Импульс (СИ) - "Inside". Страница 25

— Да, слышала. — Кларк садится обратно в кресло и распахивает ноутбук. — Оттава, верно? — Она щелкает мышкой. — Трансатлантика. — Кривится. — Надеюсь, отправят первую. Не хочу трястись восемь часов над океаном ради пары дней нытья о том, как плохо мы делаем свою работу.

— Какую? — уточняет Дилан.

— Любую, — лаконично отвечает нейрохирург. — Да Нил поедет, у него проблем меньше, чем у нас. Без нас же тут все умрут. — Она фыркает.

Гилмор уходит первым, подхватив Демпа под локоть. Одного роста, галантно держащиеся друг за друга, со спины они походят на влюбленных; даже халаты у них одинаковые — с широкими полами, стрелкой на спине и едва заметным шелковым оплетением на лацканах. Сара бросает Кларк пару слов, забирает кипу папок и, обогнув все еще стоящую на месте Эмили, закрывает за собой дверь.

Они остаются одни.

Кларк снимает халат, ловким движением кидает его на вешалку рядом с дверью, проводит рукой по волосам, стучит каблуком по паркету и с головой погружается в ноутбук.

Мягко шуршит принтер, выплевывая листки; за окном лютует ветер, разбивается о тонированные стекла дождь; на черной тумбочке без единой пылинки лежат три карты — тех самых X, Y и Z; смятые подушки на диване, неровно стоящее кресло, разбросанные по столу Кларк бумаги.

И Лорейн — второй раз за день она приковывает все внимание к себе. Выпрямляется, расправляет плечи, разминает руки, взмахивая запястьями; звенит тонкая цепочка браслета, отзывается нытьем в груди Эмили.

— Нужно подготовить третью, — внезапно говорит Кларк, не отрываясь от монитора. — Через полтора часа там плановая, удаляем опухоль. Достаньте мне список занятости на пару дней вперед, нужно куда-то вписать Кэмерона, там вторая стадия. Займитесь этим.

Эмили соображает быстро — кивает, достает телефон из кармана, отправляет указания в SMS-ках самой себе: третья, полтора часа, список, Кэмерон.

— У Марка в воскресенье день рождения. — Кларк трет виски. — Нужен подарок. Моссу нужно отправить статистику за последний месяц.

— Статистику по чему? — уточняет Эмили.

— По вашей недалекости, Джонсон, — огрызается Кларк. — Включите мозг. Смертности, конечно.

Эмили замолкает.

— Помогите Саре с бумагами, она скоро умрет под папками. Нужно заполнить и принести мне на подпись.

Она поднимается с кресла, потягивается — футболка задирается, обнажая кожу; ребра сильно выступают вперед; Эмили видит очертания белья: кружева, она и не сомневалась — будто бы Кларк может носить дешевый хлопок.

Лорейн подходит к шкафу, открывает левую створку и достает еще одну папку:

— После операции…

Дверь распахивается, громко ударяясь ручкой об стену, и Эмили от испуга роняет телефон.

Снова.

Она почти видит, как в щепки разлетаются клавиши, на тонких проводках повисает дисплей, отлетает в угол центральная кнопка. Тихо ойкнув, она юркает за шкаф — именно это спасает ее от гнева временно исполняющего обязанности заведующего невролога.

Эндрю влетает в кабинет, и воздух вокруг пропитывается сладостью парфюма; белый халат вальяжно накинут на плечи, рукава черной рубашки закатаны до локтей, оголяя большой циферблат часов на левой руке.

На стол с грохотом падает папка.

Кларк молча смотрит на невролога.

Проходит минута.

И только тогда он замечает Эмили.

— Джонсон, опять без халата, — вкрадчиво цедит он. — Что, забыли, где работаете? С вашей историей это неудивительно. Как насчет…

Кларк одним движением сдергивает белую ткань с вешалки и накидывает на плечи медсестры.

Эмили делает глубокий вдох.

Сердце начинает отчаянно биться; кажется, что еще чуть-чуть — и проломит грудную клетку, вырвется наружу, упадет на пол кровавым ошметком.

Халат еще хранит тепло тела Лорейн — это чувствуется даже сквозь тонкую водолазку. Кончиками пальцев Эмили тянет его чуть вниз, позволяя свободно опуститься на плечи — на манер всех взрослых.

А оно все не утихает — корежит изнутри, пульсирует, перемыкает; Лорейн что-то язвительно говорит Моссу, тот еще раз злобно смотрит на Эмили, но отворачивается; а она все так и стоит — вот он, белый халат нейрохирурга, прикоснись, пощупай, вдохни запах — хинин, кофе, лимон. Напряжение, сбой, неровный ритм, в мгновение сухие губы.

Мосс уходит, оставляя Кларк папку и еще десяток бумажек сверху.

— Джонсон, — выдыхает Лорейн. — Где халат?

Она все еще не может пошевелиться, только жмурится и быстро-быстро качает головой; прикосновения ткани к коже так приятны, слишком приятны; а у Кларк, стоящей в сантиметре от нее, бесконечно серые, с черной подводкой глаза; длинные, тянущиеся к небу ресницы; и пепельно-розовые губы, выговаривающие почти по слогам:

— Вы что, опять меня не слушаете?

— Простите, я… Я так и не купила. Простите.

Раскаленный воздух спадает, сердце успокаивается, становится легче дышать — Кларк отступает на шаг и вновь поворачивается к открытому шкафу.

— Ваше счастье, что он без имени. — Она показывает на нагрудный карман халата. — Иначе Мосс снял бы с вас три шкуры.

— Простите.

Кларк неожиданно отмахивается:

— Брось.

Вот опять.

Снова.

Рядом с Кларк невозможно дышать полной грудью, словно для того, чтобы сделать вдох, нейрохирургу требуется забрать у мира весь кислород.

Она меняет настроение, скачет с «вы» на «ты», злится — и через минуту улыбается; и Эмили не поспевает за ней, боится, переживает, но чувствует, как тянется.

Кларк — постоянно изменяющаяся оболочка с несгибаемым внутренним стержнем.

И огнем.

Ей просто надо что-то сказать, поэтому Эмили делает непозволительное, неправильное — она касается кончиками пальцев плеча нейрохирурга и говорит пустое:

— Я не стою этого.

Кларк улыбается:

— Я такого не говорила.

*

Она не должна.

Она не может.

Она не умеет.

Но она стоит в раздевалке и, вдыхая запах, утыкается носом в белый медицинский халат, так любезно одолженный ей Кларк до конца дня.

Чтобы Мосс тебя не убил.

Хиркостюм, распакованный, уже надетый, пахнет не так. Химический, стерилизованный запах бьет в нос, перебивает лимон и лаванду, и Эмили хочется раздеться догола и укутаться, замотаться в белоснежную ткань.

Тешит себя: просто потому, что это власть, это модно, престижно, богато; но внутри уже разгораются первые искры костра.

Вот только привязанности ей не хватало; этого чертового восхищения кем-то, боготворения, благоговения. Кларк — просто врач.

Она — просто медсестра.

Ее медсестра.

До операции остаются считаные минуты — третья операционная вычищена до блеска, и разложенные на столиках инструменты оставили приятную тяжесть в ладонях.

И вот сейчас она боится. Трусит. Стыдится.

Потому и цепляется за белый халат, не в силах совладать со своими эмоциями.

По прямой.

Не ко дну.

Она запирает халат в шкафчике и выходит в предоперационное пространство, где Сара помогает ей с одеждой и перчатками.

Кларк уже здесь, за стеклом, — моет руки, то и дело переговариваясь со стоящим рядом Гилмором.

Эмили знает эту последовательность наизусть: тереть ладони друг о друга, правой растирать тыльную поверхность левой, затем межпальцевые промежутки и внутренние поверхности; руки «в замок», большие пальцы, вращательные трения, круговые движения. Длинные пальцы скользят по намыленной коже — вверх-вниз, вперед-назад.

Гилмор заканчивает раньше, вытирает руки, обрабатывает ногти, наносит антисептик на кисти и предплечья, втирает, рассказывая анекдоты.

Кларк даже не улыбается, только кивает, думая о своем: нахмуренные брови, уверенные движения.

Вся процедура надевания стерильного халата, его завязывания и натягивания перчаток занимает не больше тридцати секунд. Эмили и Сара синхронны: там подтянуть, тут завязать. Джонсон внутренне улыбается: она помнит, что Кларк любит завязывать кушак на боку, поэтому очень быстро продевает одну часть ткани в другую. Ответом ей служит лишь фырканье.