Ты пойдешь со мной? (СИ) - "KesSaly". Страница 24

Я сама не заметила, как начала приплясывать в такт воображаемой музыке, под которую так лихо отплясывала она. Тут Ирма запела какую-то залихватскую песню о пастушке и хромом поросенке. Я подхватила мотив и запела с ней в унисон, да так складно, словно знала эту песню всю жизнь. Слова сами слетали с языка, а мотив был до того веселый, что ноги понеслись сами по себе. Мы закружились в танце, распевая во все горло и хохоча, словно сумасшедшие. Бросив все дела, мы скакали вокруг стульев и стола, все громче и громче распевая простенький мотив и по-деревенски незамысловатые, местами пошловатые, но такие сочные и красочные куплеты старой песни. Музыка кружила нас, звеня в головах, опьяняя словно спиртное, и в какой-то момент земля ушла у нас из - под ног. Мы воспарили над каменным полом, как самые настоящие ведьмы! Мы взвизгнули, засмеялись и запели громче прежнего. От этого стало еще веселее и, прибавив скорости, мы дошли до кульминации песни о развеселой пастушке и неунывающем хромом поросенке. Ножи, тарелки и даже тяжелые стулья вдруг воспарили в воздух и понеслись с нами в бешеном хороводе. Все вокруг завертелось, музыка оглушала нас, мы пели, визжали и смеялись от восторга. Мы с Ирмой искрились, словно бенгальские огни, разливая вокруг себя искры света и радости, такой чистой, такой первобытной, что казалось, вся вселенная крутится в такт с нами. Музыка! Смех! Танец! Счастье! Музыка! Смех! Танец! Счастье! Музыка!

- Веселитесь, девочки? - услышали мы приглушенный голос откуда-то снизу.

В одно мгновенье все волшебство испарилось, словно его и не было. Все, что вертелось, кружилось и пело, застыло в воздухе, а в следующую  секунду со звоном, скрипом и страшным грохотом полетело на пол. Мы плюхнулись следом, все еще не в силах остановить свой смех. С трудом поднимаясь на ноги и оглядываясь по сторонам, мы пытались понять, откуда звучит голос. Да уж, воистину были правы те, кто боялся ведьм в старые времена, и совершенно понятно, почему от трусости и бессилия жгли костры. Если женщина почувствовала в себе ЭТУ силу, она уже никогда не будет прежней, и этот огонь горит в ней всю оставшуюся жизнь. Почти одновременно мы повернули головы к высокой арке в дальней стене кухни, и тут же настроение мое испортилось, не оставив и тени улыбки на моем лице. Ирму же ничуть не смутило ни само появление Графа, ни холодный, полный надменной язвительности, тон его голоса и глаз. Она, все еще смеясь, поднялась на ноги, помогая подняться мне, а потом, вытирая руки о передник сказала.

- О, здравствуй, мой дорогой! - голос ее все еще звенел, но ощущение легкости и волшебства быстро испарялось из ее тела. - А мы тут вспомнили песенку про пастушку. Помнишь?

Граф, стоящий в проеме арки, грациозно и непринужденно подпирал плечом угол. Он хохотнул, кивнул головой, а затем бархатным баритоном пропел последние строчки:

- Вечер славный, вы мне любы, но пора и за ведром...

Ирма снова залилась хохотом, кивая головой и повизгивая "Да, да...". Граф тоже засмеялся, обнажая ряд идеально ровных белых зубов. Я не в силах была оторваться от губ, полноватых, безупречно правильной формы. Глядя на то, как искренне он смеется, как он расслаблен и доброжелателен, трудно было поверить, что еще несколько часов назад этот человек в неистовстве рвал и метал все, что попадалось ему под руку, разнося в щепки свой кабинет, рыча и сыпля проклятиями и заклинаниями направо и налево. Неконтролируемый сгусток ненависти - тогда, и само добродушие и величественное спокойствие - сейчас. Тут могло быть только два варианта, на мой взгляд - либо этот человек - монстр и тиран, со всеми вытекающими из этого прелестями вроде спонтанных повешений, четвертования попавших под плохое настроение и разбрасывания грязных носков по всем углам замка, либо он за что-то искренне и неистово ненавидит именно меня. Я отвела от него взгляд и машинально провела рукой по платку, который прятал мои исполинские уши.

Когда Ирма и Граф вдоволь насмеялись, переведя дух, Ирма пошла собирать уцелевшую посуду, а Граф, к моей досаде, вспомнил о моем существовании.

- Лера, у Вас прелестный головной убор. - сказал, медленно вышагивая в сторону тяжелого деревянного стола посреди кухни. - Вам очень идет.

Я бросила на него испепеляющий взгляд, но видимо недостаточно испепеляющий. Он лишь криво усмехнулся мне, смерив меня взглядом холеного, кормленого кота, и уселся на тяжелый деревянный стул, щурясь от удовольствия, которое доставляло ему издевательство надо мной. Я отвернулась и принялась самоотверженно помогать Ирме с уборкой, всеми силами стараясь не выдать маленький атомный взрыв ненависти в моей груди.

- Мне нравится, когда вы молчите. Молчание красит любую женщину, особенно на фоне Ирмы.

- Ах ты нелепость голубых кровей... - возмутилась Ирма и бросила в него полотенце. Граф ловко увильнул от него, ослепительно улыбаясь ей. Она, судя по всему, имела иммунитет к его чувственным губам, и никак не отреагировала на попытку очаровать ее.

- Ты же знаешь, у меня не голубая кровь.

- Тогда просто нелепость. Самодовольная, избалованная нелепость.

- Не лишённая обаяния... - добавил он.

- Но напрочь лишенная совести. - ответила Ирма. - Расколдуй девчонку, немедленно.

Услышав эти слова Граф заметно оживился.

- А вот в этом то вся прелесть этого заклинания. - он сел поудобнее, закинув ногу на ногу, и заговорил, по мальчишески сверкая глазами от восторга и возможности поделиться чем-то, безумно интересным. - Заклинание срабатывает лишь тогда, когда человек чувствует себя виноватым. Если же человек полностью уверен, что ни в чем не виноват, заклинание не работает. И получается, что наша юная леди наказывает сама себя...

И вот тут я не выдержала.

- Знаете что? - я повернулась и вонзилась в него взглядом, надеясь прожечь в нем дыру. - Не знаю, кто наделил Вас даром волшебника, но он явно сделал это, не подумавши. Или на пьяную голову. Так или иначе, вы совершенно лишены совести и хоть какого-то сочувствия, а свой дар тратите лишь на потеху собственному самолюбию. Вместо того, чтобы хоть чем-то помочь, вы оттачиваете свое мастерство на человеке, который ничем не может Вам ответить. Вы выбрали себе не равного соперника, а куклу для битья. Нашли чем гордиться.

Тут его улыбка несколько померкла, но он как - будто не удивился моим словам. Не так, чтобы он расстроился, но огонек задора затих в его глазах, уступив место задумчивости. Он ухмыльнулся, но как-то странно, словно позабавили его не мои слова, а его собственные мысли, и сказал, очень тихо.

- Вы напрасно недооцениваете свои силы, Лера. Поверьте, ваша магия не уступает по силе моей, и к моему великому отчаянью, мне остается лишь обороняться.

Сказав это, он поднялся со стула и молча вышел из кухни. Воцарилось гробовое молчание. Я смотрела ему вслед. О чем он говорил? Ничего не понимаю. О своей магии я впервые слышу, и уж тем более для меня новость, что магия эта сильна. Я посмотрела на Ирму в надежде, что уж она-то поняла, о чем говорил Граф, но выражение ее лица окончательно сбило меня с толку. Она тоже смотрела в темноту арки, где только что скрылся из виду Граф, и на ее лице была странная смесь удивления и материнской нежности. Словно сын, который вечно ввязывается в неприятности, принес домой пятерку по русскому языку и ромашку. Я открыла было рот, чтобы выяснить, что все это значит, но тут в кухню вошел Косой. Быстрым шагом он подошел к столу, взял тарелку с хлебом в одну руку и вазу с фруктами в другую, и, бросив на ходу "Пора накрывать", скрылся так же быстро, как и появился. Словно очнувшаяся от гипноза, Ирма встрепенулась и схватилась за чашки и столовые приборы.

- Помогай, солнышко, а с ушами мы что-нибудь придумаем, не переживай. - и она выбежала из кухни вслед за Косым.

Когда мы уселись за стол, за окном уже стемнело. Компания подобралась на редкость странная. Своей натурой мы бы сильно порадовали какого-нибудь художника-авангардиста, до того разношерстная собралась публика. Сногсшибательная и высокомерная до кончиков пальцев Амалия сегодня выглядела особенно шикарно, перекинув через левое плечо искусно заплетённую косу, с ярко-красной помадой на пухлых губах. Добродушно-улыбчивый, излучающий спокойствие и вселенскую умиротворенность Граф, всем своим видом напоминающий шаолиньского монаха, познавшего - таки, высший смысл бытия. Болтающая и хохочущая одновременно, Ирма, неизвестно когда успевающая еще и есть. Молчаливый, как мраморное изваяние, Косой. Я - все еще пребывающая в легком недоумении.