Импульс (СИ) - "Inside". Страница 31

При их приближении табличка сразу же исчезает.

Пока Кларк разматывает бесконечные слои шарфа, Эмили замечает, что место пореза на руке плотно перевязано бинтом телесного цвета, скрывающимся под длинными рукавами свитера.

— Это место показал мне Чарли, — делится Лорейн, складывая пальто на стоящий рядом стул и водружая сверху свой крошечный рюкзак.

— Необычно. — Эмили следует ее примеру. — Я почти не бываю где-то кроме дома, работы и кофейни, — признается она, силясь вспомнить, сколько у нее осталось денег и может ли она вообще позволить себе что-то дороже бесплатного стакана воды.

У медсестры дрожат руки — она так нервничает, будто вот-вот отправится на сдачу самого важного в жизни экзамена. Хотя, зная Кларк, та действительно может устроить ей тест на ровном месте, и вовсе не по медсестринским знаниям.

Кто знает, что творится в голове нейрохирурга?

Но сейчас Лорейн расслабленно откидывается на спинку диванчика и, чуть прищурившись, разглядывает меню. Все еще боящаяся даже громко вздохнуть, Эмили тянется к кожаной папке, стараясь производить минимум шума.

Притвориться мебелью.

Но не успевает даже открыть — изящная женская рука с тонким браслетом мягко забирает меню из рук.

— Я угощаю.

— Я… э-э-э… — Эмили чувствует, как краснеет. — Не надо, я…

Кларк вздергивает бровь:

— Бросьте. Вы себе не можете даже халат купить, о каком обеде…

И тут Эмили вспыхивает, словно давно потухшие угли от последней искры, неосторожно брошенной спички, зажженного рядом костра.

— Ну, знаете ли!..

Она поднимается так резко, что на нее оборачиваются, да так и остается стоять, до побеления костяшек вцепившись пальцами в столешницу.

Ее колотит от гнева, но слезы больше не подступают к горлу — только сухие ветки недавней обиды горят так ярко, словно их облили керосином.

Эмили не знает, что нужно делать — картинно уходить, кричать, бросаться словами, винить Кларк в собственной ранимости, — но осознает, что хочет это прекратить.

Мир сужается до невозмутимой, даже не дрогнувшей от ее выходки Кларк и самой медсестры — натянутой, дрожащей, искрящейся.

— Вы что, привели меня сюда поиздеваться?

Голос Эмили срывается.

Мячик падает вниз.

Ударяется о землю.

И остается на ней лежать.

— Это просто чертов халат! Чертов. Гребаный. Халат. Он не делает меня лучше или хуже!

— Да? А мне показалось, что только именно благодаря ему вы что-то значите, — усмехается Кларк.

— Что? — Она теряется.

— Ну, вы же так хотели быть врачом. — Лорейн жестом подзывает официанта. — Как обычно, для меня и моей спутницы.

— Я не буду с вами обедать!

— И пару бокалов красного.

— Я на работе!!!

— Тогда больших.

— Да, мисс. — Юноша исчезает так же быстро, как и появился.

В Эмили все еще кипят невысказанные слова.

— Джонсон, ну что за истерики? — устало спрашивает Кларк. — Сядьте, это не театр, здесь люди едят, а не смотрят спектакли.

Эмили послушно садится.

— Что бы вы там ни думали, я не собираюсь над вами издеваться, — говорит Лорейн, спокойно глядя на нее. — И позвала вас сюда не для этого.

— А зачем тогда? — бормочет Эмили.

Ей хочется спрятаться. Скрыться, заползти в свой панцирь, возвести стены и остаться там в одиночестве, свернувшись клубочком и жалея себя. Повести себя как обычно, бросить все, опуститься на дно, потащив за собой свой дом.

Но Кларк так смотрела на нее тогда — словно увидела в ней что-то, чего она сама не замечает до сих пор; и чертова вера, чертов шанс — один-единственный, мерцающий, греющий солнечным светом карман, чертов шанс не может быть упущен.

Просто не может.

В серых глазах нейрохирурга отражаются развешанные лампочки.

— Чарли сказал мне, что у вас очень странное представление о врачах, — медленно проговаривает она. — Будто бы врачом делает белый халат, лицензия или машина. Но ни ткань, ни бумажка, ни кусок металла не сделают из вас ровным счетом ни-че-го.

Эмили пристыженно опускает взгляд, хотя ветки обиды все еще не сгорели до конца — только теперь Чарли кажется ей врагом номер один, рассказывающим ее тайны направо и налево.

Конечно, на что она надеялась? На приватность беседы? На сохранение всех ее секретов?

Глупая.

Им приносят вино и теплые салаты — говядина и овощи в хрустящих корзинках, и Эмили с удивлением отмечает гигантский размер порции: одной такой тарелкой можно накормить четверых таких, как она.

— Кроме того, нам работать в связке. — Лорейн подцепляет вилкой цукини. — Знаю, что с Хармоном и Гилмором вы уже подружились. Остались Кемп и я, но наш Дилан не очень социализирован.

— Подружились — это громко сказано, — вздыхает Эмили.

Кларк улыбается уголками губ.

— Ну, они настроены к вам весьма миролюбиво.

— А вы? — осмеливается Эмили.

Бросающаяся в крайности Кларк — что-то новое для Эмили: то плачущая в объятиях, то отталкивающая до боли в костях, то разозленная до искр по волосам, то такая, как сейчас.

Сейчас Лорейн кажется ей почти уютной.

— Вы меня раздражаете.

…но только кажется.

Эмили фыркает.

— Меня редко замечают, поэтому, наверное, я даже рада тому, что вызываю хоть какие-то эмоции.

Лорейн откашливается.

— С чего такие мысли?

— Ну, — Эмили пожимает плечами, — со мной даже не здороваются.

— Приветствие — не символ значимости. Как и халат. Не любите красное?

Эмили смотрит на свой бокал.

— Я на работе, я же сказала.

— Больше нет, — улыбается Лорейн. — Я вас похитила до конца дня.

Эмили переводит на нее недоуменный взгляд.

— Как?

— Ну, ваша основная работа — помогать мне. — Лорейн ест так быстро, что Эмили даже не понимает, как она успевает говорить в перерывах между кусочками пищи. — Так что сегодня вы помогаете провести мое время.

— Ага, — кивает Эмили. — Как в цирке?

— Как в театре, — кивает Лорейн. — Попробуйте. — Она касается подушечками пальцев бокала. — Домашнее.

Вино действительно оказывается вкусным — ягодно-фруктовым, чуть терпким, но не кислым; и Эмили решается сделать еще глоток.

Пить она не умеет — пока Лорейн размеренно прикладывается губами к холодному стеклу, Эмили залпом выпивает больше половины.

Повисает неловкая пауза.

— Вы любите театр? — Вспомнив, что слышала это сравнение уже дважды, Эмили пытается выпутаться из окутавшей их тишины.

— Безумно, — сразу же отвечает Кларк. — Мы с Чарли постоянно ходим на мюзиклы или комедии. Только не драмы! Ненавижу драмы, они такие скучные и предсказуемые. В конце либо смерть, либо счастье; будто третьего не дано.

— А что может быть третьим?

— Спокойствие, что же еще. — Лорейн подхватывает свой бокал под горлышко. — Ну, а вы, Эмили? Вы любите театр?..

Неожиданно атмосфера заведения кажется Эмили настраивающей на беседу — и разговор складывается сам по себе, словно кто-то невидимый снял границы или раздвинул рамки.

А может, это все потому, что Кларк сидит рядом с ней — не напротив, а именно рядом — смеется, прикрывая ладонью фиолетовые губы с почти не стершейся помадой, улыбается, вертится; искрятся волосы, вязаный свитер спадает с плеч, обнажает ключицы и родинки; Лорейн то и дело поправляет его, но, едва она взмахивает рукой, тот снова сползает вниз, и она смеется, ругает непослушную вещь.

Эмили ощущает, как расслабляется собственное тело; что послужило отправной точкой — алкоголь, атмосфера, близость Кларк или все вместе — она не знает, но чувствует, как из позвоночника вынимают металлические пластины, и ветки обиды растворяются, окончательно догорая.

Кларк перескакивает с «ты» на «вы», не изменяя своим традициям; заказывает еще по бокалу вина и вазочку мороженого; берет ложкой виноградный шарик и, пока тот тает, смеется:

— Я спустила всю свою первую зарплату на еду. Помню, что принесла домой с десяток пакетов, наполненных всякой ерундой. Ну, знаете, наверное, как это бывает. Это была моя первая ненужная покупка — и мне хотелось зарыться в эти пакеты, обложиться едой и спать в них. Чарли был в ужасе!