Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina". Страница 15

Я не могла не испытывать уважения, но каждый раз его присутствие и последующий краткий анализ психологически исчерпывали меня до нуля. И еще около часа после я тратила на то, чтобы восстановить утерянный баланс: бесконечно шлифовала планы и разработки новых тренингов, пересматривала каждую свою фразу, движение, позу. Но именно сегодня, о тренинге, состряпанному впопыхах, первом, отработанном мною в одиночку, ему сказать нечего. Почему?

Прокрутила в голове прошедшие два с небольшим часа: забыла упомянуть о схемах работы с различными типами клиентов, слишком много времени отвела на совершенно лишнее упражнение на повышение коммуникационных навыков, три, нет, даже пять раз запуталась в собственной фразе.

Далека даже до отметки «удовлетворительно».

Нужно закончить здесь, уйти и, пока свежо в памяти, внести в план тренинга необходимые изменения, сделать для себя несколько сносок.

Ноги гудели, так сказывалось двенадцатичасовое пребывание в туфлях на восмисантиметровом каблуке, виски ломило от боли, но сейчас недопустимо малейшее проявление слабости. Не под его словно сканирующим, пронизывающим взглядом, не в эти минуты откровенного вызова молчанием.

Позже смогу разуться и принять таблетку…

Когда подхватила и прижала к груди все принесенные с собою файлы, почувствовала, что взвинчена до предела. Вскинув брови, я взглянула на Савельева: задумчивый взгляд, замерший на моем лице, нахмуренный лоб.

Непонятный озноб пробежал вниз по спине, крепче стиснула прижатые к груди папку и бумаги, не сумев удержаться, спросила:

— На этот раз вы молчите, все прошло ужасно?

Во рту пересохло, замораживающее напряжение стянуло мышцы и внутренности, и головная боль ощутимей забарабанила в висках.

— Совсем нет, — бросил, вставая с кресла, не улыбнулся, но глядел на меня как-то иначе, без обычного ожидания, а с каким-то теплым, дружеским любопытством. — Вы так самокритичны?

Была готова к ответу, но не такому. Привыкла к смене выражений его глаз, но не такой.

Я облизала губы, собираясь что-то сказать, взвешивала, насколько резок будет мой ответ, вообще стоит ли мне продолжать говорить с ним, пока я в таком состоянии… Нет, лучше сначала передохнуть.

— То есть никаких замечаний? — провела пальцами по лбу, опустила взгляд на свои бумаги.

— Уж точно не сегодня. Вы вымотаны.

Снова замолчали. Немая схватка взглядами. Я сдалась первой, направившись к двери, — он прав, слишком устала.

Пусть не сегодня. В любом случае, я способна сама разобрать свои недочеты.

— Уже поздно. Я отвезу вас. Вы где живете?

Я сбилась с шага, непроизвольно вздрогнув. И только тогда, когда переборола первую реакцию: изумление, беспокойство, вспышку неприятия и отчасти даже возмущения тем, что совершенно не вижу мотивов его поступков как с неожиданным «подарком» в виде флешки, так и с этим предложением подвезти, — сделала глубокий вдох, остановилась и обернулась к нему с маленькой улыбкой:

— Живу недалеко. Да к тому же мне нужно еще поработать, но спасибо за ваше предложение. Приятного вам вечера.

… На полчаса ушла в работу с головой. Отвлеклась, сосредоточилась и приняла для себя решение как можно меньше пытаться каким-то образом трактовать слова и поступки своего начальника. Хорош он или плох, приятна я ему или неприятна, считает ли он меня компетентной или же легкомысленной — неважно. Он — руководитель, я — его сотрудник. Максимальный нейтралитет. В том числе и в отношении эмоций, которые он у меня вызывает.

И хотя этот эпизод с флешкой больше походил на некий игровой ход, едва ли укладывающийся в рамки деловых отношений, я должна как-то обозначить, что признательна ему. Фактически он спас меня… Пусть и промолчал про то, что положил информацию на мой стол.

Головная боль притупилась — подействовала таблетка. И усталость воспринималась иначе. Как эквивалент опьянения: флегматично медленные движения, расплывающиеся мысли. Неподобающим образом разместившись в кресле — скинув туфли, поджав под себя ноги, — я распустила волосы, достала из ящика тумбочки плитку шоколада.

Подкрепление, поощрение и акцент данного момента.

Разворачивая плитку, я надорвала обертку — сухой треск и шорох, резь металлического блеска фольги. Наконец-то отломила кусочек и кликнула на файл, свернутый в панели задач.

Если на пятый раз прочесть эти выкладки по мерчандайзингу, точно запомню и смогу уже не возвращаться к ним. А завтра верну ему флешку со словами благодарности.

Бархатистая горечь шоколада перекатилась на языке в приторную сладость, долгожданный дуэт установившейся в офисе тишины и жужжания системного блока еще более усиливал опустошающее удовлетворение от того, что все-таки пережила этот день, столько успев сделать, а ведь казалось, что все провалю… Пожалуй, впервые за прошедший месяц я испытала это — кроху уверенности, что все образуется. Никаких ощущений иллюзорного, украденного, неправильного или неправомерного.

Когда спустя еще четверть часа обула сапоги, пожалев о том, что и они на каблуках, а до трамвайной остановки предстоит покрыть немалое расстояние, все выключила и встала с кресла, на секунду остолбенела, заметив в дверях высокую фигуру Вадима.

Неожиданно, что он не уехал. Одет в пальто, на шею накинут шарф. Смотрел на меня настороженно и как-то сердито.

Вдохнув, прогнав оцепенение, постаравшись выглядеть расслабленной, я вежливо и нарочито энергично произнесла:

— Не знала, что вы еще здесь. До свидания, Вадим Евгеньевич, до завтра.

Он громко и саркастично фыркнул, чем совершенно сбил меня с толку.

— Знаете, Арина Витальевна, пожалуй, вы единственная из моих сотрудников, чьи слова я захотел проверить.

О чем он? Адреналин морозом прокатился по телу, я тяжело сглотнула.

Раздраженно выдохнув, так и не дождавшись от меня каких-либо слов, он направился к гардеробу, достал из него мою одежду. И я поняла: это повторение предложения, прозвучавшего час назад.

— Одевайтесь, — скомандовал. Нетерпеливо тряхнул моим развернутым пальто, словно подчеркивая: он настаивает и не примет возражений.

— Домой вы не торопились, а я глянул адрес в вашей анкете. И вы сильно преувеличили, когда сказали, что живете недалеко, — ядовитым тоном он выделил последнее слово.

Оставаясь безмолвной и неподвижной, я выразительно глядела ему в лицо: не нуждаюсь в подобном проявлении внимания от него, считаю его ошибочным, отчасти даже вторжением.

В живых проницательных глазах Вадима, решительно смотрящих в мои, не мелькнуло ни намека на отступление. Черты его лица будто окаменели — непреклонен.

— Пожалуйста, — из его голоса ушло раздражение и язвительность, в нем дрогнула просьба, блеснувшая и во взгляде.

…Просовывая руки в любезно подставленные рукава пальто, я подумала, что сейчас поступаю так, как поступать ни в коем случае не стоило. Но было бы верхом бесстактности и грубости вступать в перепалку или же какое-то обсуждение.

***

На парковке у здания осталась стоять лишь одна машина, темная иномарка, в гладкой поверхности дверей под режуще-белым светом фонаря зеркальной картинкой отражался взрыхленный ногами прохожих снежный покров.

Методом исключения — это его машина. Набрав полную грудь морозного воздуха, спрессованного городским смогом, я стремительно зашагала к ней, не дожидаясь владельца, замешкавшегося на выходе. Впрочем, он быстро нагнал меня.

Под ногами похрустывал снег, из которого высекал искры жесткий уличный свет, сужающий огромное внешнее пространство до минимального, практически комнатного: крышей служило низкое небо, покрытое молочно-серой пеной облачности, а стенами — черная тьма и окрестные здания.

Никто из нас не проронил ни слова — привычное молчание, только накал его еще более сильный. Старалась не думать, не дать выскользнуть из плотно свернутого, сжатого кулька сознания ни единой эмоции или мысли.

Он подвезет. Около тридцати минут нахождения вместе с ним в одной машине, на расстоянии полуметра друг от друга — и я дома. И никаких воспоминаний, параллелей, неудовольствия и тревоги. Это будет обычный эпизод из жизни человека, проработавшего сверхурочно.