За морем - Уильямс Беатрис. Страница 83

— Ты что, совсем сбрендила?! — взорвался Джулиан. — Как Флора в ее проклятом, ничем не обоснованном бреде, в котором, видит небо…

— Что ж, я, кажется, начинаю ее понимать. С ума сойти! С этакой перспективой выйти за тебя замуж и сидеть взаперти, точно птичка в золоченой клетке! И ни-че-гошеньки не светит впереди, кроме хорошего траха от случая к случаю!

Между нами вдруг повисла тишина. Джулиан застыл с ботинком в руке в дверном проеме перед полутемной гардеробной с совершенно онемевшим, лишенным всякого выражения лицом. Выбившаяся сзади прядь волос серпиком упала ему на лоб.

«Ну, Кейт, много всяких глупостей ты говорила в своей жизни, но эта просто побивает все рекорды!»

— Хороший трах, — медленно повторил он наконец. — Вот, выходит, что все это для тебя значит. Всего лишь хороший трах.

Я и хотела бы отвести от него взгляд, не слышать его обвиняющего голоса, не видеть странного, словно раскаленного добела, света, вспыхнувшего в его глазах, однако не могла позволить себе подобной трусости.

— Я не аристократка, Джулиан, — бросила я в ответ, — и не какая-нибудь там инженю. Я даже не культовая активистка за мир, черт бы ее побрал. Я — американка, и я современная, полнокровная, независимая женщина, и… наверное, да, вульгарная. Именно это слово употребил Артур. Но пока в твоей постели — нормальная живая женщина, Джулиан, а не какая-нибудь холодная сучка, которая станет лишь задирать юбку, когда у тебя встанет, и отпихивать, когда…

— К черту, Кейт, — прорычал он. — Если хороший трах — это все, что тебе надо…

Насторожившись, я сделала шаг назад, но он оказался куда стремительнее меня. В одно краткое мгновение, которого едва хватило бы хищнику, чтоб сцапать кролика, Джулиан сграбастал меня, вздернул мои ноги себе на пояс и, впившись в губы, безжалостно толкнул вперед. Мы ударились в стену, и одной рукой он разорвал на мне до пояса платье в десять тысяч баксов, ни на миг не отпуская моего рта своими жесткими, сильными, неумолимыми губами.

Я попыталась отвернуть голову, но его хватка оказалась слишком крепкой, и внезапно, неожиданно для себя, я почувствовала такое возбуждение, какого в жизни не испытывала. Я вонзилась в Джулиана ногтями, потом принялась сдергивать с его плеч рубашку, с треском срывая пуговицы, хватая его зубами, задыхаясь и стеная. Повозившись с поясом на его брюках, я кое-как их расстегнула, и тут же он поднял меня выше и вцепился зубами в мою грудь. Откинув голову назад, я услышала, как Джулиан с яростным стоном повторяет мое имя, ощутила его мускулистые руки, сомкнувшиеся вокруг меня, сжала ладонями его прекрасную львиную голову — и полностью забылась в неистовом экстазе.

После он не вымолвил ни слова. Я лишь слышала, как он тяжело дышит за моей спиной, но все, что могла увидеть, — это полированную столешницу бюро под моим лицом с разбросанными по ней украшениями и прочими вещами. Все, что чувствовала, — это прижавшееся ко мне, жаркое, влажное тело Джулиана и затихающие, пульсирующие толчки его только что разразившегося, небывало взрывного оргазма.

— Ох, ч-черт, ну ничего себе! — пробормотала я, пытаясь как-то прийти в себя.

Руки Джулиана исчезли с моего поля зрения, и я тут же ощутила мучительное разъединение с ним. Спустя мгновение он вернулся, и что-то шелковистое окутало мне плечи, после чего я услышала, как дверь спальни открылась и закрылась.

Сквозь еще не унявшиеся в голове вихри до меня дошло, что Джулиан ушел. Я с болью распрямилась и развернулась к комнате. Пеньюар тут же сполз со спины к полу. Подхватив его, я сунула руки в рукава и побрела в ванную.

Из зеркала напряженно вглядывалось мое лицо. Совершенно незнакомое лицо. С хладнокровной объективностью я отметила в нем красоту, чего никогда не бывало прежде. Я увидела расширенные серебристые глаза, с выразительной плотской откровенностью поблескивающие из небольших глазниц, увидела бледное матовое лицо, плавно сужающееся от скул к красиво очерченному подбородку. Темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, наполовину скрадывали рубиновое ожерелье, лежащее на изящных выступах ключиц.

Выглядела я как шлюха. Как элегантная и очень дорогая шлюха.

Я запахнула пеньюар и завязала пояс, убрала волосы назад, стянув резинкой. Тщетно попытавшись справиться с застежкой колье, наконец оставила его на месте, под самым горлом.

Джулиана я нашла в музыкальной комнате. Он сидел в темноте на скамье перед роялем, уткнувшись локтями в крышку на клавиатуре и уронив голову на руки. Когда я вошла, он даже не взглянул на меня.

Майку он уже натянул обратно, а брюки от смокинга, строго говоря, так и не снимал. В слабом свете, проникающем из коридора, я видела, как его тело от широких, одетых в белое плеч постепенно сужается к талии, исчезая в темной ткани брюк. Его физическая красота, о которой он даже не задумывался, которой владел с потрясающе величавой грациозностью, действовала на меня поистине гипнотизирующе.

Царившая в комнате мрачная тишина сперва придавила меня невыносимым гнетом. Наконец, взяв себя в руки, я еле слышно подошла к Джулиану по причудливо выложенным половицам и, встав за его спиной, ласково положила руки ему на плечи.

— Сыграешь что-нибудь для меня? — тихо, почти шепотом произнесла я.

— Кейт, я…

— Пожалуйста.

От его тяжелого протяжного вздоха у меня приподнялись и опустились руки.

— Что бы ты хотела услышать?

Я немного подумала.

— Шопена. Ноктюрн до-диез минор.

Ничего не ответив, Джулиан поднял крышку, опустил пальцы на клавиши. Склонив голову, я зарылась губами в его волосы, и тогда он начал играть, терзаясь мучительной опустошенностью, выплескивая наружу безутешную печаль, тоску по мимолетной радости, желание раствориться в этой глубокой, неизбывной скорби. Еще на мгновение мои ладони задержались на его плечах, однако я заставила себя убрать руки и соединить их за спиной.

Когда пьеса закончилась и последняя нота растаяла в пустоте, Джулиан уронил перед собой руки, схватившись пальцами за край скамьи. Я села рядом, спиной к роялю, и сцепила пальцы на коленке.

— Всякий раз, как ты это играешь, — заговорила я, — я вспоминаю ту первую ночь. Первую мою ночь в твоих объятиях. Не знаю почему. Так много чудеснейших ночей провели мы вместе, но та… Я так отчаянно стремилась к тебе. Мне необходима была уверенность, искренность, открытость. Чтобы все прочее отбросилось прочь — и остались только мы. Только ты и я. И ведь ты знал это. Боже мой, ты же все знал! И это выражение на твоем лице, и то, как ты ко мне прикасался. И все то, что говорил. Ты понял, что для меня важно. И это было настолько прекрасно, Джулиан! Как будто именно в тот момент я сделалась совершенно новым человеком.

— Кейт… — выдохнул он на пределе отчаяния.

— Мне очень жаль. Джулиан, милый! Я наговорила тебе столько ужаснейших вещей, но ничего из этого я не думаю на самом деле. Ты…

— Не надо, — оборвал меня он, тяжело уставясь взглядом в клавиатуру. — Перестань. Я должен попросить у тебя прощения… — Его тело содрогнулось от прерывистого вздоха. — Я вел себя с тобой, как… Обращался с тобой…

Естественно, он не мог найти подходящих слов. Чтобы описать все это, в его словаре таких слов попросту не существовало.

— Послушай… — Я поддернула колено, пристроив ногу на скамье у его бедра. — Заметил ты или нет, мне это доставило огромное удовольствие. Я страстно хотела тебя — именно такого, донельзя разъяренного и прекрасного. Это был… своего рода катарсис. И это было потрясающе! Повтори это когда-нибудь.

Джулиан не ответил. Я попыталась поймать выражение его лица, наполовину обращенного ко мне, однако в комнате было чересчур темно.

— К тому же, — продолжила я, — я ведь сама подтолкнула тебя к этому. Набросилась на тебя, как капризный ребенок, вместо того чтобы здраво все обсудить. Обвиняя тебя, я сама себе противоречила, а это действительно ужасно раздражает. Знаешь, я не люблю проигрывать споры, однако этот я действительно проиграла. Договорились? Да, я вела себя как ревнивая идиотка в отношении Флоренс Гамильтон. Да, я знаю, что ты простил уже мое прошлое. Или я ошибаюсь? Может, и не простил? Может, это сидит этакой маленькой язвой где-то в твоем скрытном британском мозгу, и ты это демонстративно игнорируешь. Но как бы то ни было, Джулиан, тут моя вина. Mea culpa. Я чересчур остро все это приняла.