Похищенная, или Красовица для Чудовища (СИ) - Чернованова Валерия М.. Страница 26

«Уж лучше сломаю себе шею! Всё лучше, чем такое унижение!»

Каково же было её удивление, когда Гален, миновав лестницу, потащил её дальше по коридору. До самого конца — к окну-розе, затканному, будто ажурным кружевом, цветной мозаикой из стекла.

Мишель даже притихла, перестав вырываться, и позволила увести себя на чердак. Сквозь пелену слёз, по-прежнему застилавшую глаза, различила грубые очертания мебели — старой, покрытой густым слоем пыли. Видавший виды линялый ковёр. Широкий стол у полукружия окна, в которое пробивался свет заходящего дня, сияющим контуром очерчивая сутуло сидящую на узкой кровати мощную фигуру.

— Выйди! — глухо прорычал наследник.

Раб-исполин, разглядеть лицо которого мешали слёзы, не шелохнулся. Смотрел на них немигающим взглядом. То ли, отчаянный, не желал повиноваться, а может, просто не расслышал приказа.

— Я сказал вон! — в исступлении взревел Донеган, и слуга нехотя распрямился, поднимаясь.

Двинулся к выходу, тяжело ступая, заставляя скрипеть растрескавшиеся половицы, как будто они вот-вот готовы были проломиться под тяжестью его грузного тела. Мишель почудилось, будто на неё надвигается гора. Тёмная, что-то нечленораздельно мычащая гора. Огромная и пугающая.

Как же ей надоело всего здесь бояться!

— Познакомьтесь со своей новой комнатой, миледи. — Гален пренебрежительно поклонился. Не сказал, выплюнул: — Не хотела быть моей гостьей — станешь моей рабыней!

И исчез в тёмном провале лестницы следом за великаном-слугой. Оставив Мишель наедине с чувством безысходного отчаянья и слезами, которые, казалось, никогда не иссякнут.

ГЛАВА 4

Проснулась Мишель внезапно, разбуженная ярким светом нового дня, струящимся по выгоревшим занавескам. Чихнув, поспешила подняться с постели, на которую и не помнила, когда прилегла. Всю ночь, будто сговорившись с кошмарами, на долгие часы завладевшими её сознанием, её преследовал запах щелочного мыла — резкий, отвратный — от которого нестерпимо чесался нос. И пыль, сизым слоем укрывшая всё вокруг, заставляла брезгливо морщиться и даже (хоть Мишель до сегодняшнего дня не замечала за собой такой чувствительности) провоцировала во всём теле неприятный зуд.

У них в Лафлёре простыни приятно пахли лавандой. В хозяйских комнатах, всегда проветриваемых по утрам, витал изысканный аромат дорогих дальвинских духов. И на мебели невозможно было обнаружить ни единой пылинки. Аделис Беланже, помешанная на чистоте, строго следила за тем, чтобы дом самым тщательным образом убирался каждый день.

Кто бы мог подумать, что она окажется здесь. В этой затхлой, отвратительной клетке! Станет пленницей на чердаке. В явно проклятом высшими силами поместье. Будет спать на чужой постели, застланной несвежими простынями. А проснувшись, первое, что увидит — огромного жирного паука на расчерченном перекрытиями потолке, обхаживающего трепыхающуюся в паутине полудохлую муху.

— Мерзость какая!

И мгновения не прошло, как Мишель уже была на ногах. Опасливо оглядываясь, чувствовала, что желание помыться стремительно перерастает в навязчивую потребность. Но сколько ни искала кувшин с приготовленной для неё прохладной водой и таз для умываний, взгляд цеплялся только за старую рухлядь, снесённую сюда обитателями особняка.

Окружающая обстановка навевала тоску. На потолке, старательно оплетённый тенётами всё тех же тружеников-пауков, на заржавленной цепи покачивался уродливый светильник, в котором доживал свой век огарок свечи. Керосиновая лампа с закопченным стеклом гордо возвышалась на приставленном к окну столе. К обшитым деревом стенам жались стеллажи, на полках которых темнели потрёпанными корешками книги. Наверняка страницы в них изъели мыши. Пленница поёжилась. Не то чтобы она боялась этих неизменных обитателей любого дома, просто они вызывали в ней глубокое отвращение.

В дальнем углу ютилась кресло-качалка с небрежно наброшенным поверх стареньким пледом. Наверное, чтобы прикрыть дыры, зиявшие в этом плетёном предмете унылого интерьера.

Книжные стеллажи мирно соседствовали с сундуками, испещрёнными проржавевшими металлическими полосками. Нашлось место и для хлама, вроде ставших ненужными картинных рам, пары надколотых чашек (наверное, всё, что осталось от некогда роскошного чайного сервиза) да фарфоровых кукол, коими были забиты верхние полки. В спальне ребёнка или на кровати юной девушки те, что были целыми, смотрелись бы очаровательно. Наряженные в пышные, отороченные оборками платья да широкополые шляпки, красовавшиеся над кокетливо завитыми волосами.

Но здесь, на чердаке, куклы больше походили на экспонаты из музея ужасов. Мишель казалось, эти фарфоровые уродцы следят за ней, глядя на неё своими большими стеклянными глазами. Разумеется, удовольствие наблюдать за «гостьей» имели лишь те, у которых головы были на месте. У некоторых игрушек они попросту отсутствовали. Иным же не доставало руки или ноги.

Имелось здесь также напольное зеркало, явно старинное, в мутной глади которого юной мисс Беланже с трудом удалось разглядеть своё отражение.

Вот уже несколько минут Мишель сверлила взглядом дверь, не решаясь к ней подойти. Да и зачем? Чтобы убедиться, что её заперли, и испытать новый виток отчаянья? Или же Гален снова проявил беспечность, решив, что никуда она отсюда всё равно не денется…

— Надо проверить, — поколебавшись, сказала самой себе пленница, но так и не сдвинулась с места.

Снаружи раздались шаги. Мишель вся внутренне напряглась, готовясь к очередной схватке с Донеганом. А увидев вместо наследника Блэкстоуна молоденькую служанку, переступившую порог чердака, облегчённо выдохнула.

Незнакомая рабыня, которую Мишель видела впервые, тихо проговорила:

— Я принесла вам завтрак, мисс. — Обойдя пленницу на почтительном расстоянии, поставила поднос на стол.

Поклонилась, собираясь быстро покинуть «комнату для гостей», когда Мишель её остановила.

— Здесь необходимо прибраться.

Девушка покорно кивнула и, всё так же не поднимая головы, пролепетала чуть слышно:

— Я спрошу у хозяина. — После чего поспешила скрыться за дверью.

Как ни странно, оставив ту незапертой. Мишель удивлённо хмыкнула, а обследовав добротную, крепко держащуюся на петлях створку, удивилась ещё больше: дверь запиралась изнутри на щеколду.

Конечно, если мистер Чудовище пожелает заглянуть к ней в гости, эта железяка навряд ли его остановит. С другой стороны, с щеколдой всё же спокойнее.

— Даже не надейся, Гален, что сдамся и упаду к твоим ногам, умоляя, чтобы забрал меня отсюда. Лучше на чердаке, в пыли и грязи, зато подальше от тебя. Пока я не найду способ отсюда выбраться. А я его обязательно найду! Даже не сомневайся!

За этим страстным монологом её и застала вернувшаяся на чердак служанка. Мишель услышала, как в дверь несмело постучались, и, только убедившись, что это рабыня пришла убираться, а не Гален пожаловал снова над ней издеваться, отодвинула щеколду.

К радости пленницы, служанка явилась не с пустыми руками. Принесла с собой ведро, метёлку и тряпки.

— И ещё обязательно постельное бельё поменяй, — довольная пусть и крохотной победой над Донеганом (хоть что-то человеческое в нём осталось), Мишель приступила к своему излюбленному занятию: принялась отдавать распоряжения. — И ковёр нужно будет вытрясти. А потом почисть его хорошенько. Гардины — выстирай. Можешь даже прокипятить… Я тебе мешать не буду. Посижу тут пока в кресле, почитаю что-нибудь. — Девушка скользнула рассеянным взглядом по книжным полкам, уже заранее морщась от мысли, что придётся дотрагиваться до ветхих, пыльных переплётов, и направилась к плетёному креслу, примеченному ранее.

— Господин сказал, — рабыня неловко кашлянула и, помешкав, всё-таки продолжила: — что если хотите жить в чистоте, вам придётся… самой убираться.

От такого заявления Мишель оторопела и не сразу нашлась, что ответить. А когда к ней вернулся дар речи, служанки в комнате уже не было.