информацию» тебе, чтобы ты «переместилось» в физиокабинет, где с тебя хочет «собрать информацию» новое врач.

Ещё больше, чем лингвистические тонкости, меня удивила новость, что разумных видов здесь не один и даже не десяток, а гораздо больше — по крайней мере, судя по некоторым проигрываемым обучающей программой сценкам. С другой стороны, в этом случае особенности языка можно объяснить необходимостью наладить общение между представителями сильно отличающихся видов.

Скорее всего, благодаря большой практике и ещё тому, что других вариантов не было, я довольно быстро приспособилась почти ко всем местным лингвистическим изыскам, мысленно проассоциировав для себя с привычными терминами. В результате, многие русские слова приобрели два, а то и больше чётко разграниченных смысла, например, «человек» как разумное существо, «человек» как представитель какого-либо отдельного разумного вида, и «человек» как представитель вида Homo sapiens; или «идти» — перемещаться, «идти» — перемещаться по твёрдой горизонтальной поверхности и «идти» — перемещаться с помощью ног; «вы» — множественное число от «ты», «вы» — представители одного вида, «вы» — представители одной профессии и так далее.

За время, потраченное на изучение языка, я окончательно поправилась. По крайней мере, зрение восстановилось в полном объёме, а может и ещё лучше, и никакого дискомфорта в организме не ощущалось. Самым удивительным событием во время лечения оказалось смена зубов на новые. Старые просто выпали, как молочные, и под ними оказались молодые и здоровые. Да и внешне, судя по отражению в зеркале, сбросила добрых десять лет.

Но даже теперь, когда я более или менее понимала местную речь и могла объясняться, информационный голод не исчез. Медперсонал не желал поддерживать разговоры ни о месте, в которое меня занесла судьба, ни о своей расе или виде, ни о том, что ждёт меня дальше. Но, хотя дальнейшая судьба оставалась под большим вопросом, это не вызывало никакого беспокойства. Вряд ли кто-то тратил бы столько времени и усилий для того, чтобы поправить здоровье существу, которое в дальнейшем собирается убить. Да и вообще, вся жизнь в больнице протекала под эгидой умиротворения и без стрессов. Это само по себе было настолько для меня нехарактерно, что возникло подозрение, а не кормят ли тут сильным успокоительным? Но, во-первых, и эти мысли не вызывали негатива (даже если кормят, что в этом такого?), а, во-вторых, хотя ни тревоги, ни страха не ощущалось, заторможённости и сонливости я также не испытывала.

Окно же оказалось обманкой, на самом деле представляя собой ни что иное, как неглубокую нишу в стене. А ведь и картинка совсем как настоящая, и свежий воздух попадает, и звуки, и даже запахи... Примерно через месяц выяснилось, что заставку можно менять, выбирая из двух десятков стандартных. Так что порой за «окном» бушевало штормовое море, разбиваясь брызгами о скалистый берег, в другое время там виднелся пляж и спокойная вода; иногда я переключала картину на заснеженное редколесье, пустыню, холмистые луга или даже вид на зеленые равнины откуда-то с большой высоты.

День перемен

Другой мир

В один из дней, сразу после завтрака, меня пригласили на осмотр, что нарушало привычный, почти никогда не меняющийся распорядок. Кроме уже знакомого врача, в кабинете присутствовали ещё трое, из-за которых, судя по всему, и произошёл вызов во внеурочное время.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила одна из двух незнакомок, жестом предлагая садиться.

— Очень хорошо.

— У тебя иногда появляются подозрения в чужеродности возникающих мыслей?

— Нет.

— Когда ты в одиночестве, случается ли, что возникает ощущение чужого присутствия где-то рядом или даже внутри тебя?

А вот на этот вопрос я не смогла ответить отрицательно:

— Иногда да, но не внутри, а вовне и обычно только если нет уверенности, что рядом никого нет.

Врачи переглянулись.

— Расскажи подробнее, в каких ситуациях это происходит.

— На прогулке, например, иногда кажется, что кто-то идёт сзади. Или, если в палату дверь не закрыта, может создаться впечатление, что в коридоре кто-то есть.

Одна из женщин слегка нахмурилась, сосредоточено меня изучая.

— Можешь ли ты избавиться от этих ощущений, и если да, то как?

Я улыбнулась.

— Да, могу, и очень просто. На улице достаточно оглянуться, в худшем случае, оглядеться, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. А в комнате — выглянуть в коридор, а потом закрыть дверь. Это почти всегда помогает, и необоснованные подозрения уходят. Ну, или я убеждаюсь, что не такие уж они и необоснованные.

— Это в каком случае? — недоуменно поинтересовалась аборигенка.

— Если там действительно кто-то есть.

Врач облегчённо вздохнула и сделала жест, предлагая другим продолжить опрос.

— Не совершает ли тело непроизвольных движений?

— Конечно, совершает. — Все трое встрепенулись. — Например, если глубоко вдохнуть и не дышать, в конце концов оно выдохнет само. Или если вытянуть руку вперёд и долго её так держать, она начинает дрожать.

Комиссия переглянулась.

— Но ведь это нормальная реакция, — со смешанными нотками разочарования и радости сказал мужчина. Он достаточно сильно отличался от остальных и, скорее всего, принадлежал к другому разумному виду.

— Но непроизвольная, — указала я. — Ненормальных для моего организма непроизвольных движений я за собой не замечала.

— Непривычные внутренние ощущения, чувственные переживания?

— Да. Мне очень хорошо и спокойно, что нетипично для меня прежней, — я внимательно следила за выражением их лиц, и реакция врачей подтвердила предположение о внешней природе спокойствия. По крайней мере, это сообщение их не взволновало совершенно, а один и вовсе слегка улыбнулся, как будто так и надо.

— Провалы в памяти? Воспоминания, которые появились непонятно откуда?

— Провал только один: я не помню, как сюда попала, — так, похоже, что и этот ответ их не удивил.

— Необычные сны?

Вопрос заставил задуматься. Да, сны мне с того момента, как я сюда попала, снились яркие, цветные, очень живые. От них оставалось ощущение свободы, полёта, дождя, ветра и гармонии с природой. Но вот о чём они были, мне так ни разу и не удалось вспомнить. После пробуждения от них оставался только след, впечатление, а сам сон ускользал, чтобы, что нередко случалось, вернуться на следующую ночь. Это и попыталась объяснить собравшимся.