Телохранитель (СИ) - Алмазная Анна. Страница 36

Значит, вот зачем она пришла? Побоялась за свое тепленькое местечко в замке.

Сразу стало легче и понятнее. И в то же время кольнуло душу разочарование, впрочем, чего Арман ожидал? Любви? От мачехи… среди архан немногие любили даже своих детей, а уж пасынка…

— Я не думаю, что вас это должно беспокоить, матушка, — мягко ответил Арман. — Наш род достаточно богат и достаточно силен, чтобы не бояться гнева повелителя.

— Наш род, мой мальчик, — тихо поправила Астрид, — это я, твой брат, твоя сестра и ты. И никто из нас не боится гнева Деммида, тебе хорошо бы это уяснить, мой мальчик. Но все тебе ли не знать, что богатство и власть мы получили за верность нашему повелителю.

Арман вздрогнул. Мачеха права и неправа одновременно. Да, Арман всю жизни верно служил повелителю и его наследнику, но… никогда не прислуживал. И не был их рабом. Все, что он делал, он делал согласно своему выбору, согласно своему понятию о правильном, мог пожертвовать всем… но не братом.

— Эта верность слишком дорого нам стоила, — сквозь зубы ответил Арман, и сразу же пожалел о своих словах: Астрид побледнела вдруг, встала и подошла к окну, все так же перебирая в пальцах желтый шарик персика. И в полумраке покоев она показалась вдруг такой молодой, такой беспомощной…

— Ты не понимаешь, — сказала она. — Мне так хотелось, чтобы все было бы иначе, видит богиня, так бы хотелось! Но и у тебя, и у меня, и у Рэми… на самом деле никогда не было выбора. Мой сын… родился наследником Виссавии, ее благословенным и любимым сыном. И с самого его рождения отец видел в Рэми наследника… хотя у меня и было двое старших братьев.

Было? Как же! И Арман не преминул чуть язвительно напомнить:

— У вас все еще есть старший брат.

И в глазах Астрид сразу же поселилась та самая печаль, которая частенько омрачала взгляд ее сына. Эрра. Но если печаль Эрра Армана сразу разоружала, но Астрид…

— Эл… Элизар… — тихо прошептала она. — Несчастное, запутавшееся дитя…

Он уж эти женщины… почему они всегда и во всех видят детей! Почему они всех и всегда жалеют! В особенности эти виссавийки! Лия, наверное, тоже пожалела бы… Эрр… брат тоже мог бы пожалеть, если бы перестал обижаться на свою богиню.

Виссавия, великая и мудрая, почему-то остановила Рэми и не дала ему убить Алкадия. Их врага. Врага, который теперь чуть было Рэми и не уничтожил! Арман вздохнул и, откинувшись на спинку стула, сказал:

— Он старше меня и давно мужчина. Мужчина, который достоин не уважения, а жалости… не совсем мужчина.

Персик выпал из пальцев Астрид, покатился по белоснежному ковру, и Арман нагнулся, чтобы поймать золотистый шарик, когда она тихо сказала… совсем не то сказала, что Арман ожидал услышать:

— Когда я тебя увидела в первый раз… ты был очень болен. Маленький котенок на руках твоего отца, который только что потерял мать… ты обернулся тогда и не хотел вновь становиться человеком, только боль в золотых глазах, непонимание было человеческими… и ты мяукал, хрипло, бесконечно, так, что сердце разрывалось… а когда я взяла тебя… вдруг успокоился и заснул на моих руках. А твой отец… посмотрел на меня с такой благодарностью… наверное, тогда я и влюбилась. В вас обоих.

Месяц за окном скрылся за тучей, колыхнулась вуаль туч, мягким уютом светились светильники, а Арман вздрогнул, не понимая. Но мачехи не прервал. Слушал… все еще не веря в услышанное.

— Женой твоего отца должна была стать моя сестра… но сбежала от него перед самой свадьбой. Отец рвал и метал, я — была счастлива, ведь я должна была занять ее место. Место о котором давно и страстно мечтала! И… твой отец, кажется, тоже… до сих пор помню, как нежен и внимателен он был. До сих пор не могу поверить, что его рядом нет и уже никогда не будет. До сих пор помню, как ты бегал за мной хвостом и не мог оторвать от меня ревнивого взгляда… ты ревновал даже к Алану. Ты называл меня «Рид», и рычал на каждого, кто пытался ко мне подойти. А потом ты вырос… и, наверное, перерос свою любовь к матери. У тебя появились друзья и твой… обожающий тебя братишка…

— Только не говорите, что вы меня любили, Астрид, — усмехнулся Арман. Не могла она любить, эти виссавийцы вообще никого не любят, кроме своего ненаглядного вождя и своей богини… никого…

— Любила? — с полузабытой ласковой улыбкой переспросила мачеха, и в глазах ее промелькнула… нежность? — Я и теперь люблю. Как я могу не любить сына Алана? Моего белокурого котенка с золотистыми глазами?

Бред какой! Арман смял в пальцах несчастный персик и медленно поднялся. Он не верил. Не хотел верить. Он не понимал, о чем она говорит, и почему именно сейчас? На самом деле боится, что он пойдет против повелителя? Настолько боится, что решила притвориться любящей мачехой?

Увы, Арман уже давно не дитя, которое способно в это поверить. Которому нужна материнская любовь. Он верил в нежную привязанность Лии, верил в твердую, братскую любовь Рэми, а вот в то, что мачеха его любила…

Ради богов, вот зачем эти игры? Это притворство?

— Вы меня бросили, Астрид, — без былой улыбки сказал Арман, мечтая скорее закончить этот ненужный им обоим разговор. Опасный разговор.

— Нет, мой мальчик, — ответила Астрид, заглядывая ему в глаза. Смело и открыто. И во взгляде ее Арман прочитал то же опасное упрямство, что частенько читал в взгляде Рэми. Ту же искренность… Боги… — Я не бросила тебя, а оставила одного. Но ты должен понять, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять. Рэми надо было спрятать, среди рожан, в темном лесу… и ему было там хорошо. Спокойно. Но ты… ты рожден гордым арханом. Ты рожден, чтобы править. Чтобы вести за собой людей. Ты бы зачах в этом покое… помнишь, как тебе нравилось учиться в магической школе, быть там лучшим? Помнишь, как ты возненавидел меня, когда пришлось вас, сыновей, забрать в затерявшееся в лесу поместье!

— Ты могла бы объяснить… — выдохнул Арман.

— Объяснить что? Что тебе, у которого было все, придется вдруг жить в тесном деревенском домике? Подчиняться какому-то не сильно умному архану или лишенному дара старейшине? Рэми смог, потому что не помнил, кто он на самом деле. Лия смогла, потому что она девушка и была слишком мала, чтобы что-то понять… ей хорошо там, где ее близкие. Я смогла ради Рэми и Лии. А ты… ты, уже тогда познавший власть, ты бы смог? Или бы ты хотел забыть все, чего тогда уже добился, чтобы последовать за братом? Простил бы ты нам такую жертву? Да и нужна ли была эта жертва?

И Арман отвел взгляд, поняв вдруг, что в ее словах много проклятой правды. Ему всегда нравилось быть арханом. Всегда нравилось ощущать бремя власти, ответственности в его руках, которая помогала и карать, и спасать. Всегда нравилось служить повелителю… боги, всегда!

А в лесу, где столько лет прожил Рэми… что он бы делал? Гонял бы волков по кустам с местными рожанами? Или работал бы в поле? Или служил бы в поместье или замке? Он и служил? Немыслимо!

— Да, я знала, что ты выжил, — продолжала Астрид, заглядывая ему в глаза. — Слышала от деревенских. Знала, что тебе было тяжело и прости меня за это. Знала, как опустошило твою душу одиночество, знала, мой мальчик, и все равно оставила тебя под присмотром повелителя. Потому что ты рожден быть главой рода, арханом, старшим дозора. Ты доказал, что способен на многое. Несмотря на молодость, несмотря на ларийскую кровь, ты стал кем стал… и я горжусь тобой. Всегда гордилась. И когда слышала о твоих успехах в школе, и когда ты… не понимая что делаешь, прибегал ко мне ночами… мой белый котенок. Одинокий и мяукающий, ты находил тогда в моем доме успокоение и силы, чтобы бороться дальше. Жить. Расти. Крепчать.

Арман пошатнулся, все еще не осмеливаясь поверить… он рос и крепчал под присмотром опекуна в забытом всеми богами поместье. Он превращался по ночам в зверя и бегал где-то… бегал до самого рассвета. Он возвращался домой едва живым от усталости и не знал, где он был… даже не помнил, что превращался в зверя… это все прекратилось лишь когда он вернулся в столицу, когда возглавил дозор. Когда научился превращаться осознанно…