Офсайд (ЛП) - Саваж Шей. Страница 90

– Когда все это должно произойти? – спросил я.

– К концу месяца.

– Хорошо, – я откатился от его стола. – Как только все перечисления будут завершены, ты уволен. К тому времени я сообщу имя своего нового адвоката, чтобы ты знал кому все переслать. Макс уволен с этого момента – скажи ему больше со мной не контактировать. Если я еще услышу об этом дерьме, я вас засажу. В кабинете папы достаточно улик, чтобы вставить пистон всей вашей конторе и ни единожды. Держу пари, вы отправитесь в тюрьму.

Я понятия не имел правда это или нет, но похоже правда. Я продолжил улыбаться, глядя как побледнел Лукас.

– Два дня назад я похоронил отца, – выдал я ему. – А сегодня хороню остальное его дерьмо. – Он лишь таращился на меня, уперевшись ладонями о стол. – Тебе это ясно, Лукас?

– Полагаю, что да, – ответил он и я ушел.

Шекспир советовал: «В долг не бери и взаймы не давай»¹²⁵. Но я был более заинтересован избавиться от этого дерьма. У меня было ощущение, что многие будут сопротивляться этому, но также знал, что я могу быть убедительным. И в итоге выиграю.

Я всегда выигрывал.

Я выкатился из офиса назад к машине и моей Румпель. Пришло время встретиться с моим настоящим отцом.

– Как все прошло? – спросила Николь после того, как помогла забраться в машину. Я покачал головой.

– Можем поговорить об этом позже? – спросил я. – Сейчас я немного переутомился. Хотя если хочешь можешь предупредить Грега, что я только что выиграл сражение за то, кто будет оплачивать счета.

– Что это значит?

– Забудь, – ответил я. – Который час?

– Почти полдень.

– Дерьмо – я припозднился?

– Не думаю.

Николь подвела меня к маленькому ресторанчику, где я должен был встретиться со своим биологическим отцом. Вчера вечером я позвонил ему и назначил встречу. Николь сказала не торопиться, а сама собралась в книжный магазин в квартале отсюда, где она могла бы прождать меня, не заскучав, хоть весь день.

Николь завела меня в ресторан, где мы заметили моего новоявленного отца, переминающегося с ноги на ногу у стойки администратора. Николь поцеловала меня в щеку и сказала позвонить, как буду готов отправиться домой. Я кивнул и посмотрел в глаза Томасу Гарднеру.

Как в гребанное зеркало.

– Привет, – сказал он и его рука прошлась по волосам одновременно с аналогичным жестом у меня. Мы оба замерли, усмехнулись и опустили руки.

– Это вроде как странно, – пожал я плечами.

– Да, – его грудь приподнялась от глубокого вдоха, и он выдохнул через нос.

– Сядем за столик?

– Давайте.

Официантка провела и усадила нас в углу у окна. Она отодвинула несколько стульев с дороги, в итоге я оказался сидящим прямо перед окном, а Томас Гарднер напротив меня, отчего вокруг его головы и плеч образовалось сюрреалистично свечение, и я постарался не придать этому особого значения.

Мы провели полторы минуты в беседе о погоде, заказав две воды, после чего наконец приступили к разговору.

– Так, эм... как вы познакомились с моей мамой? – в конце концов поинтересовался я. Однако вернулся официант, принял наш заказ и удалился. Я вздохнул и предпринял очередную попытку. – Вы повстречали ее в колледже?

– Да, – ответил он. Его лоб нахмурился, и он потеребил в руках стакан для воды.

– И?..

– Полагаю, мне следует начать с самого начала, – он сделал глоток воды и опустил взгляд на свои руки. – Я встретил Фрэн в школе. Я был на последнем году обучения, а она была первогодкой. Я был весь погружен в творчество – рисование, театр и даже играл в группе на гитаре. У нас получалось не особо хорошо, но тем не менее у нас были местные фанаты. По большей части мы исполняли каверы на популярные в то время песни, играли в основном в местных барах и почти каждые выходные проводили концерты.

Он отпил еще глоток.

– В группе было четыре парня, – продолжил он. – В итоге мы оказались... эм... немного под... эм... ну, там была эта группа девчонок... дерьмо.

Он прокашлялся в кулак и сел ровнее.

– Мы называли их нашими фанаточками. Они практически каждый раз присутствовали там, где мы играли. Одной из них была Фрэн.

С секунду он смотрел на меня, вероятно, гадая, что я думаю. Моя мама была фанаткой группы? У какого-то дерьмового школьного квартета, исполняющего каверы? Это совсем не стыковалось с моим представлением о матери. Я тряхнул головой, стараясь избавиться от этой мысли.

– Я был... стеснительным, – сказал он. – Никогда бы сам с ними не заговорил, сказать по правде, но иногда после концерта они покупали нам выпивку. Мы собирались уже распустить группу. Семестр подходил к концу, и двое из нас выпускались. Все это вот-вот должно было закончиться, понимаешь? В последнюю ночь я выпил немного лишнего... Это был мой день рождения и эм... блядь! Не знаю, как это сказать!

– Вы с моей мамой перепихнулись, – подсказал я слишком спокойным голосом, даже для самого себя.

– Да, – тихо ответил он. – Это было лишь в ту ночь и время в колледже почти закончилось. Я уехал пару недель спустя. Поступил в Чикагский Институт Искусств на магисторскую программу. Уехал пораньше, чтобы заранее обустроиться. Она появилась там неделю спустя.

– И была беременной?

– Нет, – ответил он. – По крайней мере, я так не думаю. Она сказала, что просто хотела меня снова увидеть. Я не мог... блядь... я даже не мог вспомнить ее имени! Но она стояла там и заверяла, что я был для нее единственным и... и... дерьмо!

Он хлопнул рукой по столу, отчего я подпрыгнул. Он навис над столом и прижал ладони к глазам.

– Я был... польщен. Она сказала, как ей нравилось мое творчество... и что она приходила на каждое представление «Гамлета», когда я был в главной роли. Она считала музыку нашей группы ужасной, но просто хотела меня видеть. Я не знал, что делать. Она проделала долгий путь с Восточного побережья и даже не запаслась автобусным билетом назад. Я позволил ей остаться со мной... это продлилось лишь пару недель. Я знал, что ничего у нас не выйдет. Я собирался полностью заняться обучением в институте и не искал отношений...

Он замолчал, уронил руки на колени и откинулся на спинку диванчика.

– Я сказал, что ей нужно ехать домой, а она начала плакать. Думаю... то есть, возвращаясь сейчас мыслями к тому моменту... думаю, она хотела мне сказать... но не сделала этого. Мы поругались, и она ушла. Я никогда не видел и не слышал о ней после того.

– Как ты?.. Ты оказался на ее панихиде. Каким образом?

Виски вдруг пронзила острая боль и я потер их. Откуда я знаю, что он там был? Мозг заработал полным ходом... письмо... Я перечитал его снова и снова, но в нем ничего не говорилось о панихиде. В голове – в дальних глубинах памяти вдруг возникла вспышка светло-каштановых волос и моего отца... Лу... закрывающего мне обзор... выводящего его из комнаты.

– Я был в Портленде, – сказал он. – Был приглашенным профессором на семестр. Мой наставник была в декретном отпуске, и попросила взять на себя ее классы. Это был класс по обучению искусству, и одна из студенток была из этого города. Занятия закончились, но мы все еще обсуждали... я даже не помню что. Плюсы и минусы угля против чернил... что-то вроде этого. Каким-то образом та упомянула, что должна вернуться домой на панихиду и когда назвала имя, я понял, что это она.

Он замолчал и посмотрел мне в глаза, бегая взглядом по моему лицу.

– Я пришел отдать дань уважения, – прошептал он. – Но когда увидел тебя... когда увидел тебя – я понял. Я сразу понял, что ты от меня.

– «Умен тот отец, что узнает собственного ребенка»¹²⁶, – пробормотал я.

– Да, – усмехнувшись согласился он. – Именно.

Я обхватил себя руками. Мне было холодно, хотя на улице был довольно теплый денек. Может, в ресторане уже включили кондиционеры? Меня охватила дрожь.

Томас Гарднер – мой отец – ничего обо мне не знал.

– Она так тебе ничего и не сказала, – тихо произнес я, пытаясь представить маму – женщину, которая подтыкала мне одеяло по ночам и играла на пианино, когда я не мог заснуть – в образе фанатки группы, забеременевшей мной после пьяного перепиха, и покачал головой. Картинка совсем не стыковалось с той, кого я знал.