Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич. Страница 9

— Чего ж хорошего? На износ ведь работаю! Хрустнет у меня что-нибудь в нужном месте в ненужное время — и все.

— А то хорошо, что, что есть у меня предложение.

Он ладошки сложил, потер их одну о другую, словно собирался огнь добыть, но вместо огня добыл он интересную мысль:

— Почему бы не собраться скоренько да не махнуть нам в Гундявые леса? Порыбачим. Опять же говорят на реке Делимбе плюмбум на нерест идет — так и икорки наберем… Ну и зверь-рыба к августа телу нагуляет.

Я — молчу. Он тогда с другой стороны заходит.

— Ну, а главное, решил я, Савва, охотой всерьез заняться. Поди-ка плохо! Ведь сам посуди, скажем, повезет гундю подстрелить, так и живи себе год, забот не зная. Любой зоомузей за неё столько энергетических единиц отвалит…

Он закалил мечтательно глаза.

— И сыт, и пьян и нос в табаке…

— Это ты, брат, хватил, — возражаю я ему, — Это ж чистое браконьерство. Гунди в те места на случку идут.

— Так и пусть себе идут, — перебил меня друг. — Кто ж узнает-то? Места там глухие, почитай на 900 верст никакого жилья нет.

— Ну нет, — говорю. — Там в егерях дураков не держат. Спутники орбитальные, дроны… Засекут. Так что если рыбачить, так рыбачить. Это дело доброе, а на гундю, да еще в случке идти? Уволь, брат. Сам не пойду, да и тебя…

Тут Мефодий на попятный пошел. Ручками замахал, ножками заерзал.

— Ну ладно, ладно… Не кипятись… Не хочешь идти так и не пойдем… Шучу ведь я.

Знаю я его шутки, между прочим. Случалось присутствовать. Он со своей страстью к стрельбе….

— И ружье не бери, а то не поеду. Мое слово — кремень!

А Мефодий глаза хитро так прищурил и говорит:

— Почему это не взять? Нешто на одной рыбе сидеть? Авось дюбангу подстрелим. От них там все лесничие ревмя-ревут. Заполонили, говорят все леса, летают… Всю шишку еловую с ананасов объели.

— Ну, ладно, — говорю, — это дело десятое, шишки там какие или веточки. А характер ты мой знаешь.

А он, морда браконьерская отвечает:

— А давай тогда в неисследованные районы махнем! Карта кислородных миров в тех местах у меня есть. Уж там-то никаких егерей нет!

И как подтверждение всему этому достает книгу и трясет ею прямо перед моим носом и говорит значительно:

— Здесь вот вся наша прекрасная будущность расписана…

И читает, будто я и сам прочесть не могу:

— Энциклопедия охотника. Охота и рыболовство на планетах девятой группы.

Поерзал он, устроился поудобнее и давай с первой страницы вслух читать.

Я-то пока хлеб резал, да банки открывал, только краем уха слушал, да кибер-самовар шипел шибко — контура у него расконтурились, вторую неделю отрегулировать собираюсь, все никак руки не дойдут. Но отдельные слова до меня долетали. Про зловредку вонявую, про пчельника-верхолаза, про канаёта с планеты Духан… Ну, сделал я свое дело, выставил на стол бутылочку «Радоновой», все чин-чинарем, а Мефодий как раз до Гундявых лесов добрался.

— В оба уха теперь слушай, — поднял Мефодий палец.

— Я что? Я — готов! — отвечаю. Закурил я трубку из когтя птицы Мох, другую трубку другу своему под нос сунул.

— Давай, — говорю, — Мефодий, запускай мотор своего красноречия!

И пустился Мефодий!

— Гундявые леса расположены в экваториальной области единственного континента планеты Мега-Мук. Широкой зеленой лентой тянутся они вдоль всего экватора. Густая растительность покрывает почти весь континент, оставляя только на северо-западе небольшой участок степи…

Посмотрел он на меня значительно.

— Чуешь, Савва! Небольшой участок!

Мефодий тряхнул книгой над головой, заложив палец между страниц, как закладку.

— Чую! — дохнул я дымом. Меня от его тона тоже забирать начало. Вот что умеет мой друг — то умеет! В самую глубину души нырнет и на той фисгармонии, что внутри, Баха сбацает!

— Реки, пересекающие континент широки, многоводны и изобилуют рыбой…

— Изобилуют, Мефодий, — подтвердил я, припоминая разговоры об отличной рыбалке у речки Дуболомки. И так мне хорошо от этих слов сделалось, что я даже глаза прикрыл, представляя себе тихие заводи Дуболомки и подступающий к берегу Хищный Лес. Разомлел я душой, как после доброй бани, а Мефодий как раз в ту секунду как гаркнет:

— Эх, Савва! Мать твою по периметру! Ведь живем-то только раз! Нешто всю жизнь как квашням сидеть? Ну её к дьяволу эту книжечку. Собирай вещи! Едем! Хочу там все руками пощупать и ногами попинать!

— Эка хватил! — говорю я. — Ведь не ближний свет…

Тут Мефодий зашипел, ну прям как мой самовар.

— А что ж, лучше, по-твоему, опять карпов-ушанов на Мордиграсе ловить?

Я вижу — завелся Мефодий, потому и говорю индифферентно.

— Что ж… Может оно и лучше…

— Надоело! — заревел друг мой в голос, да как кулаком по столу въедет. — У меня от ушанов изжога! А от рытья подколодных червей мозоли с рук не сходит!

Растопырил мой друг свои пальцы и трясет перед носом, будто бы его мозоли для меня Бог знает какая новость.

— А что за ушан без этих тварей?

Я «Радоновой» ему плеснул. Немного. На самое донышко. Друг её внутрь принял и успокоился малость.

Я тоже молчу, не возражаю. Да что тут возражать? Прав он на все сто. Без подколодного червя, обкормленного тутовым мякишем, ушана нипочем не возьмешь.

Тут Мефодий плечами передернул. Определенно вспомнил как мы в прошлом годе ловили этих самых ушанов, а подколодные черви выбрались из садка и набросились на него, пытаясь залезть во все отверстия, которые Природа не рассчитывая на этих тварей, оставила в Митрофане.

— Ладно, Савва, — говорит Мефодий, — и тоска у него в голосе наблюдается необычайная. — Ты как знаешь, а я еду!

Чувствую я, что жизнь шибко моего друга заела, ну и я тогда решился. Не бросать же его одного!

— Ну, раз ты так — то и я с тобой!

Повеселел Мефодий, сердцем возликовал.

Добрали мы с ним, что на столе стояло и тем же вечером собрались на скорую руку. Благо нищему собраться — только подпоясаться. В два счета сгоношили малый походный набор, уложили в трассер. Мефодий к своему другу Ереме Масленникову сгонял, карабин свой забрал, а я тем временем в Управление Внешней Охоты смотался — лицензию выправил.

Как ночь пролетела я не заметил, а вот утром собрались мы, как договорились, за полчаса до отлета на восьмой причальной платформе. Стоим, покуриваем. Ждем, значит, когда аппарат прибудет.

А вокруг — красота! Снизу Земля сквозь иллюминаторы высвечивается, над головой — звезды.

Наконец пришел корабль. Названием «Аркебуза». Люки раззявил, и вся наша братия числом человек в сорок мешки похватала и бегом места занимать — у всех ведь зуд охотничий начался.

А капитан на нас сверху поглядывает с тихой радостью во взоре. Пригляделся я к нему — ба! Старый знакомый! Тарквиний Красный!

Я как его увидал так сразу Мефодия локтем толк. Мефодий тож вверх поглядел и встал. Очень мы этого Тарквиния опасались. Странный он был какой-то и фобия у него любопытная была — не любил человек действующие вулканы.

И вообще каждый раз, как только кто-нибудь из нас с ним связывался, так что-нибудь случалось. В прошлом году, когда мы на выходные за карпами-ушанами на Мордиграс с ним летали, так Мефодия дверями защемило. До потери сознания. В позапрошлый раз… А-а-а! Да что там говорить. Каждый раз что-нибудь да происходило.

Ну, пока мы раздумывали лететь — не лететь, нас братья охотники в дверь внесли. А у нас с Мефодием принцип — мы как крокодилы обратного хода не признаем. Пришлось смириться. Как только устроились мы — корабль от причала отпихнулся и рванул куда-то.

Загудело тут, затряслось нутро «Аркебузы». Сомлели все, понять ничего не можем, а Мефодий забормотал, верный своему фатализму:

— Ну, вот, начались шуточки Тарквиниевы… Я, — говорит, — морально ко всему готов, даже к перелому голени.

Но вдруг — голос в салоне раздался властный, спокойный, даже ленивый какой-то. Это капитан на связь с салоном вышел.