Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey". Страница 63

       — Даже не знаю чем вам помочь, — с пониманием отнесшись к словам офицера, развел руками штурманн, — но одно скажу! С этой собакой у вас дома будет полно забот, даже в том случае, если рядом с ней будет этот мальчишка. Но вот без него, …боюсь, что ваши гости будут крайне недовольны. Я же вам говорил, это рядом с ним она становится животным, но стоит их разлучить или обидеть чем-то парня, этот пес превращается в дьявола!

       Оберштурмбанфюрер гулко потянул в себя воздух и на какое-то время задержал дыхание. После того, медленно выдыхая, он еще долго стоял в растерянной задумчивости:

       — Похоже выбора на самом деле нет, — наконец, заключил он, — приводите в чувства юнца, пусть выводит собаку к машинам. Они поедут в Тиргартен вместе…

       Винклер с досады хлопнул по серой, бетонной стене зажатыми в руке перчатками, и двинулся к лестнице.

       Поднявшись наверх, он, жмурясь на яркое солнце, вынужден был закрыть глаза руками. В их уголках тут же выступили слезы, в кривых разводах которых, он вдруг увидел черные, траурные полотнища. «Что за черт? — пытался он сморгнуть никак не исчезающее видение, — что за гадость они там, в подвале, распыляют?»

       Оберштурмбанфюрер, наконец, достал носовой платок и, вытерев обильно выступившие слезы, осмотрелся. Трое угрюмых солдат с помощью лестницы снимали закрепленные на стене огромные знамена Рейха, и склоняли их к тучному ефрейтору, который повязывал ниже полотнища на каждый флагшток черную, траурную ленту.

       «Неужели фюрер?» — выстрелила в голове перепуганного Винклера шальная, дурацкая мысль и его сердце сжалось до боли:

       — Что-то случилось, — осторожно спросил он.

       — Сталинград, господин оберштурмбанфюрер, — ответил повязывающий ленты ефрейтор.

       Фридрих с облегчением вздохнул, но стараясь не показывать своих чувств, мрачно заметил:

       — И все же, это не самый главный город русских. Уверен, когда мы в него вернемся — каждый из них дорого заплатит за наши потери...

       Машины прибыли в Тиргартен 4 февраля, ночью. Усадьба Винклера к тому времени уже спала. Дежуривший у ворот солдат никак не мог понять, чего от него хотят, пока, покинув грязный от долгой дороги автомобиль, к калитке не подошел хозяин дома. Ворота моментально открылись, впуская во двор Мерседес ведомства оберштурмбанфюрера и грузовик, в кузове которого стояла клетка пса.

       Перевозившая ценный груз машина, въехала на хозяйственный двор, развернулась и сдала задним ходом к воротам длинного каменного сарая, в котором специально для Дуная был оборудован загон. Рядом с солдатами тут же появился заспанный стрик Вагнер, управляющий хозяйством. Он был правой рукой жены Винклера — Зельмы, полное имя которой звучало, как Зельма Элеонора фон Шницлер. Исходя из важности ее родственников, фрау Шницлер получив в наследство дедовскую усадьбу, с детства привыкла к тому, что ее хозяйством кто-то заведует, а в доме и на фермах всегда имеется нужное количество крестьян и прислуги. Винклеру, привыкшему к простой жизни в семье заводского инженера это не нравилось, но что он мог поделать? Усадьба принадлежала жене, и все порядки в этом патриархальном месте специально сохранялись в том виде, в котором в их застал дядя Зельмы — Георг август Эдуард фон Шницлер, несколько лет проживавший здесь у их общего деда. Он и сейчас, часто находясь по делам в Берлине, при любой возможности старался заехать сюда, в Тиргартен, где его всегда с радостью встречали, обильно поили, плотно кормили, и с удовольствием выслушивали все воспоминания этого известного в Германии промышленника про славные дни его безусой молодости.

       Винклер был многим обязан родственнику Зельмы, но, даже учитывая их близкое знакомство с дядюшкой Георгом, который, кстати, был ненамного старшего его самого, Фридрих не мог вспомнить и разу, чтобы его пригласили в дом Шницлера в Оберурзеле, что во Франкфурте-на-Майне. Винклер только за этот год был во Франкфурте дважды, а раньше даже встречался там с Георгом в командировках, но как бы порой не оборачивался его непростой командировочный быт, он никогда еще не был приглашен погостить, и раз за разом ютился в казармах или, позже, в гостиницах.

       Провожая взглядом украинского юношу, вводившего в сарай собаку, Фридрих вдруг увидел идущего к нему Хельмута Вагнера и словно очнулся. Пробравшийся под плащ холод заставил его передернуть плечами и смахнуть в сырой мрак ночи нахлынувшие воспоминания. Сейчас он чувствовал усталость. Дорога здорово вымотала его.

       — Господин Винклер, — то и дело, оглядываясь назад, тихо обратился к нему управляющий, — мы ждали вас к обеду.

       — Война, — зевая, отмахнулся Фридрих, намереваясь поскорее отправится под защиту теплых стен дома, — на каждом шагу то пост, то проверка. Пугают диверсантами…

       — Днем приезжал посыльный с пакетом, — продолжил Вагнер, пропустив мимо ушей дальнейшие объяснения хозяина, — но нам письма не отдал. Сказал, что вам немедленно следует появиться в ведомство. Это срочно.

       — Срочно? — устало скорчил недовольную мину Винклер. — Что за спешка? Сами же послали меня в Кёнигсберг, был приказ...

       — Мне об этом ничего неизвестно, господин оберштурмбанфюрер, — примиряющим тоном ответил управляющий, — я только передаю то, что фрау Шницлер велела сообщить вам по приезду. Похоже, вас опять ждет командировка и очень важная.

       — Настолько важная, что мне уже и домой нельзя войти? — вспылил Винклер. — Они там с ума сошли? Черт подери, я не выйду отсюда, пока не приму горячей ванны!

       — Все уже ждет вас, — продолжая источать церковное спокойствие, ответил на эмоциональный выпад хозяина Хельмут, — готов и ужин. Вы ведь можете сказать, что приехали на два часа позже, верно? Вымоетесь, покушаете, и тогда штабная машина отвезет вас. Я сказал шоферу, чтобы подождал у ворот. Ему отнесли еды, будьте покойны, об этом нет нужды беспокоиться…

       — Благодарю вас, Хельмут, растирая лицо, попытался таким образом прогнать давящую в висках боль от недосыпания, — я страшно устал в дороге и, поверьте, в очередной раз оценил то, как вы относитесь к своим обязанностям, снимая с меня и Зельмы огромную часть бытовых проблем.

       — Ну, — улыбнулся старик и приблизился к хозяину, — мне, конечно, лестно слышать подобное, однако, хочу заметить, что от некоторых проблем я не смогу вас сегодня защитить.

       — О чем это вы? — не понял Винклер.

       — Мальчишка, господин Оберштурмбанфюрер.

       — А что мальчишка?

       Вагнер замялся:

       — Не думаю, — неохотно начал он, — что…, фрау Зельме понравится то, что у нас на хозяйстве появится еще один рот.

       — Одним больше, одним меньше, — попытался отмахнуться от неразрешенной проблемы Фридрих. — Думаю, вы найдете ему применение?

       — Безусловно, — согласился, было, Хельмут, но тут же продолжил гнуть свою линию, — однако же, вы сами знаете, что любое решение по этим вопросам принимает только сама фрау Шницлер. Я не могу никого и ничего принять в хозяйство, пока не получу на то ее одобрение. С собакой все понятно, о ней говорилось, но этот больной парень.

       — Больной? — удивился Винклер.

       — Вы видели его? — управляющий кивнул в сторону сарая. — Это швабра, обтянутая кожей. Здоровые люди выглядят иначе. Простите меня, господин оберштурмбанфюрер, но пока вы не уехали, нужно прояснить вопрос о пребывании здесь этого мальчишки.

       — Хорошо, — с тяжестью в голосе согласился Винклер, — я сейчас же скажу об этом Зельме.

        Сухие стебли полыни.

       часть 3 глава 2

ГЛАВА 2