Фулгрим: Палатинский Феникс - Рейнольдс Джош. Страница 2

Космодесантники разом опустились на колени, прижав кулаки к палатинской аквиле на кирасе.

Примарх довольно улыбнулся.

— Я выбрал вас шестерых представителями всего легиона. Вы послужите мне оруженосцами. Подумайте, что это означает, и подготовьтесь соответственно.

Он снова отвернулся к звездам:

— Вы свободны, идите.

Легионеры отбыли, негромко переговариваясь. Двое беседовали тише других, один молчал. Когда все шестеро ушли, Фениксиец произнес:

— Теперь можешь высказаться, Абдемон.

Примарх посмотрел на седьмого из вызванных им. В доспехе, покрытом пурпурным тирским лаком, лорд-командующий Абдемон воплощал собою идеал для всех Детей Императора. Правая рука его покоилась на яблоке мастерски сработанного силового клинка, висящего у пояса. Изысканную саблю воин получил в дар от оружейников Ионического плато на Терре. О нем говорили как об умелом фехтовальщике, но в деле Фулгрим его пока что не видел. Впрочем, сейчас от Абдемона не требовалось показывать искусство владения мечом.

К мнению лорда-командующего, одного из старших офицеров Фениксийца, прислушивались на советах. Абдемон вел себя уважительно, не опускаясь до подхалимства. Пожалуй, он был самым рассудительным среди военачальников первых десяти миллениалов легиона. Именно в его здравомыслии сейчас нуждался примарх.

— Что думаешь? — спросил Фулгрим.

— Очень вдохновляющая речь, мой господин, — отозвался воин с легкой хрипотцой; такой звук издает шелк, рассекаемый сталью. — От волнения у меня быстрее забилось сердце.

Фениксиец выгнул бровь:

— Да? Я не перегнул палку?

— Нет, мой господин. Идеальная порция ура-патриотизма.

Терранин Абдемон был среди тех, кто совершил первое, судьбоносное странствие на Кемос вместе с Императором и преклонил колени у ног примарха. Он бился на передовой в каждой баталии Третьего, включая Проксимскую. Лорд-командующий заслужил как высокий чин, так и всеобщее уважение, поэтому Фулгрим быстро пришел к выводу, что, завоевав его расположение, покорит весь легион.

То, что Фениксиец был генетическим прародителем воинов, не гарантировало ему ни верности, ни любви. Каждый день на тысяче планет сыны идут против отцов. Кроме того, разделение Детей Императора серьезно ослабило командную структуру: они привыкли сражаться в одиночку или малыми группами, а не как части полного легиона. У примарха и его доверенных лордов-командующих ушли долгие годы на то, чтобы восстановить в братстве дисциплину и чувство общей цели.

Услышав ответ космодесантника, примарх фыркнул:

— Не знаю, Абдемон, под какой звездой ты родился, но благодари ее за то, что у меня есть чувство юмора. В ином случае я наказал бы тебя за столь откровенное неуважение.

Лорд-командующий поклонился. Глядя на его черное лицо, Фулгрим поискал в нем собственные черты. Белые волосы, заплетенные в короткие толстые косицы и туго стянутые на затылке, придавали Абдемону сходство с ястребом. Никто не назвал бы офицера красивым, но вряд ли его это беспокоило.

— Приношу извинения, мой господин. В дальнейшем я постараюсь избегать подобных безрассудств.

В голосе воина слышалось веселье, но лицо его, будто высеченное из оникса, оставалось неподвижным.

— Ты только что добавил к дерзости наглую ложь, — произнес Фениксиец, взяв легионера за горло. Слегка, только слегка, но все же в знак предупреждения. Он ощутил, как у Абдемона резко подскочил пульс — от волнения, не от боязни. Это порадовало Фулгрима: его сыны, истинные сыны Императора, были превыше страха.

Примарх наклонился к космодесантнику, чтобы тот испытал на себе полную силу его голоса. Сердце лорда-командующего забилось еще быстрее — Астартес непросто было находиться вплотную к своим прародителям. Абдемон справлялся лучше других, но не идеально.

— Теперь обращайся ко мне осторожно и только наедине, иначе придется покарать тебя в назидание другим. Субординацию нужно соблюдать хотя бы внешне, Абдемон.

— Как прикажете, — сказал воин, отводя глаза.

Недопустимо, чтобы легионер при свидетелях проявлял неуважение к своему примарху, пусть даже в шутку. Тем более важно, чтобы этого не происходило во все еще малочисленном Третьем, который лишь недавно восстановил боевой дух и выкарабкался из бездны, в которую сползал до воссоединения с Фулгримом.

Император привел на Кемос едва ли двести космодесантников. От легиона оставалось только название. Третий был сломанным инструментом, неправильно применявшимся и нуждавшимся в починке. Фениксиец сделал все от него зависящее: посетил благородные семейства древней Европы, обновил соглашения о кровной подати, забрал в качестве десятины первенцев из тысячи миров. Медленно, но уверенно братство вновь начало расти — однако, по мнению братьев примарха, было еще слишком слабым. Хорус считал, что Фулгриму пока рано расправлять крылья и лететь самостоятельно. Впрочем, даже Луперкаль мог ошибаться…

Выбросив эту мысль из головы, Фениксиец отошел от лорда-командующего, и тот вновь задышал свободно. Неотрывно глядя на подчиненного фиолетовыми глазами, примарх спросил:

— Ответь мне честно, Абдемон: я правильно выбрал их?

Космодесантник помедлил. Фулгрим терпеливо ждал, не мешая ему размышлять. Прочистив горло, воин произнес:

— Больше всех меня беспокоит Квин. Он грубый, необработанный клинок. То же самое с Флавием Алкениксом. Они оба — строевые бойцы, а не дипломаты.

— Поэтому мы и нуждаемся в них, как в кнуте, помимо пряника. — Сложив руки за спиной, примарх опять повернулся к иллюминатору. — Своим присутствием они будут напоминать, что мы можем устроить при скверном развитии событий. — Фениксиец усмехнулся: — Признаю, в сравнении кое с кем эти двое выглядят не так уж кровожадно, но их должно хватить. Что насчет остальных?

— Тельмар и Торн честолюбивы, полны рвения. В них я уверен, как и в Кирии.

Фулгрим кивнул: он возлагал большие надежды на Кирия. Этот одаренный мечник с острым умом, возможно, пойдет дальше всех из шести — вознесется высоко, если получит шанс. Подумав о последнем из выбранных им клинков, примарх ощутил неуверенность:

— А что апотекарий, Фабий?

— Тоже тревожит меня, — после паузы сказал Абдемон. — Он талантлив, но склонен думать, что находится вне иерархии легиона. — Воин нахмурился. — С него надо сбить спесь.

— Этим я займусь лично, — пообещал примарх, и на лице легионера возникла почти комичная гримаса облегчения.

Фабий тоже был терранином, отпрыском какого-то не слишком знатного дома в горах северной Европы. Как и Абдемон, он входил в Две Сотни и единственный из всех апотекариев дожил до встречи с примархом. Сейчас у него появились коллеги, но тогда Фабий в одиночку пытался сдержать хворь, поразившую генетических сынов Фулгрима. Фениксийцу не нравилось то, что он видел во взгляде медика: цинизм, противоречащий всем догмам Третьего. С этим следовало разобраться, и быстро.

На Визасе легион мог отыскать свежую кровь — новую подать, новых кандидатов. Возможно, тогда Фабий немного повеселеет. Взирая на звезды, примарх вернулся к расчету координат точек Мандевилля. Услышав покашливание за спиной, Фулгрим вздохнул:

— У тебя вопрос?

— Только уточнение, мой господин.

Фениксиец лениво повел рукой:

— Говори, сын мой, и я просвещу тебя.

— Зачем мы так поступаем?

— Чтобы привести этот мир к Согласию.

— Но почему именно так? Риск перевешивает выгоду.

После долгого молчания примарх снова вздохнул и заговорил:

— Мои братья бросили мне вызов. Как вызванный, я имею право выбрать поле битвы и оружие. — Он улыбнулся. — Русс, похоже, тонко пошутил, предложив мне возглавить Двадцать восьмую экспедицию. Двадцать восемь — целое положительное число, равное сумме его собственных делителей^[1]. Совершенное число. — Фулгрим тихо усмехнулся: — Я не удивился бы, услышав такое от Ферруса или даже Хоруса, но только не от Русса. Леман умнее, чем кажется, однако скрывает это.

— И весьма успешно, — согласился лорд-командующий.