По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф". Страница 86

— Что от тебя теперь останется?! Ни***! Я тебе говорю, Салиман! Ни***! — но вновь его сковало почти ледяное спокойствие, издевка, предостережение. — Не пытайся отныне казаться добренькой девочкой. Ты такая же сволочь, как мы все. Видишь этот с***ый пакетик? Достаточно малого, чтобы разрушить все до основания!

Главарь закинул снотворное в дальний угол штаба, как бесполезный хлам.

— Что я наделала, — закрыла Салли руками лицо, падая в беспамятстве. Слез не осталось. Ее обуял нечеловеческий ужас. Казни являлись еще малым злом по сравнению с этим менее масштабным поступком. Лишь на вид. Истинная катастрофа порой кроется в случайном стечении обстоятельств, в неосторожном слове. Отныне Бенджамин оказался потерян для нее навсегда. Навсегда!

— Просто выбрала, милая, — это ласковое слово в устах главаря звучало исключительно издевательски, но все его существо пропитывала горестная ирония и мрачное торжество. — Все решает это долбанный выбор. Будто мы еще должны выбирать… Мы предаем любимых. Мы распинаем их! — казалось, на этом слове глаза его болезненно расширились, как от удара, но он вновь шипел. — А они нас… Да! Распинаем друг друга. Прямо на крестах!

Ваас тоже отчего-то тяжело потер ладонями виски, словно закрывая на миг лицо. Да, этот мерзкий образ, который отныне отражался в каждом осколке зеркала, в каждой грязной луже. А достаточно малого.

Остров тонул в темноте, где застыли в бесполезном повторении бессмысленных действий два предателя.

Комментарий к 17. Вера и предательство. Ревность

Есть! Новая глава! Самая большая. Осталось еще три. И они более мелкие будут, как мне кажется.

Итак, те, кто читал “Нет вестей с небес” https://ficbook.net/readfic/2532294 возможно, заметили, что в начале этой главы присутствует гроза и охота на леопардов из 119-121 глав “Нет вестей”. И упоминание “Голгофы” тоже не просто так. Это бонус тем, кто читал оба фанфика. События у меня параллельно происходят в данном случае. Можно отдельно читать, в целом. Но и как дополняющие друг друга части.

Перед эпиграфа:

Ревность,

Вязкая как грязь.

Она в моих венах,

В моей крови.

Ревность.

Очевидно,

Что я люблю тебя больше,

Чем ты меня.

Всем спасибо за внимание! Если не жалко, черкните пару строк. Большой отзыв к большой главе вовсе не требую.

========== 18. Цена последнего шанса ==========

Tout est chaos

À côté

Tous mes ideaux: des mots

Abimés…

Je cherche une ame, qui

Pourra m’aider

© Mylene Farmer «Desenchantèe».

Бен не мог понять, как они с Норой оказались в этом страшном гроте. Все произошло слишком стремительно. Он прибыл на «Верфь Келла», и там их загребли без объяснений, оглушив. Очнулся уже в зловонной клетке, а рядом застыла Нора, бледная и осунувшаяся, дрожащая крупным ознобом. Кто-то их сдал, кто-то узнал о плане побега. Иного объяснения не находилось. Кто? Хотя важно ли…

Пятна крови покрывали каменный пол пещеры, мерцающий проектор светил пустой картинкой на прорванные простыни, натянутые на бамбуковые перекладины, служившие импровизированным экраном. Вокруг него стояли грязные железные клетки, не чета тем, временным, в которых содержались перед транспортировкой пойманные пленники.

Здесь все пронзала невероятная атмосфера ужаса. Из черных мешков с мусором стекала багряная жидкость, и кое-где торчали отпиленные конечности, выбрасываемые на корм собакам. Там же обретался железный стол с ремнями, возле которого лежали жуткие инструменты, начинавшиеся бензопилой, заканчивающиеся слегка усовершенствованными орудиями инквизиции и сварочным аппаратом с маской.

Всюду валялись ржавые цепи и оборудование для съемок, на треноге перед стулом, вокруг которого устойчиво запеклось огромное буро-алое пятно, тоже торчала готовая для съемки камера. Там, вероятнее всего, били, вырывали ногти… Что еще? Доктор не желал представлять, вслушиваясь мучительно в назойливое жужжание жирных мух и переговоры пиратов. Но все равно невольно думал, что с ним теперь сделают, и еще хуже — в голову лезли видения, что ждет Нору. А Салли? Куда дели ее? Может быть, оставили на «Верфи Келла»? Доктор не ведал. Кажется, перед тем, как оглушить, его долго пинали: по голове, по спине, по почкам, отбивая все, что можно было отбить. От этого не осталось четких воспоминаний.

Боль глухо расползалась по телу, притупляя ощущение реальности и панику. Вот и все — бесславно заканчивалась его жизнь. Вот и все — самое дно. Неизбежность — рано или поздно это должно было произойти, он лишь своей трусостью отстрочил, зачем-то проявив половинчатое добро, подав надежду Салли, сделав ее сосуществование с Ваасом невыносимой мукой, да еще Нору утащил с собой в пропасть. Ложная надежда — хуже отчаяния.

Он оказался картонным героем, не хватило сил просчитать все. Слишком полагался на удачу, бросив вызов тем, кто в сотни раз мощнее.

Доктор сжал зубы и попытался сесть, прислонившись к прутьям решетки, которые пробрали спину холодом металла. Сырость пропитывала все вокруг, казалось, сочилась из мхов и белесых лиан.

Теперь, глядя на онемевшую от ужаса Нору, доктор ненавидел себя за желание куда-то выбраться, а то, что было прежде — это мерзкое существование в качестве пиратского хирурга — казалось раем. Чего ему не хватало, в самом деле? Но что ж теперь… Пленники молчали, они оба знали, что их теперь ждет. Вернее, терялись в догадках, каждая из которых объединялась общим понятием — ад!

Бенджамин долго ждал, когда за ним придут, но караулы, казалось, не обращали на пойманных никакого внимания. Хотелось пить, горло страшно скребло болью, на затылке запеклась кровь. Доктор попытался оценить, какой ущерб был нанесен его организму, придя к выводу, что обошлось, видимо, без сотрясения мозга. Затем он тоскливо начал рассматривать через решетки все, что находилось в пещере.

В свете тусклых фонариков и свечей обстановка пыточной казалась еще более жуткой, почти мистической. «Этот остров не отмечен на картах, аномалия?» — вспомнилось равнодушное замечание Салли. И почему-то ее же голос прозвучал в голове: «Отсюда не выбраться». Девушка маячила странным наваждением. Она горько смеялась…

Доктор надавил на виски, чтобы не думать о ней, чтобы не представлять, какое наказание подготовил для нее главарь, если узнал, что она тоже состояла в сговоре. Хотелось верить, что не узнал.

Нора отворачивалась к решеткам, ее горло сводили судороги, женщину явно тошнило от стресса. Бенджамин молчал, не мог шептать ободряющую ложь. Он больше не верил в себя, в свои жалкие силы, когда попытался выбраться, доказать себе, что еще является человеком, а не тиной речной. Вот и «доказал» им всем.

Белесый мрак окутывал его сознание, не оставляя места даже ужасу. Отстраненно он представлял, насколько будет больно, если ему вздумают отпилить руку или ногу. Он сам нередко отрезал поврежденные конечности пиратов с минимальной анестезией, вспоминая, как они орали. Он же и затыкал им рты тканью или чем попадалось, и все равно сквозь кляп доносились стоны и вой. Значит, очень больно. Бен дрожал, но не представлялось, что это его собственное тело, как в кошмарном сне. А ногти если вырвут — больно? Да, очень. А если сварочным аппаратом жечь начнут? Видел он уже пиратов с конопляных полей, насмотрелся на сожженную до бурых пузырей и обугленных клоков плоть. Все видел, и, наверное, каждый раз на себя примерял. Оттого как-то иначе относился к страданиям, словно где-то на подсознательном уровне уяснив их неизбежность.

Ныне он ненавидел себя и ждал их почти как наказания. Да, в уголовный кодекс каждой страны необходимо внести статью «За переоценку своих сил». От чего еще случаются трагедии? Ведь жили же они как-то, а теперь случилось — никак. Полное ничто, отсутствие всякой возможности существования. Нора… Вот за нее сердце болело. Три удара скальпелем — вот и все, что от него требовалось. А не этот героизм. Вот и все, на что он оказался бы способен. Ныне снова всплыл в памяти подвал Бака Хьюза, эти фальшивые лампочки, этот бес, пытающийся содрать одежду.