Тварь у порога (Сборник рассказов ужасов) - Лавкрафт Говард Филлипс. Страница 10

Как только я распахнул дверь, оказавшись перед окаймленной кронами вязов теменью ночи, меня в буквальном смысле слова едва не сшибла с ног резкая, плотная волна омерзительного, непередаваемого зловония. Я судорожно закашлялся от внезапно подступившей тошноты, и в течение какой-то секунды смутно видел перед собой лишь сгорбленную, скрюченную, словно у карлика, фигуру, стоявшую на крыльце моего дома. Звонки и стуки в дверь действительно указывали на приход Эдварда, но что это за омерзительная, вонючая пародия на человека? И как у самого Эдварда хватило времени куда-то скрыться — ведь он же в последний раз позвонил за какую-то секунду до того как я открыл дверь?!

На пришельце был плащ Эдварда — полы его почти касались земли, а рукава хотя и были сильно подвернуты, все равно полностью закрывали ладони. На голове его сидела неряшливо заломленная шляпа, а черный шелковый шарф почти полностью скрывал лицо. Едва я сделал пару нетвердых шагов вперед, как стоявшее передо мной существо издало то ли хлюпающий, то ли булькающий звук, очень похожий на то, что я слышал по телефону — «глюб… глюб…» — и протянуло мне большой и плотно исписанный лист бумаги, нанизанный на длинный карандаш. Все еще слабо покачиваясь от исходившей от него невыносимой, поистине трупной вони, я взял бумагу и в падающих у меня из-за спины лучах света попытался было прочитать, что в ней написано.

Не оставалось никаких сомнений — почерк был явно Эдварда. Но зачем ему понадобилось писать, когда вполне можно было просто позвонить — ведь находились-то мы, можно сказать, почти рядом, — и почему он писал так неразборчиво, порывисто и в явной спешке? В слабом свете передней я так и не смог ничего толком разобрать, а потому направился обратно в холл — карлик также машинально двинулся за мной следом, хотя и неловко замялся у порога. Исходивший от него запах мог свести с ума кого угодно, и потому я Христом-Богом молил (к счастью, не зря), чтобы моя жена не проснулась и не вздумала спуститься ко мне.

Едва прочитав бумагу, я тут же почувствовал, что колени мои предательски задрожали, а перед глазами поплыли круги… Очнувшись, я обнаружил, что лежу на полу в холле, по-прежнему сжимая в скованной страхом руке ту самую бумагу. Вот что в ней было написано.

«Дэн — немедленно отправляйся в лечебницу и убей его. Уничтожь! Это уже не Эдвард Дерби. Она добралась-таки до меня — это Айзенат, — хотя сама она уже три с половиной месяца как умерла. Я тогда солгал тебе, когда сказал, что она уехала. На самом деле я убил ее. Я должен был это сделать. Это произошло совершенно неожиданно, но мы тогда были одни, и я все еще находился в своем собственном теле. Под руку мне попался подсвечник, и я ударил им ее по голове. Иначе в День Всех Святых она навечно вселилась бы в меня.

Я спрятал ее в дальнем подвале — сверху завалил какими-то коробками и постарался затереть все следы. На следующее утро слуги что-то заподозрили, однако за ними водятся такие секреты, что в полицию они обратиться не решились. Я рассчитал их и выставил за дверь, но один лишь Господь знает, что они — и другие члены их культа — станут делать.

Какое-то время мне казалось, что все опять наладилось, а сам я пошел на поправку, но затем снова почувствовал — словно мой мозг куда-то тянут. Я сразу понял, что это было — просто не мог не понять, не вспомнить. Душа — вроде той, что была у нее или у Эфраима — после смерти лишь частично покидает тело, и продолжает как бы цепляться за него вплоть до тех пор, пока существует само это тело. И вот она пыталась добраться до меня — хотела, чтобы мы поменялись с нею телами — стремилась захватить мое тело, а меня самого вместить в тот полуразложившийся труп, что я спрятал в подвале нашего дома…

Я понимал, что меня ждет — очевидно, это и обусловило мой срыв, в результате которого я оказался в сумасшедшем доме. А потом это началось — я почувствовал, что вот-вот задохнусь, находясь в полной темноте — ведь я находился там, в подвале, под массой коробок… в разлагающемся теле Айзенат. Тогда до меня дошло, что сама она сейчас находится на моем месте в лечебнице, причем навечно, ибо все это случилось уже после Дня Всех Святых, а потому жертвоприношение возымеет свое действие даже в ее отсутствие. Таким образом, она оказалась в полном душевном здравии и была готова совершать свои дикие злодейства над всем человечеством. Я был в отчаянии, и все же, несмотря ни на что, смог выбраться наружу.

К сожалению, процесс зашел уже слишком далеко и разговаривать я не мог — даже трубку как следует не смог держать в руках, — но писать был еще в силах. Постараюсь хоть немного привести себя в порядок и донести до тебя это свое последнее послание и одновременно предупреждение. Еще раз заклинаю тебя: если тебе дороги мир и благополучие всего того, что окружает людей, убей эту тварь. При этом добейся того, чтобы ее кремировали. Если этого не сделать, то она будет жить вечно, переходя из тела в тело, и даже я не в состоянии сказать, что еще она может сотворить, если это случится. Дэн, никогда даже не прикасайся к черной магии — это дьявольское ремесло. А теперь прощай — ты всегда был настоящим другом. Расскажи полиции обо всем — не знаю только, во что из этого они смогут поверить, — и извини за то, что втянул тебя во все это дело. Скоро я отойду в мир иной — эта мерзость не просуществует слишком долго. Надеюсь на то, что тебе удастся разобрать мою писанину. И убей эту тварь — убей ее!

Твой Эд».

Все это я прочитал лишь позже, поскольку перед тем, как свалиться в обморок, смог дотянуть лишь до третьего абзаца. Сознание вновь покинуло меня, когда я обнаружил, что именно лежит на пороге моего дома — скрюченное, обдуваемое волнами теплого воздуха… Странный пришелец не шевелился и вообще не подавал никаких признаков жизни.

Мой камердинер оказался крепче меня и не свалился без чувств, увидев поутру всю эту картину. Вместо этого он просто позвонил в полицию. Когда они прибыли, меня уже проводили наверх и уложили в постель, но тот… та масса все еще продолжала лежать на том самом месте, где рухнула прошлой ночью. Занимаясь ею, полицейские были вынуждены прикрывать носы платками.

То, что они в конце концов обнаружили под странным ворохом разносортной одежды Эдварда, оказалось почти разложившимся трупом. Сохранились, правда, кости и, разумеется, череп, хотя и проломленный. По строению челюстей врач однозначно установил, что череп принадлежал Айзенат Дерби.

Х. Ф. Лавкрафт, А. У. Дерлет

ПРЕДОК

Когда мой кузен, Амброз Перри, оставил свою медицинскую практику, он был еще относительно молодым человеком — ему не исполнилось и пятидесяти лет — и обладал отменным здоровьем. Прежде, в Бостоне, он пользовал довольно состоятельных людей и, хотя он очень любил свою работу, ему в большой степени хотелось проверить некоторые свои научные теории. Будучи в этом вопросе индивидуалистом, он не хотел посвящать в дело своих коллег, считая их приверженцами ортодоксальных методов, к тому же чересчур робкими, чтобы отважиться на подобные эксперименты без санкции Американской медицинской ассоциации. Он также был космополитом в самом широком смысле слова, поскольку долго учился в Европе — в Вене, Сорбонне и Гейдельберге, — а также много путешествовал, но несмотря на все это, решил покинуть общество и, чтобы завершить свои исследования, уединиться в диком краю, в Вермонте.

Он поселился в собственном доме, построенном в чаще густого леса, и жил там один, проводя все свое время в лаборатории, оснащенной по последнему слову техники. В течение трех лет о нем не было слышно ни слова, чем он занимается, никто не знал, и он даже не писал родным и друзьям. Поэтому можете себе представить мое удивление, когда я неожиданно получил от него письмо, в котором кузен сообщал, что по возвращении из краткой поездки в Европу приглашает меня приехать к нему и, если я не возражаю, провести с ним некоторое время. Я ответил, что, к сожалению, в настоящее время занят поиском работы, но был очень рад получить от него весточку и надеюсь, что в ближайшее время все же смогу его посетить. Вскоре пришел ответ, в котором он предлагал мне приличное жалованье и место личного секретаря.