Восковые фигуры - Сосновский Геннадий Георгиевич. Страница 73

И в этот драматический момент все газеты сообщили наконец радостную весть: виновники трагических происшествий задержаны, и жизнь в городе вскоре войдет в привычное русло.

Потерпевших, однако, продолжали держать в изоляции. Их количество не уменьшалось, а с каждым днем росло.

Приглашение на казнь

Обещанный человек пришел, когда Пискунов уже и ждать перестал, вконец измученный, и подумывал, не очередная ли это зловещая шутка Алексея Гавриловича. Было еще не слишком поздно, но свет уже выключили, и невидимая, но яркая луна отпечатала на полу решетку, зыбкий неверный свет заливал камеру. Когда щелкнул засов и открылась дверь, Пискунова будто кипятком всего обдало, сердце остановилось на миг и переместилось под самое горло, так что дыханье перехватило. Он!

Человек постоял, осматриваясь, и, нащупав глазами топчан, швырнул туда какой-то сверток или вещевой мешок, но жидкий, почти пустой. Потом, кряхтя, сел, что-то бормотал про себя и долго натужно кашлял. Пискунов затаился, каждая мышца была напряжена до предела, рука ощупала лежащий под подушкой пистолет. К этому времени Пискунов, еще не имея никаких планов, что и как делать, досконально изучил устройство смертоносной игрушки; сейчас пистолет был поставлен на предохранитель.

Когда глаз присмотрелся, можно было разглядеть вошедшего при тусклом свете наружных фонарей. Хилый какой-то, усохший весь и, похоже, в возрасте. Одет в распахнутую фуфайку, под которой была только нижняя рубашка; он залез под нее рукой и скреб себя всей пятерней, чесался. Зная себя, Пискунов боялся, что ожесточение и ненависть, которые он в себе все это время разжигал, уступят место жалости; сейчас, однако, он не испытывал ничего, кроме омерзения и брезгливости. Отталкивающей была физиономия, типичная физиономия рецидивиста; люди этого сорта со временем приобретают какое-то особое, специфическое выражение, даже не подберешь, как и определить, — ничего человеческого в лице, одна патологическая жестокость и тупость умственного ублюдка. «Специально таких и подбирают, — подумал Пискунов. — И этот скот… эта мерзкая тварь… Моих родителей…»

Сосед по камере встал и подошел к окну. Весь заросший щетиной, жидкая бороденка, спутанные волосы на голове комом торчат. Постояв немного, он снова сел и не сказал, а прохрипел:

— Эй, закурить найдется? Да ты не вкручивай мне мозги, что спишь, вижу, что не спишь. Опух весь без курева, десять суток в карцере…

— Я не курю! — выдавил Пискунов сквозь зубы, боясь, что не справится с голосом. «Дождаться, пока заснет, дождаться… — твердил сам себе. — Ас какой стати, я — ему… еще что-то… Спокойно! Не разговаривать!»

— Гони сигарету, сволочь! — вдруг заорал сосед истерично. — Я тебе сейчас шмон устрою, фраер паршивый. Зажимаешь, падла! Дай хоть махры. Иди к надзирателю попроси! Иди, сука, задушу! Ну! Душу выну!

«Психопат какой-то, — подумал Пискунов, и внезапная спокойная уверенность им овладела. — Шлепнуть эту гниду! Сто грехов снимется».

Он встал и постучал в дверь. Обычно достучаться было нелегко, а тут дверь сразу же открылась. Пискунов сказал, что его новый сосед просит закурить, угрожает, а он не курит, и если можно… К его удивлению, надзиратель тотчас вынул пачку и вытащил оттуда несколько штук. Крикнул в глубину:

— Эй, ты, там! Спички есть?

— Давай и спички, не обеднеешь! — донеслось с топчана. — Бросай! Сюда бросай!

Камера наполнилась дымом, и было видно, как слоисто вытекает он из окна. Пискунов лежал с открытыми глазами. Сосед затягивался жадно, смачно, огонек в его руке, казалось, уже касается пальцев. Швырнул окурок в окно, улегся, что-то опять бормотал: «Пять единиц на стволе, а он повернулся, падла, и в глаза смотрит. Говорю, затылком повернись, а он, гад, смерти не боится, все смотрит, прямо в душу… Я в него всю обойму… А за что — карцер?..»

Сосед внезапно оборвал себя и захрапел, и Пискунов понял, что если не сделает все сегодня, сейчас, то не заснет и в эту ночь. Некоторое время с раздражением прислушивался к мощным раскатам. В голове все билось и билось одно и то же: «И это он… отца, мать… Он! Проклятая обезьяна!» Сердце бешено стучало, когда он вынул из-под подушки пистолет и снял его с предохранителя. Потом он сел на кровать, стараясь успокоиться, унять в руках дрожь. Думал ли он когда-нибудь, что убьет человека! Пусть ничтожество, пусть из священного чувства мести! Спокойно подвести дуло к виску, как советовал Алексей Гаврилович. И нажать на спусковой крючок. И все! Нет, не к виску, к затылку. У них все отработано до мельчайших подробностей. К затылку, потому что страшно смотреть в глаза невиновного.

Он был слишком измучен ожиданием, чтобы медлить дальше. Кончить все сразу! Двигаясь как можно осторожнее, встал с кровати. Заскрипел пол, и храп мгновенно прекратился. Пискунов стоял посреди камеры с пистолетом в руке. Медленно поднял руку… Все равно куда, если вдруг… Сосед больше не храпел, дышал спокойно и глубоко. Пискунов сделал еще шаг. Теперь он был рядом. Спящий натянул на себя куртку. Сквозь спутавшиеся волосы была видна наметившаяся лысина. Вот сюда! Пискунов с досадой заметил, как прыгает в руке нацеленное в голову дуло. И вдруг ему показалось все происходящее каким-то нелепым фарсом. Он должен убить. Но кого? Этого жалкого выродка? Этого подонка, палача? Разве убийца он? Он лишь орудие убийства! Человек, сам оказавшийся в жерновах… Мысли шли сами по себе, а руки действовали сами по себе, он поднял пистолет, дрожь прекратилась. Сейчас он сделает это, и душа его наконец успокоится. Он заговорил не своим, а чужим голосом, слыша его как бы со стороны:

— Эй, проснись! Сейчас ты умрешь, ты приговорен. Но прежде я хочу знать — как! Как это произошло? Они были молоды, они любили друг друга, мои отец и мать, я уверен, у них хватило мужества встретить конец, где бы они ни находились в ту страшную минуту. Любовь была их последней опорой, они мысленно были вместе, они обнялись на прощанье, и это было единственное счастье, выпавшее на их долю. Но что чувствовал ты? Я не буду тебя убивать, если твое сердце дрогнуло при виде этих несчастных, не познавших и сотой доли отпущенного им судьбой… Если же нет, тогда приготовься! Да свершится возмездие! — Пискунов приставил дуло к затылку лежащего перед ним человека.

Трудно сказать, как это произошло. В гневных ли словах он расплескал ненависть, или ее было слишком мало, чтобы молча, спокойно нажать на спуск и поставить последнюю точку. Пискунов вдруг понял, да он знал это и раньше, что не убьет, не сможет отнять чужую жизнь. И едва лишь рука его с пистолетом опустилась, как лежащий на топчане вскочил и вырвал у него из рук оружие.

— Давайте закончим эту комедию! Я был на сто процентов уверен, что вы не способны. Интеллигентская мягкотелость! — Это был Алексей Гаврилович. Пока он говорил не то чтобы раздраженно, а с легким оттенком высокомерия, он сбрасывал с себя всю накладную атрибутику — бороденку, парик и маску. — Жалкий, слабый человек! С первого раза не получается, нужна, стало быть, более длительная тренировка… Н-да! Придется…

Пискунов не столько удивился неожиданному превращению, сколько ужаснулся: ведь он был близок, совсем близок к тому, чтобы…

— Послушайте, а если бы я… Как вы могли? — Алексей Гаврилович весь как бы спружинил, выбросил сразу две руки, сжимавшие пистолет, и резко навел дуло на Пискунова.

— Смотрите, как надо!

Почти одновременно с репликой грохнул выстрел, пуля скользнула возле виска, обдав жаром, и словно обладала какой-то силой: падая, он отлетел к кровати, расширенными от ужаса глазами смотрел на наставленное на себя дуло. Вторая пуля угодила в дерево кровати рядом с рукой, полетели щепки. Пискунов качнулся; выстрелы гремели один за другим, пока не кончилась вся обойма. Все эти несколько секунд смерть гуляла вокруг него совсем рядом. Каких-нибудь несколько миллиметров вправо-влево…

— Вот так надо! — повторил возбужденно знакомый, пальба по живой мишени его, видимо, взбодрила, похоже, он гордился собой: глаз не подвел и рука не дрогнула. — Я устроил вам маленький экзамен, — продолжал он, принимая обычное выражение лица, несколько фатоватое. — Вы его, пардон, не выдержали, оскандалились. Придется нервную систему укреплять, закалять, да и мозги вправить не мешает. Иначе, боюсь, будете не способны… А задача-то ответственная. Архиответст-венная.