За морем - Уильямс Беатрис. Страница 19
— Да, честное слово, — улыбнулась я. — У меня был просто шок.
— Шок? — переспросил он.
— От того, что я наконец вас встретила.
На пути к кафе во мне произошел важный перелом. Я рвалась в Амьен 1916 года с одной-единственной целью: отыскать Джулиана и передать ему предупреждение. Абсурдное расстройство воображения! Чего я в самом деле ожидала? Что я выложу ему свою правду и он мне поверит? Что Джулиан возьмет да и скажет себе: «О, отлично! Как здорово, что эта Кассандра так вовремя сюда заскочила. Задержусь-ка я в Амьене еще на одну ночку, поблагодарив свою счастливую звезду».
Нет, как раз попасть сюда оказалось самым простым делом. А вот теперь-то, как я внезапно поняла, передо мной лежала куда более сложная задача. Я должна была заслужить доверие Джулиана, каким-то образом убедить его, что я не душевнобольная и не какая-нибудь подосланная шпионка и что сообщенная мною информация действительно может спасти ему жизнь. Причем сделать это надо в ближайшие сорок восемь часов. И как это преподнести?
«Итак, с одной стороны, — озарило меня прозрение, когда я брела по булыжной мостовой к „Золотой кошке“, — Джулиан Эшфорд меня любит. Не сейчас, конечно, однако в нем все равно где-то глубоко должна теплиться предрасположенность в меня влюбиться и — что самое главное — возжелать меня до такой степени, что помутится обычная мужская логика».
Я должна была пробудить в нем это желание, эту любовь — хотя бы немного, лишь для того, чтобы он все-таки прислушался ко мне. И если повести себя по-умному, он, несомненно, меня полюбит.
«Будь собой! — говорила я себе, скользя глазами то по его губам, то по высокому аристократическому лбу. Наконец поймала его быстрый взор. — Будь той Кейт, которую он любит».
— Боюсь, я не совсем вас понимаю, — произнес он, глядя мне в глаза с невозмутимой проницательностью. — Может быть, вы наконец-то сообщите мне свое имя?
— Меня зовут Кейт.
— Кейт, — неуверенно произнес он и повторил натянуто: — Кейт…
— Пока что просто Кейт, если не возражаете.
Тут официант прикатил тележку с исходящими паром тарелками с яйцами в мешочек, тостами и чем-то мясным, что я с ходу не сумела распознать. От яств поднимался восхитительный дразнящий аромат, наполненный жаром, топленым маслом, чабером — ничего похожего я не вдыхала с тех самых пор, как покинула Нью-Йорк.
— Я думала, сейчас идет война, — изумилась я.
Он досадливо передернул плечами.
— «Кошка» умудряется выкрутиться даже в пору нехватки продовольствия.
— Чудесно! — Я схватила столовые приборы, от захлестнувшего меня аппетита забыв про все на свете.
Джулиан смотрел, как я ем, спокойно опустив свои длинные красивые пальцы на нож и вилку. Вокруг нас прокатывался гул разговоров, то приливая, то спадая в бесконечном ритме живого общения. За соседним столиком кто-то засмеялся — точнее громогласно, точно мул, заревел от хохота, — и Джулиан наконец поднял вилку со стола.
— Так что ваше путешествие? — спросил он, ковыряясь в тарелке. — Долгим вышел путь?
Прежде чем ответить, я проглотила шелковистую яичную массу, которой успела набить рот. Это дало мне какое-то время обдумать ответ.
— Намного дольше, чем вы можете себе представить.
— Я так понимаю, вы проделали путь аж от самой Америки?
— Да, от самой Америки.
— И вы приехали, чтобы повидать меня? Именно меня?
— Да! — с чувством ответила я. — Именно вас.
— Хм-м… — С задумчивым видом он отрезал кусочек от своей колбаски, словно пытался сообразить, как мне лучше подыграть. — Может быть, лучше начать с начала? Откуда, собственно, вы меня знаете?
— Вас знает каждый, капитан Эшфорд.
— В Америке? — удивился он.
— Да. Мы, знаете ли, время от времени почитываем газеты, расположившись в тиши и уюте своих хижин. Те из нас, что умеют читать, разумеется.
Я отправила в рот полную вилку и медленно вытянула ее совершенно в духе Лорен Бэколл,[35] послав ему загадочный взгляд из-под узенькой полы шляпки. Полезное все же изобретение эти шляпки!
Некоторое время Джулиан смотрел на меня с крайним удивлением, потом на лице его проступила задорная улыбка:
— А остальные? — спросил он.
— Хороший вопрос! — словно задумавшись, склонила я голову набок. — На самых рубежах цивилизации дел невпроворот: то сдирать шкуру с гризли, то табаком торговать с туземцами. Вы разве не читали Купера?
— Бог мой… — Джулиан положил вилку рядом с тарелкой и просиял задорной улыбкой: — Кто же вы такая?
— Ну уж точно не благовоспитанная британская девица.
— Слава богу, да. Но в вас все-таки что-то еще такое есть, я только никак не могу понять что.
Слабая розоватость на его щеках подернулась сполохами горячечного румянца. Я чувствовала, как мое лицо тоже наливается жаром.
— Почему «слава богу»? — услышала я собственный вопрос.
— Прошу прощения?
— Что вы имеете против благовоспитанных британских девиц?
— Я не подразумевал именно их. Я имел в виду всю эту сцену в целом, то, как… — Он, прищурившись, посмотрел мне в глаза. — У вас очень хорошо получилось.
— У меня был славный учитель.
— Может быть, вы мне еще что-нибудь про себя скажете? — попросил он. — Хотя бы свою фамилию.
— О этого я вам никак не могу сказать. — Улыбаясь, я чуть склонила голову, вполне довольная собой. Мы с ним флиртовали. Ну, я даю! — Во всяком случае, честное слово, я не шпионка.
— Нет, конечно же, нет, — небрежно отмахнулся он.
— Даже отдаленно я с этим никак не связана, — продолжала я. — Признаться, я не представляю, с чего начать. Я совершенно не умею убедительно врать, несмотря на то что три года провела на Уолл-стрит.
— На Уолл-стрит? — недоверчиво переспросил он. — Вы имеете в виду всякие там акции и прочую дребедень?
Я искренне расхохоталась.
— «Всякие акции и прочая дребедень»! И это говорите вы! — Опустив вилку на стол, я сложила в замочек ладони, подперев подбородок, и весело посмотрела на Джулиана. — Сейчас вам, надо думать, все это представляется вульгарным стяжательским занятием, однако уверяю вас, Джулиан, однажды вы перемените свое мнение… — Мой голос дрогнул, и я быстро опустила взгляд на изящный изгиб белой кофейной чашечки, что стояла на блюдце рядом с моей тарелкой. — Я хочу сказать, вы перемените свое мнение, если вам выпадет такой шанс.
Джулиан любезно улыбнулся.
— Вполне возможно, и переменю, — молвил он, возвращаясь к завтраку. — Однако я склонен полагать, что вы меня разыскивали с определенной целью.
Я собралась с духом.
— Да, именно. Хотя не думаю, что вы мне поверите, если я вам скажу. Я все это время сидела здесь, пытаясь придумать, как вам это преподнести, и пока что ни к чему не пришла. Просто это слишком уж… — Тут я запнулась, поймав себя на слове «сверхъестественно». Кто знает, вошло ли оно уже в их речь. — …необычайно, — на всякий случай сказала я.
— Так испытайте меня, — улыбнулся он. — Не такой уж я все же ограниченный болван.
— Ограниченный болван? Вы что, правда считаете, я о вас так думаю?
— Ну а что это за вздор насчет пустоголовых светских девиц? Или будто бы я совершенно неспособен вас уразуметь? — с жаром проговорил Джулиан, подавшись вперед, и на его таком знакомом, таком прекрасном лице воцарилась полнейшая решимость, страстное желание мне доказать, каков он на самом деле.
Мой Джулиан! Который сам об этом пока не знает. Мой ненаглядный, обожаемый Джулиан — ныне воин, едва ли не все время видящий лишь грязь и кровь, чуть не ежедневно сталкивающийся с внезапной гибелью товарищей. Будет ли он из-за этого более восприимчив к моему невероятному сообщению? Ведь я где-то читала, что именно во время войны в людях, как правило, обостряется вера в сверхъестественное.
В тусклом электрическом свете кафе его глаза азартно блеснули — их и без того зеленоватый оттенок сейчас усиливался форменным цветом хаки. И встретившись с этим его горячим, воодушевленным взором, я почувствовала, будто падаю с немереной высоты.