Ты пойдешь со мной? (СИ) - "KesSaly". Страница 9

За окном стемнело, а Влад все говорил. Даже удивительно, что за все это время он не потрудился найти себе друга. Такой болтун! У меня самой силы уже закончились, и я лишь слушала, как изрядно уставший, но счастливый Влад тихо разговаривал то ли со мной, то ли с самим собой. Я смотрела на горящий в печи огонь и чувствовала, как его тепло разливается по комнате, грея наши голые пятки и счастливые лица. Все мое тело ломило от усталости, но с каждым глотком душистого, сладкого, крепкого чая усталость отступала, оставляя во всем теле приятную легкость, правда, в отличие от ягод, крепко прижимающую тебя к земле. Я тайком поглядывала на Влада. Его загорелое лицо, прищуренные глаза и легкая улыбка на губах делали его похожим на сытого, довольного жизнью кота. Такой молодой, совсем еще мальчишка, но уже такой приспособившийся.

- Чего косишься? - спросил он ленивым, сонным голосом.

- Постричься бы тебе.

Волосы, выгоревшие, спутанные уже сильно отросли и падали на лоб, почти закрывая глаза. Он убрал их рукой.

- И так сойдет.

- А откуда ты знаешь обо всех травах? Как узнал их свойства?

- Как, как... Опытным путем.

- Ты что, все пробовал на себе?

- Ну не все на себе, но большую часть.

- Ты с ума сошел? Наверняка есть ядовитые растения.

- Есть, конечно. Говорю же, я не все пробовал на себе, - сказал он, довольный тем, что сумел меня шокировать. - Обычное наблюдение и не более. Хотя, признаюсь, попался на ту же удочку, что и ты.

Я повернулась и посмотрела на него. Он улыбался.

- Так ты тоже ел эти ягоды?

- Да.

Он улыбнулся еще шире и, вроде бы, слегка покраснел. Я не выдержала и захихикала, я через секунду мы хихикали оба.

- Ну, - проговорила я, давясь хохотом. - И как это было?

- Как, как? Меня-то некому было привязать. Иду, значит, ем эти, чертовы ягоды, и чувствую, как задница поднялась выше головы. Ну, и трухнул тогда, скажу я тебе.

Теперь мы оба хохотали в голос.

- Далеко улетел?

- Улетел бы, да вовремя схватился за ветку.

- Долго висел?

- Два дня.

Мы хохотали, буквально надрываясь от смеха, и только когда наши лица по форме и цвету стали напоминать зад орангутана, мы, задыхаясь и утирая слезы, начали успокаиваться. Приступ смеха окончательно обессилил нас, но я все еще периодически сотрясалась в тихом хохоте, представляя себе, болтающего над головой ногами Влада, ругающегося на чем свет стоит.

Наконец мы оба замолчали, глядя на то, как догорают в печи последние угли. Я уже собиралась подняться со стула и идти спать, как Влад тихо заговорил:

- Знаешь, провисев там двое суток, я окончательно понял, что я здесь абсолютно один, - сказал он так тихо и спокойно, что мне стало не по себе.- Небо было чистым, и я прекрасно все видел. На многие километры, сколько хватало глаз, никого. Ни одной живой души. Поэтому я так удивился, когда встретил тебя.

Я смотрела на него, не понимая, почему не могу выдавить из себя ни словечка. Все нужные слова, как тараканы, разбежались по разным углам, лишь междометья сиротливо жались друг к другу и тряслись. В голове звенела тишина, которая не давала мне сосредоточиться и собрать мысли в слова, слова в предложения, и наконец, сказать уже хоть что-нибудь. А потом нахлынула куча вопросов, которые я так и не осмелилась задать, вроде «Как ты вообще сюда попал?» и «Где твои родители?», но я, естественно, не задам их и в этот раз. И тут, сама не успев понять, как это произошло, я выпалила:

- Ну, теперь нас двое, верно?

Он криво ухмыльнулся, а потом поднял на меня глаза и спросил:

- Надолго?

Я не находила слов, но знала, что выражение лица у меня сейчас жалкое. Откуда мне знать? Что вообще может сказать человек, понятия не имеющий, как он попал сюда и чьими силами? И тут он прочитал мои мысли:

- Как ты оказалась здесь? Откуда пришла?

Я открыла рот, как рыба, выброшенная на берег. Ну что я ему скажу? Что он живет в сказке и вообще, вполне возможно, является плодом моего воображения или частью прекрасного, но, как и все остальные, недолговечного сна? Я здесь так счастлива, что теперь уже не уверена, какая из реальностей настоящая. Почему-то, вспомнился урок по философии, где преподаватель говорила, что истин всегда, как минимум, две. Так может ли быть, что обе эти реальности и есть две моих истины? Ведь сейчас прошлая жизнь для меня не менее призрачна, чем сон, тающий с первым взмахом ресниц. И тут, непонятно откуда взявшиеся, с моего языка слетели слова.

- Я всегда была тут.

Господи, что я несу? Откуда вообще это взялось? Бред какой...

- Знаешь, мне тоже так кажется! - он оживился, словно я угадала, словно попала в точку, прочитав самое сокровенное, озвучив то, что он сам боялся сказать. Вот так поворот. Я не знала, что сказать, а он заговорил так быстро, что я поняла - он чему-то очень обрадовался. Знать бы - чему? - Такое ощущение, что ты всегда была рядом, но незаметно, как облако или тень. А сейчас ты словно обрела тело, словно...

Он умоляюще смотрел на меня, ожидая, что я найду нужные слова, скажу то, что вертится у него на языке. Глаза его кричали: «Умоляю, скажи, что я не сошел с ума! Что не свихнулся от одиночества, и ты понимаешь, о чем я говорю!» Но мне нечего было сказать. Не знала я, что за слово вертелось на кончике его языка. Я вообще не понимала, что происходит и лишь молча смотрела на него глазами умной, все понимающей, курицы. И тут он окончательно выбивает у меня почву из-под ног:

- Скажи, что не бросишь меня! - он, сам того не замечая, повысил голос, почти крича. Он отвернулся от меня и, глядя на догорающий огонь, повторил уже тише, но с какой-то отчаянной требовательностью. - Пообещай, что не бросишь меня. Что не исчезнешь так же внезапно, как появилась. Просто скажи, что ты останешься со мной и не дашь мне сойти с ума. Скажи, что не оставишь меня здесь одного...

У меня ком встал в горле. Он переводил взгляд с огня на свои руки, с рук на стену, со стены на пол и снова упирался глазами в огонь. Он боялся посмотреть на меня. Он желал бы сейчас провалиться сквозь землю, отмотать время назад и никогда не сказать того, что сказал, потому что мое молчание заставляет его чувствовать себя жалким, трусливым, беспомощным. Он в отчаяньи замотал головой, не веря тому, что действительно все это сказал вслух. Он с силой тер руками лицо. А я все молчала, глядя на его муки. Мне очень, очень хотелось сказать ему то, что он хочет от меня услышать. Но как я могу? Я не знаю, где я, не знаю, как меня сюда занесло и чьими стараниями, не знаю, сколько пробуду здесь. Как я могу ручаться за будущее? Даже если захочу, даже если из кожи вон вылезу, что мешает тому, кто отправил меня сюда, взять да ссадить меня на следующей остановке? И тут, взбешённая своей нерешительностью, я решаю - пусть будет так, и говорю:

- Конечно, я останусь.

Он посмотрел на меня и не поверил ни единому слову. Он ухмыльнулся:

- Ничего ты не можешь. Ничего не знаешь...

- Могу. Захочу - и смогу. Все на свете смогу, если захочу. И останусь с тобой. Не знаю - как, но мы с тобой не расстанемся, слышишь?

Он смотрит на меня и, всем сердцем, хочет верить. Пытается, заставляет голову поверить ушам. Он кивает и отводит глаза. А мое сердце колотится, руки вспотели, а в горле самая настоящая пустыня. Я пытаюсь привести в порядок мысли и чувства, но это не так-то просто. Я поворачиваюсь к окну, и тут же мерзкий холодок пробегает по спине.

- Влад... - прошептала я. - Там за окном...

- Что там? - спрашивает Влад, поднимаясь и вглядываясь в ночь за окном.

При свете луны огромная, густо поросшая длинной шерстью фигура, ясно выделяется на фоне ночной мглы. Огромные треугольные уши, толстая шея, широкая, крепкая грудь и невероятно мощные лапы, впивающиеся когтями в землю. Он сидит, не шевелясь. И я не знаю - почему, но абсолютно уверена, что его блестящие, как два чернильных пятна, глаза смотрят прямо на меня.

- Он не тронет нас, - говорит Влад, и по его голосу я услышала, что ему не страшно. Странно, но больше похоже на то, что он злился. - В дом ему не зайти.