Ключи ушедшего бога - Фирсанова Юлия Алексеевна. Страница 32

Если нас по случаю опознают, то самой светлой перспективой, коль не выбирать из котла и костра, станет пожизненная должность монашки Первоматери или Первоотца. Все-таки в Ламильяне даже с подозрением на ересь обстоит сурово. Это в Радильяре полегче будет, может, поэтому Шериф и терпим ко всему творящемуся безобразию, даже кое-как его покрывает. У них там более всего Первоотец почитается, чей лик днем милостив, а в ночи жесток. То есть бог один, а сферы покровительства по времени суток варьируются, оттуда и большая толерантность проистекает.

Между прочим, не зря о Шерифе нашем я так хорошо думала. Выход нашел именно он, послушав наши охи-вздохи о маскировке и мой вопрос ребром. Я четко спросила общество: «Кто и при каких условиях может на законных основаниях ходить с закрытым лицом, не вызывая подозрений и немедленного желания лицо рассмотреть?» После этого наш жрец поскрипел зубами и выдал на-гора ценное предложение:

— Странники Первоотца. Паломничество к любой из обителей. Идти придется пешком, но одежда странников — коричневый плащ с глубоким капюшоном — убережет от досужего любопытства. Нас пятеро — один жрец, четверо паломников, достаточно для малого путешествия-покаяния. И путь мимо нужной тюрьмы проложить можно.

— А нас твой покровитель молнией не шарахнет за кощунство? — выпалила я следующий вопрос, который, кажется, завертелся на языке у всех.

Жрец пошевелил пальцами, то есть пожал плечами по-местному, и ответил:

— Здесь, в Пустошах, я не могу воззвать к Первоотцу, молитвы не достигнут его слуха. Пространство между миром вещей и духовной сферой искажено так же, как дороги, отмеченные Ушедшим. Когда покинем проклятый край, буду молиться и испрашивать совета и помощи. Другого пути не вижу.

— Ты, когда молиться соберешься, предупреди, отойдем подальше, а то молнии с небес не всегда точечно бьют, — брякнул Кирт.

— Обязательно, — хмыкнул Шериф, огладил бородку и подмигнул испуганно взирающему на духовника Фиилору.

«Если в сборе ключей боги, как они ни хорохорятся, тоже заинтересованы, то может выгореть. Помогать вряд ли будут, унизительно для них пойти на сделку с нае… то есть оставившим их в дураках шутником, но мешать не должны. Лишь бы степень кощунственности нашей задумки не показалась Первоотцу выше перспективной выгоды от результата», — подумалось мне. Озвучивать выводы я не стала. Все-таки спутники с рождения воспитаны в почитании к здешним божествам. Им мои циничные выкладки вряд ли по вкусу придутся. Меня же, признаться честно, больше всего заботил физический аспект пешего путешествия. Ноги-то не казенные и выносливость у девицы Кимеи никакущая, да и Филя ни разу не турист.

Решив самый насущный вопрос по маскировке, озадачились новым: откуда и как будем двигаться. Тут уж степень моей выносливости и физическую форму принца адекватно оценили все более тренированные члены команды. Паломничество наше планировали начать из Дильяры, самого восточного города Ламильяна, от которого в равной степени близко, а как по мне, одинаково далеко до всех тюремных достопримечательностей страны, которых насчитывалось ровным счетом три. Нет, Ламильян, к счастью, просторами России «с южных гор до северных морей» похвастаться не мог, но пешком — это пешком, а не на поезде или, на худой конец, в карете. Проблема хранения встала остро. Куда девать наше средство передвижения и вместилище немалого багажа, который обязательно понадобится в пути?

Команда принялась мучительно соображать, как и на елку влезть — паломничество маскировочное совершить, — и поверхностных травм нижней части тела не приобрести. Соображалось плохо, пока я не спросила Шерифа, как поступают с теми, кому до зарезу надо, а ноги не ходят: перелом или другая инвалидность.

Жрец посветлел лицом и оглядел собрание столь хищным взглядом, в котором явственно читался вопрос: «Кому сломать ногу?» — что компания невольно подалась назад. Оказалось, что любое правило, в том числе и «ножками, ножками и никак иначе», имеет исключения.

Они делались для глубоких старцев и… нет, не угадали, не для инвалидов. Тем предписывается: «Не можешь ходить — ползи и будешь в итоге исцелен. Или не будешь, если вера твоя недостаточно крепка». Второй категорией льготников оказались беременные женщины, которым вздумалось поклониться не только Первоматери, ной Первоотцу. Надо же, даже боги сражаются за клиентуру, не брезгуя акционными предложениями! Словом, кареты разрешались, но с тем условием, что двигаться они должны не быстрее бегущего человека. Уже неплохо!

На старцев мы с Филькой не походили никак, зато в экипаже имелись подходящие подушки для придания фигурам нужных очертаний глубоко беременных особ. А уж что там и как на самом деле, никого не касалось. Заглядывать под чужой плащ считалось омерзительно дурным тоном.

Таким образом, карету удалось отстоять. Шериф погрузился в глубокие раздумья, даже вытащил из глубин серой хламиды не виданные прежде обществом черно-белые четки и принялся постукивать камешками. Наверное, подбирал аргументы и готовил оправдания перед Первоотцом за маскарад. Остальные рьяные противники пешего туризма воспрянули духом.

Фиилор тоскливо вздыхал, но против пузатой роли возражать не спешил. Помогла первая же десятка демонстрационных километров, которую он начинал с задиристым: «Я смогу, я пройду, как настоящий паломник, и никакие подкладные подушки мне не нужны», — а заканчивал с виноватым стоном, хромая на обе ноги разом и жалобно охая. Мы не жалели, подвезти не предлагали и советов не давали, позволяя принцу в полной мере прочувствовать все прелести пешего перехода. Потом Шериф, владелец местного аналога аптечки первой помощи, врачевал стертые в очередной раз и на совесть, до кровавых пузырей, ноги уныло-счастливого (унылого из-за неудачи, счастливого — из-за окончания мытарств) Фильки. Нотаций и риторических сентенций «а мы тебе говорили» избежали. Все и без слов понятно, зачем парня лишний раз макать в это самое, если он и так себе и в себя не очень верит?

В захудалом городке Дильяре на границе с Вольными Пустошами никакой стражи или пропускного пункта тоже не было отродясь просто потому, что тамошний бесплодный кусок отвратительной земли никому и никогда не приходило в голову назвать своим. Мы ненадолго задержались здесь лишь для того, чтобы купить коричневые плащи паломников. Светиться своими покойницкими и разыскиваемыми физиономиями никто из нас не стремился, за обновками ходил лично Шериф. Его-то лицо под картинкой «взять живым или мертвым» точно нигде не висело. Он же приобрел в продуктовой лавке еды в дорогу. Все прочие сидели в карете, пока жрец занимался шопингом. К тому же если кому и доверять покупку продуктов, то именно жрецу, потому что только у него выходило приготовить не просто «съем и не отравлюсь», а «вкусно, и даже очень вкусно». Поэтому, по общему соглашению, от некулинарных обязанностей нашего повара уже давно освободили и наслаждались нормальной пищей, когда остановиться в трактире не было возможности.

Я, освобожденная от готовки и присмотра за живностью, шарахающейся от «запаха смерти», тоже не бездельничала. Освоила активацию швейных умений Кимеи и починила все вещи компании, нуждавшиеся в мелком и крупном ремонте. Да так мастерски, что отыскать следы этого ремонта без очень внимательного изучения не смогла бы и сама. Золотые руки были у девчонки, а что голова с ветерком и массой шаблонов, сквозь которые приходилось продираться, чтобы составить собственное представление о происходящем, — издержки возраста, воспитания и мира. И нечего мне было возмущаться. Жить здоровой все равно лучше, чем валяться под аппаратом где-нибудь в больнице или в деревянном ящике под землей. А еще я наконец сделала себе три комплекта нижнего белья и почувствовала себя человеком! Филя изучал комплектики и выпытывал подробности с такими горящими глазками, что я поверила: в парне дремлет будущий гениальный модельер, способный встряхнуть бельевую сферу всего Фальмира.

Итак, на территорию Ламильяна, граничившую с Вольными Пустошами, из Дильяры мы выехали во всеоружии, то есть при плащах. Жрец сидел на козлах, Дабл-Кей спокойно вышагивали рядом с каретой. Мужики выносливые, могли бы и побежать, но мы не настолько торопились, чтобы выбиваться из обывательских представлений о паломничестве.