Господин канонир (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич. Страница 4

— Вот видишь, Ринни, — Габерон развел руками, — Главному канониру нечего рассчитывать на помощь.

Алая Шельма раздраженно отодвинула от себя тарелку с рыбными костями.

— Думаю, Корди не откажется тебе помочь.

Габерон насмешливо вздернул бровь.

— Корди? Вы шутите, капитанесса, сэр?

— А что такое?

— Да сама погляди.

В этот момент Корди как раз выбиралась из-под стола с пойманной ею миской. На лице ее застыло виноватое выражение, а кончик носа там, где не был испачкан угольной пылью, немного покраснел.

— Извини, Ринни. Я не нарочно, — пробормотала смущенно ведьма, — В любом случае, это была старая миска! Она никому не нравилась!

Алая Шельма хлопнула себя ладонью по лбу. Миска, которую ведьма с преувеличенной аккуратностью водрузила на стол, была отлита из чистейшего молочного шоколада.

— Во имя Розы, Корди! Ты не успокоишься, пока всех нас не оставишь без посуды?

Юная ведьма потупилась. Ее многочисленные хвосты тоже поникли, как паруса в штиль.

— Я ж не нарочно. Хочешь, я ее съем прямо сейчас?

— Не раньше, чем ты доешь свой сервант! — поймав недоуменный взгляд Тренча, единственного человека, сохранявшего относительное спокойствие на протяжении всей перепалки, Алая Шельма неохотно пояснила, — Эта девчонка превратила вчера корабельный сервант в слоеный пирог с грибами. И не получит шоколада, пока не доест его до конца!

— Видал? — Габерон коротко ткнул техника локтем в бок, — Нет, ведьмам на мой гандек вход заказан. Я не хочу, чтоб орудийная палуба превратилась в подобие кондитерской лавки! Чем я буду стрелять по готландской канонерке, если станет жарко? Марципаном?.. Кстати, раз уж на то пошло, в чью светлую голову пришла мысль запустить в мою каюту проклятого карпа? Тоже ты постаралась, Корди?

Ведьма поспешно затрясла головой:

— Это не я! Честное слово!

— Шму!

Ассассин вздрогнула. Она всегда вздрагивала, стоило кому-то позвать ее по имени. Но в этот раз, отметил Габерон, она выглядела смущенной и подавленной сверх обычной меры. Настолько, что едва не размазывала по тарелке соус собственным носом.

— Извини…

Габерон всплеснул руками. Ему хотелось расхохотаться, но он знал, что смех и подавно перепугает Шму до того, что та, чего доброго, сползет под стол.

— Варенье из Розы! Чего ради ты это сделала?

Ассассин шмыгнула носом.

— Ну… Ему было холодно и страшно ночью одному.

Габерон непонимающе уставился на нее:

— Кому? Карпу?

— Угу, — Шму принялась ковырять пальцем столешницу, — Я… встретила его ночью на… на палубе. Он был такой… одинокий, грустный. Мне стало его… жалко. Я… Извините.

Грустный одинокий карп! Габерон и в самом деле едва не расхохотался, с трудом сохранив на лице присущую ситуации строгость.

— Карп! Ей стало жалко карпа! И она, конечно, решила, что дядя Габерон согреет несчастное животное и утешит. Спасибо еще, что не сунула мне пару электрических угрей под одеяло!

Шму молча комкала салфетку, ни на кого не глядя. Потрясающее существо, подумалось Габерону. Умеет свернуть человеку шею двумя пальцами и при этом конфузится как монашка, впервые увидевшая гуидак без раковины[4].

— Я помогу тебе с уборкой, — вдруг сказал Тренч, — Мне не сложно.

Габерон уставился на бортинженера с подозрением. Он привык не ожидать ничего хорошего от инициативы членов команды и первым делом подозревал в ней злонамеренный подвох.

— Я думал, ты еще возишься с корабельным котлом.

— Мы уже почти закончили, Дядюшка Крунч без труда закончит сборку.

Габерон с деланным безразличием пожал плечами:

— Как хочешь, приятель. От помощи отказываться не буду, раз уж сам предложил. Только учти, на гандеке и в самом деле полно ржавчины… А теперь, если вы не против, я хочу съесть самую большую и сочную отбивную в южном полушарии!

К его большому разочарованию отбивной на камбузе не оказалось. Кухонный стол был заставлен всякой всячиной, которая, на взгляд Габерона, никак не могла соперничать с большим куском жареного мяса. Он обнаружил блюдо с копченым хеком, половину головки сыра какого-то каледонийского сорта, твердого настолько, что впору было бы использовать вместо досок для ремонта палубы, горшочек с медом, краюху выпеченного на «Вобле» хлеба, еще помнящего магический жар печи, несколько свежих бисквитов, салат из ламинарий[5] и плошку со сливовым вареньем.

Габерон демонстративно поморщился, разглядывая выставленные блюда. Впрочем, на противоположной стороне стола он обнаружил тарелку с горой свежих поджаристых гренок. Румяные, с хрустящей корочкой, покрытые расплавленным сыром, желтым, как полуденное солнце, они хоть и не могли служить достойной заменой бифштексу, на некоторое время примирили бы его с несправедливостью окружающего мира. Гренки — не самая плохая штука на свете, если разобраться. Быть может, именно их не хватает одному уставшему канониру, чтоб обрести утраченную веру в справедливость.

Габерон уже собирался со снисходительным видом подхватить пару особенно румяных экземпляров, когда Корди небрежно заметила:

— Я могу сделать тебе отбивную, Габби!

Он выставил вперед ладонь в предупреждающем жесте:

— Не утруждай себя, Сырная Ведьма. От твоей магической стряпни у моего желудка колики. Кроме того, твоя ворожба гарантирует что угодно, кроме результата. Кончится тем, что я получу вместо отбивной фисташковое мороженое или пудинг или…

Корди со вздохом стала сплетать собственные хвосты в бессмысленный узел.

— Я учусь, Габби.

— Вот именно. И я чувствую себя куда спокойнее, когда ты занимаешься этим подальше от меня.

— Хватит, — Алая Шельма хлопнула ладонью по столу. Звук получился негромкий, но все собравшиеся на камбузе внезапно замолкли, звон посуды стих сам собой. Даже Мистер Хнумр, пытавшийся незаметно стянуть с тарелки Тренча рыбу, засмущался и скрылся под столом.

Некоторое время капитанесса молча разглядывала свою команду. Как машинально отметил Габерон, ее взгляд производил нужное впечатление — выдерживать его становилось непросто. Что ж, быть может, когда-нибудь из этой девчонки и получится настоящий пират… Не такой, как ее дед. Тот, говорят, взглядом поджигал дерево. Но все же что-то семейное в этом взгляде есть…

— Раз уж мы собрались здесь в полном составе, мне стоит сообщить экипажу важную новость. «Вобла» меняет курс.

Кто-то издал заинтересованный возглас, кто-то махнул рукой, Габерон ограничился лишь тем, что скорчил пренебрежительную гримасу, которая — он знал это доподлинно — особенно неприятна Ринриетте.

— Мы пираты, а значит, вольные бродяги, нам все равно, где баламутить небо и взбивать облака. К чему нам менять паруса? Мне нравятся эти широты. Здесь тепло, сухо, нет туманов и вьюг, а дожди идут лишь на самых нижних высотах. Не знаю, как вас, а меня текущий курс полностью устраивает. Я уже израсходовал три пинты кокосового лосьона для загара за эту неделю!

Алая Шельма пристально изучила его через стол. Несмотря на то, что для этого ей не понадобилась подзорная труба, а абордажная сабля мирно висела в ножнах, у Габерона невольно возникло ощущение, что его разглядывают, точно беспомощную торговую шхуну. Неуютное ощущение.

— Ничего не имею против южных широт, Габби, однако было бы хорошо, если б ты иногда смотрел чуть дальше своего напудренного носа. Тебе известно, каким ветром идет сейчас «Вобла»?

Габерон поморщился.

— Я не специалист по навигации. Спроси Дядюшку Крунча или «Малефакса». Я-то Тихого Доходяги от Северного Разбойника не отличу!

— Я говорю о направлении.

— О. На юг, если не ошибаюсь.

— Ошибаешься. Ветер в последнее время дует исключительно в одном направлении. В направлении безденежья! Если дело и дальше пойдет в том же духе, придется мне придти к выводу, что Роза Ветров окончательно выжила из ума, а неделя теперь состоит из семи пятниц![6]

На камбузе воцарилась тишина, если не считать напряженного сопения мистера Хнумра, пытавшегося дотянуться до вожделенной еды из-под стола. Даже Шму на минуту перестала с тоскливым видом копаться в своей тарелке.