Господин канонир (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич. Страница 33

— Или это формандский голем, которого испытывали на канонерке, — возразил Тренч, — Но как только к ней пришвартовался терпящий бедствие готландский полакр, голем сошел с ума и принялся рубить всех вокруг!

— Дурацкая версия — голем определенно готландский.

— Или формандский, — Тренч не намерен был сдаваться, упрямо смотрел в глаза, -

— Женщина на корабле, — напомнил ему Габерон, — Та самая, которая завела в ловушку де Сезара. Все это было спланировано, приятель.

Бортинженер качнул головой.

— Готланд, конечно, не Каледония, но и у нас бывают женщины на кораблях. К тому же, она могла быть и пассажиром.

— Кстати, тебе не показалось, что у нее немного… странный голос?

— Немного, — Тренч неопределенно пошевелил пальцами, — Не обратил внимания.

— Эх ты. А ведь у тебя слух куда острее, чем у старого канонира!

— Мой слух не настроен исключительно на женские голоса.

— Ладно, черт с ней, — вздохнул Габерон, ерзая на своей бочке, еще более жесткой и неудобной, чем кресло дежурного офицера на капитанском мостике «Барракуды», — Даже если она немолода и некрасива, я бы не отказался встретиться с ней, чтоб потолковать. Потому что как ни крути, она единственный человек, который может пролить свет на эту историю. Загадочная особа. Прямо какая-то леди Икс!..

— Сейчас неважно, формандский голем или готландский, — пробормотал Тренч, — Главное, что он считает своими врагами всех вокруг.

— Скорее всего, сбой восприятия цели, — рассеянно заметил Габерон, — Обычных големов дрессируют исходя из цвета мундиров неприятеля. Синий — свой, серый — враг… Но этот, кажется, считает ниже своего достоинства разбираться в таких мелочах. Нас с тобой он собирался разделать точно так же, как и команду. Это значит, у него вообще нет предпочтений по части деталей. Любой человек, оказавшийся в пределах его досягаемости, воспринимается как враг.

Кажется, его слова не очень-то успокоили Тренча. Тот встал с ящика и сделал несколько покачивающихся шагов по нижней палубе. Габерон заметил, что бортинженера тоже бил легкий озноб. Несладко ему сейчас, должно быть. Но это все покажется ему детскими шалостями, если они погрузятся в Марево еще на сотню-другую футов…

Самого Габерона куда больше беспокоило молчание капитанессы.

— Гомункул, — приказал он полушепотом, — Связь с капитанским мостиком!

Гомункул отозвался не сразу, а когда отозвался, его голос осекался еще больше обычного.

— Ус… ус… устанавливаю связь. Мос… мостик на связи.

— Ринни! — выдохнул Габерон в пустоту, прикрыв зачем-то ладонью рот, точно опасаясь, что этот звук привлечет внимание марширующего голема, — Эй, на мостике! Ты что, уснула?

Пять секунд тишины показались ему вечностью.

— Слушаю тебя, Габбс, — отозвалась тишина.

При звуке ее голоса Габерон испытал такое облегчение, словно в один миг сбросил двести галлонов балластной воды. Грязной зловонной жижи, тянувшей его вниз. Но уже в следующую секунду он почувствовал приступ липкого стыда. Голос у Алой Шельмы был уставший и тусклый. Так обычно не звучит голос живого человека, даже переданный гомункулом.

— Могу я осведомиться, что там слышно с отправкой, капитанесса, сэр?

— Тебе так быстро надоела обстановка? — в голосе капитанессы послышался намек на улыбку.

— Я неуютно себя ощущаю, когда не могу сменить гардероб хотя бы трижды за день, — в тон ей ответил Габерон, — Кроме того, еще немного, и я провоняю здесь настолько, что тебе придется проветривать меня на леерах, как грязное белье. Это все чертова чешуя… Здесь у нас несколько бочек этого добра, видно, оказалась недостаточно качественной для ведьминского зелья… Ты даже не представляешь, как она смердит! Где «Вобла» наконец? Передай Дядюшке Крунчу, чтоб взял у меня на гандеке самую большую пушку из всех, что найдет. Я хочу, чтоб он превратил эту штуку, шагающую по мидль-деку, во много-много маленьких деталей на радость Тренчу.

— «Воблы» не будет, Габбс.

Габерону показалось, что он ослышался. Слух старого канонира не всегда отличается остротой, а гомункулы формандского образца нередко искажают звук. Габерону безотчетно захотелось помотать головой, чтоб прочистить уши.

— Повтори, я не понял. Прием.

— «Воблы» не будет, — тихо повторила Алая Шельма, — Извини.

Тренч уставился на Габерона широко раскрытыми глазами. Не послышалось, значит.

— Где она?

— Где-то на пути в Порт-Адамс, должно быть, — капитанесса отчетливо шмыгнула носом, — Я пыталась ее вызвать. Пытаюсь до сих пор. Однако… «Вобла» сейчас в каких-нибудь тридцати милях от нас, но корабельный гомункул ее не видит. Не видит и не может связаться.

— Марево, — упавшим голосом произнес Тренч, садясь обратно на ящик, — Вы говорили, оно экранирует связь по магическому лучу.

— Так и есть, — отозвался Габерон тихо, бессмысленно разглядывая собственные пальцы. Глупейшее занятие, особенно в темноте, — Марево глушит любую связь.

— Но ведь мы погрузились всего на двести пятьдесят футов!

Габерон медленно набрал воздуха в легкие, пытаясь представить, что это чистый и свежий воздух, который веет по ночам над верхней палубой, а не затхлая, пропитанная ядовитой алой взвесью, отрава. Желудку это ничуть не помогло, он по прежнему вел себя так, словно внутри него колыхалась большая медуза.

— На триста приятель. И это ровно на триста футов больше, чем рекомендуется для здоровья.

— Почему ты так думаешь?

— Видишь ту гадкую рыбину, которая кружит в углу?..

Тренч опасливо скосил глаза, наблюдая за уродливым существом, похожим на наконечник стрелы и таким же плоским.

— Д-да.

— По-латинийски эта тварь именуется «акантонус арматус». И она никогда не поднимается выше трехсот.

— Значит…

— Значит, мы остались втроем в этой тонущей кастрюле, — Габерон ухмыльнулся, надеясь, что ни Тренч, ни Алая Шельма не подозревают, какой ценой далась ему эта беззаботная ухмылка, — К тому же, в обществе безумного механического убийцы. Не знаю, как вам, а мне это кажется началом нового захватывающего приключения.

— Габби… — Алая Шельма осеклась, не смогла продолжить. Голос изменил ей и в течении нескольких секунд корабельный гомункул передавал на нижнюю палубу только хриплое дыхание и короткие всхлипы, — Я… Я…

— Держите себя в руках, капитанесса, сэр! Формандскому боевому кораблю не привыкать к пролитой крови. Но вот женские сопли на мостике явно не к месту.

— Нам не выбраться отсюда. Я сглупила, Габби. Прости меня. Я была вздорной и глупой девчонкой. Сделала все наоборот. Если бы здесь был Дядюшка Крунч… Ох, если бы он был здесь… Я… О Роза, что же я натворила!

Габерону пришлось сделать два или три глубоких вдоха, чтобы привести мысли в порядок. Это было непросто. Они плясали в голове как крошки планктона, сталкиваясь между собой, разлетаясь и связываясь в громоздкие бессмысленные цепочки. Цепочки, которые своей тяжестью напоминали тянущие ко дну якорные цепи.

— Все в порядке, Ринни, — выдавил он, надеясь, что его голос звучит по-прежнему безмятежно, — Дядя Габби что-нибудь придумает.

И быстро, чтоб она ничего не успела возразить, добавил одно короткое слово:

— Отбой.

* * *

Габерон презирал сверхнизкие высоты, но не боялся их.

Боязнь перед Маревом среди юнкеров формандского военно-воздушного флота вытравливалась в первые же годы учебы, методом настолько же варварским, насколько и эффективным. Инструмент, предназначенный для его выполнения, на флоте негласно именовался «пивным бочонком» и фигурировал в великом множестве историй, как невинных, так и довольно неприличных — в зависимости от рассказчика. «Пивной бочонок» был предельно прост по своему устройству и представлял собой простейший деревянный корпус, формой напоминающий баллон аэростата. Привязанный прочными линями к борту судна, он волочился под килем, позволяя бортовым лебедкам регулировать высоту, от нескольких десятков футов до нескольких сотен. Метод действительно отличался крайней простотой. Испытуемого опускали на предписанную высоту и держали там столько, сколько было необходимо.