Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina". Страница 10
Это очень больно.
Глаза застлала пелена, поэтому я прекратила печатать, судорожно вдохнула, пытаясь справиться с тяжестью, сдавившей грудь, уперлась локтями в выдвинутый лоток с клавиатурой, спрятала в ладонях лицо.
В какой момент обычный будний день превратился в сумятицу, хаос из эмоций, сказанных и прожигающих мозг слов, уколов боли и бега по лабиринту решений?
Через минуту убрав от лица повлажневшие ладони, проглотив сухой репейник комка, навязчиво застрявший в горле, я потянулась к лежащему у монитора сотовому, выбрала из списка один-единственный возможный сейчас номер.
— Эй, привет! Чего молчишь? — голос Люси звучал хрипло и тихо.
— Привет, — выдавила я. — Ты спала, что ли?
— Угу. У тебя что стряслось?
— Да ничего. — Я поправила лезущие в лицо волосы, сделала глубокий вздох. — Сделала себе перерыв, решила с тобой поболтать. С чего ты вдруг решила поспать под вечер?
— Арин, не дури, — в голосе сестры зазвучали твердые напористые нотки. — Не пудри мне мозги. Твой козел Дима пришел на тренинг, и вы снова говорили? Так?
Я облизала губы, покатила по столу ручку, оставленную мною с утра, не убранную в органайзер.
— Нет, конечно, не придумывай. Так куда вы с Русланом ходили вчера?
— Арин. — В трубке прошуршал долгий выдох сестры. — Я тебя с рождения знаю. Ты никогда не звонишь мне с девчачьими разговорами ни о чем. Что у тебя случилось?
Пустяки, по сути. Пережила сложный тренинг, получила пару критических замечаний, еще раз пересмотрела свои поступки, подойдя к ним уже с иным мерилом, и, похоже, потеряла самоуважение. Что самое ужасное…
— Да ничего страшного, Люсь. Просто не знаю, что делать, растерялась чуть-чуть.
Ребра ручки ощутимо врезались в ладонь, пока я катала ее от лотка с файлами до органайзера и обратно. Кусала губы и старалась сосредоточиться лишь на сделанных вдохах и выдохах, глаза выжигали подступающие слезы.
— Рассказывай, — безапелляционно отрезала Люся. — Давай вместе разбираться.
— Просто выдался тяжелый день, — я мерно цедила слова. — На тренинг пришел мой начальник. Вадим Савельев.
— Старший брат? Он вернулся? Ох, ни черта себе…
— Вернулся.
— Он в курсе, да?
— Конечно.
Растерев лоб, начинающий пульсировать мигренью, я дотянулась до органайзера, вернула в него ручку. У входа в офис послышался шорох. Вернулся Кожухов? Что-то забыл? Я на секунду обернулась, вгляделась в темный проем — видимо, в приемной, соседствующей с помещением для менеджеров, света не зажигали — никого.
— Что он сказал тебе? — голос сестры прозвучал достаточно жестко. — Уволил?
На экране моего вдруг погасшего монитора замелькала надпись, то плавно ползла вниз, то поднималась вверх. Магически гипнотизирующие буквы, цветные квадратики.
— Сказал правду. Нет, не уволил. У меня еще месяц испы…
— Какую правду он тебе сказал? — Людмила раздраженно и нетерпеливо оборвала меня на полуслове.
Подавив вздох, я заставила себя откинуться на спинку кресла, обвела взглядом пустой офис, уже практически уплывший в насыщенно-синий мрак зимнего вечера: ваза с искусственным сухостоем в углу, столы, черные торцы мониторов, заборчики папок с файлами, органайзеры, ощетинившиеся пиками ручек и карандашей. Все казалось причудливо незнакомым, наощупь узнаваемым памятью, но уже потерявшим свою суть.
— Ну? Ты молчишь потому, что не можешь придумать, как и его выгородить, или почему, а?
Поддевая уголок ногтем, я затеребила край листа со списком промоутеров и карандашными росчерками их оценок. Ощутила пощипывающий влажный след, протянувшийся от уголка глаза до щеки, жестко уничтожила его ладонью, ровно ответила:
— Сказал, что я пока как профессионал не состоялась, но как привлекательная особа — более чем.
Люся прошипела:
— Вот урод моральный.
— Люсь, — голос дрогнул, я сделала паузу. — Он совершенно прав.
— А если прав, то я балерина! Чушь полная! Ты это сама знаешь. — Сестра распалялась с каждым словом, но весь поток ее раздражения словно шел мимо меня. Я слушала знакомый голос, хрипловатый, сбивчивый, но не вникала в суть произносимого. Рассматривала ныряющие линии букв, залитые ярким цветом квадратики на экране передо мной и… все больше погружалась во всеохватный сумрак апатии.
Просто устала. Выматывающий, тягостный, насыщенный информацией день. Колоссальные усилия сдержать эмоции, колоссальное давление их изнутри. Жжет глаза, в сердце сосет пустота.
— Арин, послушай. Может, у мужика день выдался тяжелый. Может, с братом только что поругался, а ты крайней осталась. Вот и не бери в голову, бери в ноги — быстрее пройдет. Не прав он в отношении тебя. Как может быть прав, если только сегодня в первый раз, так сказать, лицезрел воочию? Ну да, работа эта для тебя новая, но четко по тому профилю, который ты всегда хотела. И ты справишься! Ты ж так вгрызаешься в то, что тебе интересно, что аж завидно. Вот и справишься. Нет ничего такого, с чем ты бы не справилась. Так что Вадим твой еще пожалеет обо всех своих словах и обратно их возьмет. Хочешь поспорим, а? На новую пару туфель, к примеру? А?
Люся… Всегда полна бесхитростного сочувствия, пусть и не понимания… Но она всегда рядом, готова протянуть руку даже в те моменты, когда этого не нужно, когда это, возможно, навредит…
— Спасибо, — отозвалась я, чувствуя, как чуть теплее становится в груди, легче дышать. — Люся… Мы потом поговорим.
Надо вернуться к делам. Я проявила слабость и несобранность, этот разговор с сестрой должен был состояться дома, но не здесь, не в офисе.
— Поговорим. Я позвоню тебе завтра вечером. А лучше давай в аську выходи. И помни, сестренка, все, что ни делается, то к лучшему, — Люся уверенно чеканила слова, но меня отвлекло внезапно появившееся чувство дискомфорта — давило на затылок, пускало холодок по спине. Стресс? Сквозняк? Ведь сижу как раз напротив вечно открытой входной двери…
— Вот Вадим выпорол тебя, что называется, фигурально выражаясь, зато ты так взлетишь, что он рот раскроет от изумления.
— Нет, не думаю, — рассеянно ответила я, выпрямилась в кресле, поежилась, пытаясь проанализировать, откуда это ощущение…
— А ты подумай! — с добродушным раздражением надавила сестра.
Ссутулившись, уперевшись локтем в столешницу, я коснулась прохладными пальцами лба. Свет настольной лампы ударил в лицо — прикрылась от него. Сердце билось гулко, словно через силу. Усталость, беспомощность, разочарование — это все против воли дрожало в моем голосе, вырвалось наружу:
— А если так… Если все, что ни делается, то к лучшему, то почему, Люсь? Где оно — лучшее? Будь оно так, почему я села в машину именно к Диме? — вдох, не хватает воздуха, горло будто обожжено. — Будь у меня возможность все вернуть назад, предпочла бы не знать его, опоздать на это собеседование… Вообще предпочла бы здесь не работать.
— Аришка…
Люся на несколько секунд умолкла, засопев в трубку. Я также не знала, что сказать.
Все так неправильно. Все провально, потеряно.
— Короче, так, — Людмила отрывисто задышала в трубку. — Что случилось, то случилось. Обещай мне, что как следует отдохнешь, выспишься, ни о чем думать вообще не будешь. А завтра будет новый день, вот он-то и приведет к тебя к лучшему. Вот увидишь! Подожди секунду…
Я услышала шорох и отдаляющийся голос сестры:
— Русик, ты чего потерял?… Глянь там, слева на полке… Да не там!
Отвлеклась на мужа. Но она права: мне нужен перерыв. Найти новую точку опоры, отсчета. Эмоции… Сейчас не справляюсь с ними, они сделали меня отчаявшейся слепой, волоча то в одну сторону, то в другую.
Все очень неправильно. Не устроено.
Элементарно — переключить внимание, забыть о своих проблемах.
— Ага, Ариш, я здесь, — сестра запыхалась.
— Да, думаю, надо нам прощаться, — я вложила в свой тон максимум спокойствия и уверенности. — Ты нужна мужу, а мне нужно закончить работу и действительно отдохнуть.
— И правильно!