С тенью на мосту (СИ) - Рос Наталия. Страница 45

Встрепенувшись, я, неловко поднимая ногу, чтобы не зацепиться оторванной подошвой об землю, поспешил за ней.

— Простите, Мария, меня интересует вопрос, — сказал я, поравнявшись с ней. — Скажите, вы поверили ему? Мальчишке этому поверили, что он не будет воровать больше? Понимаете, он же нагло врал. Знаете, как он меня обокрал? Он рассказал невероятно жалостливую историю о больной матери с таким лицом, что сама дева Мария поверила бы ему. С него хороший артист бы вышел. Я пожалел его и дал ему неплохие деньги, но ему этого мало оказалось, и он просто бесстыдным образом вытащил мой кошелек.

Девушка остановилась и внимательно посмотрела на меня.

— Вы хотите знать, поверила ли я ему? Я вам скажу так: этот мальчик и остальные дети, которым я преподаю, по большей части, все вруны. Они воруют и постоянно воруют. Как только у них появляется малейшая возможность что-нибудь стащить, что они делают? Да, они снова воруют. И я, естественно, никак не могла поверить в его слова. Поэтому, мой вам совет, никогда больше не верьте в слова детей, которые просят о помощи.

— Но, как не верить? — воскликнул я. — А что, если на самом деле ребенок попал в беду и нуждается в помощи?

— Тогда верьте, давайте то, что можете, жертвуйте, но не сожалейте о том, что поверили, когда вдруг случится так, что этот ребенок окажется лгуном, обманет вас, обкрадет или еще что-нибудь сделает. А дети, поверьте мне, могут сделать все, фантазия у них богатая. Здесь или не верить и не помогать, или верить и не сожалеть. Другого не дано, — она подняла грубый воротник своего пальто и, придерживая его рукой, снова двинулась быстрым шагом. Я поковылял за ней, стараясь не отставать. — Я, кажется, ответила вам на ваш вопрос, — сказала она, бросая на меня быстрый взгляд, — или вы еще что-то хотите знать?

— Нет, то есть да. Вам не кажется, что, может, этому мальчику и другим ворующим детям нужно другое место, не ваш интернат, а что-то вроде детской исправительной колонии. Я считаю, что совесть появляется у человека с рождения, и если ее нет в детском возрасте, то во взрослом она и подавно не появится. А человек без совести никогда не исправится. Это как трухлявый пень, который никогда не обрастет зелеными ветками.

— Не соглашусь с вами, я видела пни, оказавшиеся в благоприятных условиях, и впоследствии обраставшие молодыми зелеными побегами. И мы в интернате пытаемся создать эти самые условия для озеленения. Надежда всегда есть. Теперь, когда вы все узнали, я думаю, вы пойдете своей дорогой?

— Нет, мне нужно еще кое-что узнать. Мария, остановитесь, пожалуйста. Мне тяжело вас догонять. У меня небольшие проблемы с обувью.

Она остановилась, с любопытством посмотрела на мои ноги и ухмыльнулась:

— Кажется, ваша туфля изголодалась по свежему воздуху.

— Да, определенно. Она сейчас дышит и наслаждается не только свежим воздухом, но и грязью, которая успела уже подружиться с моим носком.

— Хорошо, я оцениваю ваше остроумие и жду последнего окончательного вопроса.

Вздохнув, я спросил:

— Скажите, вы знаете деревню Птичья долина?

Девушка изменилась в лице, нахмурилась и поправила шляпку.

— Откуда вы знаете про Птичью долину? — ее голос прозвучал настороженно, и она бегло осмотрелась по сторонам.

— Я бывал там, правда, один раз, но мне хватило, чтобы запомнить на всю жизнь. И мне, кажется, что я вас когда-то знал. Если я не ошибаюсь, вам сейчас должно быть как и мне — двадцать семь.

Она некоторое время молчала, напряженно всматриваясь в мое лицо, видимо разыскивая знакомые черты.

— Извините, вы обознались. Я вас не помню.

— Но все же совпадает, так? Вас зовут Мария, вы родились и жили в Птичьей долине. Если не ошибаюсь, у вас были братья, а еще отец и мачеха. Там неподалеку, где вы жили, были качели на дереве, мы там познакомились. Я приезжал со своим другом к вашей соседке. Не помню, как ее звали, такое странное имя…

— Ее звали Варида, — как эхо отозвалась девушка.

— Так и есть, ее звали Варида, — согласился я и улыбнулся. — Это значит вы, та самая Мария.

— Вы приезжали осенью, а потом Варида уехала с вами? Мне кажется, я припоминаю. Ах да, точно… Я помню вас. Вы были таким худым высоким мальчиком со светлыми волосами?

— Да, это я. С того времени мало что изменилось, разве что я теперь не мальчик и не такой худой.

— Но как вы меня узнали? — изумилась она. — Столько времени прошло, и мы сейчас находимся так далеко от тех мест…

— Я узнал вас, потому что вы приходили в нашу редакцию около месяца назад и приносили детский стишок о старике.

Она сначала удивилась, а потом, задумавшись, улыбнулась.

— Да, это я приходила. Глупая была затея, не то слово. Надо мной только посмеялись и выставили сумасшедшей. Но я все равно не понимаю, как вы узнали меня?

— Это долгая история. Вы не хотели бы где-нибудь присесть? Я вам все расскажу, и поверьте, у нас немало общего, о котором вы и не догадываетесь.

Мария, закусив губу, с сомнением на меня посмотрела, но все же согласилась на мое предложение. Мы прошли через высокую арку с кирпичными сводами, и, немного пройдя вперед, зашли в ближайшую кондитерскую, с окнами, выходящими на широкую улицу, за которой текла хмурая река с белыми островками льда.

— Здесь красиво, — сказала она, оглядывая помещение и снимая шляпку и пальто, не позволив мне помочь ей. Мы выбрали круглый маленький столик, стоявший возле широкого окна, украшенного бирюзовыми воздушными занавесками, и сели друг напротив друга. На ней было простое, темно-синее шерстяное платье с маленьким воротничком и манжетами. Волосы пшеничного оттенка беспорядочными прядями лежали на плечах и были чуть взъерошены на макушке, и она незаметно постаралась пригладить их ладошкой, когда я заказывал для нас чай и пирог с вишней.

С чего начинать разговор я не имел понятия. Мое красноречие разом покинуло меня, и я находил эту встречу такой особенной, романтичной и даже чудесной, что у меня язык не поворачивался начинать вспоминать странные и жуткие события, произошедшие с нами в прошлом. Поэтому я решил, что разговор о погоде будет самым лучшим началом беседы. После стандартных слов о необычайно ранней и холодной зиме, я спросил, какие фильмы она смотрела в кинотеатре. Она сказала, что не ходит в кинотеатры, и я рассказал о своих впечатлениях от просмотра последнего фильма. Мария вежливо кивала и маленькими глотками отхлебывала горячий чай, попутно обхватывая чашку ладонями, чтобы согреть руки. Они у нее были с удивительно тонкой, практически прозрачной кожей, под которой отчетливо выступали острые костяшки пальцев и голубые вены.

— Это все очень интересно, — мило улыбнувшись, сказала она, — но может, мы все-таки перейдем к той истории, из-за которой мы здесь оказались.

— Да, пожалуй, вы правы, — немного замявшись, ответил я.

— И прежде чем вы начнете, давайте будет обращаться на «ты», меня немного утомляет официальный тон, да и мы все же с вами ровесники.

— Да, конечно, давайте на «ты», — я снова замялся, не зная с чего начинать. — Ну, так вот…

— Давай я тебе помогу, так как все-таки ты узнал во мне ту самую девочку из Птичьей долины, которую видел всего один раз много лет назад?

— Когда я случайно увидел вас… тебя возле редакции, мне сразу показалось, что я где-то видел тебя раньше. А потом, когда я узнал обо всей этой истории со стихотворением и прочел его, я сразу подумал о тебе почему-то… Просто все, что ты описала там, случилось и со мной тоже.

Она нахмурилась, и начала задумчиво помешивать ложкой чай.

— С чего ты решил, что мое стихотворение как связано со мной? Разве оно не может быть просто фантазией?

— Нет, к сожалению, я знаю, что оно не фантазия, — я вкратце рассказал ей о событиях, произошедших со мной в детстве. — Потом, когда я уже выздоровел в доме своего опекуна, я написал письмо Вариде и попросил одного человека съездить в твою деревню. И как ты уже догадываешься, ответа я не получил. Мне рассказали, что случилось с ней и с твоей семьей. И вот, когда я прочитал твое стихотворение и узнал, что автора зовут Мария, мне почему-то показалось, что это можешь быть ты. Я сам не знаю, почему я так решил.