Восковые фигуры - Сосновский Геннадий Георгиевич. Страница 50

— Ну дела! — бормотала старушка, совсем сбитая с толку. — И ведь как чисто все произносит. Не хуже моего старика.

Тут Павел Семенович нырнул за прилавок и был таков.

Стараясь больше не попадаться на глаза тете Паше, что в конце концов могло кончиться плохо, любовная пара, держась за руки и помогая друг другу, проскользнула на второй этаж. Тут Людка, у которой были кое-какие свои планы, на время Булкина оставила, приказав ему спрятаться, что он и сделал не переча, ибо целиком находился под обаянием своей новой подруги. Людмила же между тем, обнаружив отличные спортивные данные, по ножке стола вскарабкалась бесстрашно вверх, повисела, выжалась, пробежала по столу и уселась на ручке кассового аппарата, на самом видном месте. Сидела, как воробей на жердочке, и весело болтала ногами. А Павел Семенович, что греха таить, в это время любовался ею из своего укрытия. Хороша была Людка в цветастом платьице, в платочке на голове, повязанном на манер матрешки. Булкин был в восторге от своей новой знакомой. Ее рассудительность, веселый нрав и способность сохранять в отчаянном положении не только присутствие духа, но и чувство юмора, придали ему бодрости, и будущее не казалось теперь таким мрачным, как накануне. Теперь он даже с интересом ждал дальнейших событий, теша себя злорадной мыслью, что скоро многие сограждане окажутся в таком же идиотском положении, как и он сам.

А Людмила, похоже, кого-то с нетерпеньем ждала. Она так и не прониклась до конца серьезностью того, что с ней случилось, ее способность мыслить критически была равна нулю. В голове мелькнула шальная мысль: черт возьми, хорошо бы проделать подобный фокус с директором магазина, он вот-вот появится.

События развивались стремительно. За пятнадцать минут до открытия магазина директор подъехал на служебной «Волге». Так уж повелось: любил в одиночестве обозревать собственное хозяйство: то были редкие минуты, когда мелочные заботы отступали и можно было мыслить перспективно, крупными категориями. Вот и сейчас, прежде чем направиться в кабинет, он неторопливо прошелся по торговым залам, иногда останавливаясь и размышляя. Людмила буквально дрожала от сладостного предвкушения ожидавшего ее удовольствия. А дело в том, что между ними уже не один год тянулся застарелый роман, и ему, директору, давно пора было решиться выставить за порог старую грымзу, свою жену, а он все тянул, все обещал, все мямлил, ссылаясь на обстоятельства, от него якобы не зависящие, и этим обрекая Людмилу на пассивное ожидание неизвестно чего. Женщина этого не прощает, и любовь в ее сердце постепенно оборачивается ненавистью. Вот и настал момент свести счеты. Теп ерь-то она покажет этой дуре, его жене, что добилась своего, а какой ценой, не имеет значения. К чести Людмилы надо сказать, она все еще любила сорокалетнего директора, человека неглупого, с железной деловой хваткой и огромными связями. То был ее идеал мужчины. Когда-то ей было достаточно веселых поездок вдвоем за город, на природу, обедов в дорогих ресторанах, где мужчины обращали внимание на ее дорогие наряды, девицы вздыхали от зависти, а ее всесильный кавалер не моргнув глазом готов был выполнить любую ее прихоть. Да, то была настоящая жизнь, но теперь этого ей было уже мало, теперь ей нужен был он сам. Пройдет несколько лет, и что ее ждет? Положение брошенной любовницы? Ну уж нет!

Конечно, Булкин и ведать не ведал, какие мысли бродят в эту минуту в крошечной женской головке, но догадывался: что-то она затеяла, и ждал ее команды, прячась в складках оконной занавески, откуда выглядывал одним глазком.

— Огурчик, ты где? — пискнула Людмила.

— Я здесь, — тихо ответил из своего укрытия минигопс.

— Сейчас ты кое-что увидишь! Приготовься.

Директор был совсем рядом. Он подошел к кассе с другой стороны и задумчиво наклонил голову, как бы стараясь мысленным взглядом проникнуть в ее хитроумный механизм. Выражением лица он напоминал сейчас старого, опытного кота, который караулит мышь, усевшись возле дырки в полу.

И в эту минуту его позвала Людмила. Директор в изумлении прислушался, но, видимо, решил — почудилось. И тогда с легким бумажным шурша-ньем она выбежала из-за кассы и остановилась на краю стойки, сделав шутливый реверанс.

— А вот и я! Доброе утро! Как вы меня находите? Недурно, правда?

Он подошел ближе, неодобрительно хмурясь.

— Люда, сколько раз просил, не говорить мне «вы», когда мы одни. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Обязательно делаешь что-то назло. А что с тобой случилось? — спросил он, присматриваясь. — Что за новый каприз? Платье какое-то… — Он потрогал материю.

— А как ты ко мне относишься? — с вызовом спросила Людка.

— Люда, почему ты такая маленькая? Вечно выкинешь какой-нибудь фокус, лишь бы мне досадить. Что произошло?

— Что да как, долго рассказывать! — ответила крошечная девица. — Лучше возьми меня в руку и поднеси к лицу, я хочу тебя поцеловать… Не бойся, не укушу! Маленькая, да удаленькая!

— Ужасно меня расстроила! — сказал он, осторожно беря ее двумя пальцами за спинку — Людмила дернулась и захихикала: было щекотно. — Что за глупая выходка! — укорял директор. — Только что вспоминал тебя и подумал, неплохо бы сегодня заглянуть в «Поплавок». Что ты на это скажешь? Только перестань дурачиться.

— Ты меня вспоминал! Как это мило.

С этими словами Людмила потянулась губами к его лицу, он, в свою очередь, сделал губы трубочкой, нежно их округлив, и тем самым сделал роковой шаг на пути к катастрофе. Коварная девица хорошо помнила все, что произошло с ней самой и проделала то же самое. Директор страшно вытаращил глаза, вздрогнул, дернулся, словно заряд огромной силы потряс его всего от головы до пяток… Крик не человеческий, а звериный исторгся из его груди. Он еще пытался бороться с той чужеродной неумолимой силой, что проникла в него и перекраивала все по-своему, он не сдавался, но все напрасно. Лишь процесс перехода из одного состояния в другое оказался более замедленным, что говорило об огромных психофизических ресурсах этого человека, но сути дела не меняло. Превращение началось. Свидетелями оказались, однако, не только те двое. Работники магазина, пришедшие на работу, бросились на крик и невольно остолбенели. Людмила между тем с ловкостью цирковой наездницы соскользнула с быстро уменьшающегося тела и отбежала в сторону, черты лица ее напряглись и заострились с выражением мстительного удовольствия, она достигла своего.

Сотрясаясь, директор наскоро давал указания:

— Клавдия Ивановна, проверьте еще раз годовой отчет! Сколько у нас там числится на балансе? По-моему, есть ошибка! Остаетесь за меня! Что-то происходит… Спасите! Погибаю!..

Отчаянный крик о помощи все еще звучал, но становился выше, звонче, срываясь на писк, пока наконец директор голый, в чем мать родила, не выскочил из-под вороха одежды и не бросился бежать, протягивая вперед руки, как слепой, и повторяя: «Это она, она, Людмила! Сейчас же сделай все по-прежнему!»

В это время магазин открылся, привлеченная суматохой толпа бросилась к месту происшествия, смяла прилавки, ящик с минеральной водой упал на пол, покатились бутылки, опрокинулась бочка с подсолнечным маслом, жирная струя хлынула под ноги, люди падали, расшибая затылки о цементный пол; двое алкашей, пользуясь неразберихой, проскользнули в соседнее помещение, в винный отдел, и приступили к распитию спиртного в быстром темпе, пока их оттуда не вытащили за ноги.

Некоторое время директор бегал по кругу, вскрикивал, ударял себя по ляжкам в состоянии крайнего возбуждения: «Да что же это со мной? Да что же это со мной?» — пока какой-то простодушный толстяк не протянул к нему руки и не обратился ласково-уте-шающим тоном, как к ребенку, присев на корточки:

— Да успокойтесь же, ради Бога! Расскажите по порядку, что случилось? Как все произошло?

— Она, она… — твердил директор, вздрагивая, как при сильном ознобе, — она… вот так взяла за нос… и сказала…

Не прошло и нескольких секунд — толстяк, проявивший столь неуместное участие, повалился на спину, как от внезапного удара, дергался тучным телом, как перевернутый жук, дрыгал руками и ногами, издавая какие-то ухающие звуки, точно на него вылили ушат ледяной воды, и становился меньше, меньше…