Пепел Вавилона (ЛП) - Кори Джеймс. Страница 30

— Это не допрос, сэр. Прошу, делайте, что вам нужно.

— Спасибо. — Пракс вынул свой терминал и добавил запись в список дел на утро. Ему показалось, что дисплей барахлит, но это дрожала его рука. Он сунул терминал в карман. — Спасибо, — повторил он.

— У вас есть предположения, кто мог ее убить? Или почему?

Вольный флот, подумал Пракс. Потому что она выступила против них. Она сделала это, потому что люди голодали, страдали и умирали, и в ее власти было помешать этому. Они узнали и убили ее. Так же, как убьют меня, если я стану доставлять им неудобства.

Он посмотрел в глаза безопасника. Так же, как убьют тебя, подумал он.

— Что вы можете ответить, сэр? Любая мелочь может пригодиться.

— Ничего. Я понятия не имею.

Глава четырнадцатая 

Доки станции Церера располагались приблизительно по экватору, широким поясом из титана, керамики и стали. Движение карликовой планеты затрудняло стыковку, но едва защёлки срабатывали, благодаря вращению корабли получали преимущество в треть g, даже при выключенных двигателях. При таком большом радиусе вращения силы Кориолиса можно было не принимать во внимание. На «Пелле» это ощущалось как умеренные импульсы тяги, не более того. Но что-то не давало Филипу покоя. Чувство, будто что-то не так — с кораблём или с ним самим.

Он дважды украдкой пробирался в медицинский отсек, запускал диагностику, а потом, прочитав, удалял результаты. Они ничего не показывали. Но, может быть, он просто привык к жизни при постоянной тяге, так что импульсов ускорения оказывается достаточно, чтобы выбить из колеи. Или, возможно, всё дело в том, что корабль был пуст, Филип на нём один. В подсознании слабо, но постоянно крутилось грызущее предположение, что это всё как-то связано с человеком, в которого он стрелял, однако оно казалось бессмысленным. Филип вместе с отцом убил миллиарды человек. Выстрелить в одного, который даже не умер, для него сущий пустяк. Видимо, дело всё-таки в Кориолисе.

Отец ясно дал понять, что мир Филипа теперь ограничен шлюзом. «Пелла» и всё в ней принадлежали ему, как всегда, но станция Церера теперь хуже вакуума. К счастью или нет, для Филипа она теперь навсегда закрыта. Такую сделку Марко заключил с губернатором из АВП, Доузом. Все остальные могли принимать активное участие в эвакуации, а Филип — лишь наблюдать. Поэтому он ходил по коридорам, ездил вверх-вниз на лифте, спал, ел, тренировался и ждал, пока все, кого он знал, обдирают до костей станцию Церера. Если бы мог, он бы тоже участвовал. Может быть, именно то, что он сидел тут без дела, пока другие работают, и не давало Филипу покоя. Это выглядело правдоподобнее, чем Кориолис. Или тот тип, в которого он стрелял.

Вообще-то он мало что помнил из произошедшего. Он находился снаружи, примерно с десятком бойцов Вольного флота и какими-то местными прилипалами. По старым правилам он был ещё слишком молод для борделей и баров, но он ведь Филип Инарос, и никто не посмел его останавливать. Он танцевал с местной девушкой, восхищался её тату, покупал ей выпивку. И сам напивался вместе с ней, стакан за стаканом. Он чувствовал, что нравится ей. И неважно, что музыка слишком громкая, он всё равно говорил.

Её интересовал не столько он сам, сколько история о нем. Сын Марко Инароса. Карал предупреждал Филипа. И Марко предупреждал. Найдутся люди, которых привлечёт именно то, чей он сын. Всегда нужно быть осторожным, не забывать о своей семье. Не дать завлечь себя или соблазнить. Сейчас Вольный флот в силе, но на Церере до сих пор остаются люди, больше чем наполовину склонные к старым порядкам.

— Когда мы имеем дело с врагами, то по крайней мере понимаем, где они, — говорил отец, когда они только прибыли на Цереру. — Но никто не может быть ненадёжнее полуастеров. 

Марко не сказал прямо, но явно имел в виду мать Филипа и людей вроде неё. Астеров, которые позволили себе отвернуться от Пояса и опуститься до уровня Фреда Джонсона, землянина, делавшего вид, что беспокоится за них. Умеренный АВП — лишь ещё одно имя предательства. И потому Филип, хоть и пил с девчонкой, знал, что доверять ей нельзя. Он слишком много выпил. И когда девчонка ушла, ничего ему не сказав, он почувствовал унижение и досаду. Происходящее потом он толком почти и не помнил, охранники забрали его и вызвали отца. Ещё одно унижение.

Они даже не поговорили. Марко велел ему оставаться на корабле, вот он здесь и остался. Может быть, они и не будут больше об этом упоминать. А может, их разговор еще не закончен. Возможно — он ведь не знает, откуда взялось чувство, что всё не так. Филип не понимал. И был зол оттого, что не понимает.

Он сел перед орудийным пультом, синхронизировал экран со своим терминалом и включил питание. Некто на фоне старорежимного флага АВП кричал о том, что Вольный флот остаётся последней и лучшей надеждой на освобождение астеров. Узколицый койо, усевшийся чересчур близко к камере, болтал о последствиях прекращения поставок биологических припасов с Земли. Какое-то крутое порно в интерьере, напоминавшем не то водоочистительную станцию, не то вестибюль отеля. Старенький сериал «Саббу Ре», когда-то заставлявший его балдеть от Санджита Сангре, пока тот ещё был офигенным. Помехи. Всё это и было помехи, шум и картинки, и Филип оставлял их почти без внимания. Они вызывали смутное чувство ярости и победы над всем этим, одержанной им и его отцом. Гнев и злость сопровождали уходящий во тьму старый мир.

Когда Филип вырубил динамики, на «Пелле» вдруг стало тихо, как никогда не бывает на корабле. Двигатель отключён, не слышно тихого гула или случайных звуков, которые всегда были фоном жизни. Только сочленения палуб всё еще поскрипывали и стучали, когда нагревались и остывали платы. Воздухоочиститель шипел, фыркал и снова шипел. Может, из-за этого и кажется, будто что-то не так. Корабль под тягой звучал совсем не так, как в доке, изменилась еле слышная музыка его жизни, и это тревожило. Что-то давило на Филипа изнутри, душевная тревога, как зуд, причиняла неудобство, в какой бы позе он ни сидел или ни стоял. Боль в челюсти, боль в плечах. Может, это естественная реакция человека, привычного к движению, но вынужденного оставаться пассивным. Только и всего. И ничего больше.

Мать сказала: «Найди меня, прежде чем убивать себя».

Филип встал, жестом отключил питание и пошёл к тренажёрному залу. Большой плюс одиночества — никто не занимал ни один тренажёр. Филип не потрудился разогреться, сразу опустил эластичные ленты, пристегнутся и потянул. Он наслаждался тем, как вжимаются в ладони ручки, как, преодолевая сопротивление, напрягаются мышцы, делаясь крепче с каждым усилием. Между упражнениями он включил музыку — громкое агрессивное даи-бхангра — и почти сразу же выключил, прервавшись на середине следующего упражнения.

Все желания надоедали, едва зародившись. Интересно, вышло бы так же с той девушкой, думал он. Если бы она тогда осталась и они перепихнулись, потом он захотел бы, чтобы она ушла. Выключилась, как музыка. Филип не знал, что сделать, чтобы опять чувствовать себя в норме. Пожалуй, не мешало бы поскорее свалить с Цереры.

Послышались голоса, громкие и довольные, и знакомые, как хлебный суп тёти Мишель. Карал, Сарта, Крылья, Кеннет и Джози. Экипаж возвращался на борт. Может, и отец уже здесь, но Филип не знал, хочет ли тот его видеть.

— Бист бьен, — сказал Крылья. — Ещё пару секунд.

Чуть пошатываясь, старик вошёл в тренажёрный зал. Зализанные на пробор волосы свисали по бокам, как всегда, но чуть менее гладкие, чем обычно. По-настоящему его звали Алекс, но из-за этой причёски кто-то прозвал его Крылья. Глаза у него налились кровью, а походка была чересчур расслабленная и неустойчивая. В руках Крылья нёс мятую лиловую сумку.

— Филипито! — он неуклюже пробирался вперёд. — А я всё высматриваю, где ты.

— Ну, вот ты меня и нашёл, — сказал Филип. — Теперь всё гут, да?