Туманная мгла над приливом - Голестан Эбрахим. Страница 8

– В основном рыба-меч заплывает.

– Дрянь рыба, грубая, – заметил я.

– Рыба как рыба, – не согласился полицейский.

– Да, рыба-то она рыба, но грубая и вонючая, – настаивал я. – А ты сам-то видел ее когда-нибудь?

– Ну, что ни говорите, она тоже рыба, – уклонился он от ответа.

– Так-то оно так. Но разве можно сравнить ее с красивыми и вкусными рыбами…

Полицейский прервал меня:

– Это вы говорите про рыбок, которые в стеклянных посудинах?

– Нет, больше про красную рыбу, – ответил я.

– Красная рыба в нашей реке не водится, она морская. К нам в реку только меч-рыба заплывает. Речная рыба всегда цвета речной воды. Вы, должно быть, недавно сюда приехали?

– Не очень давно.

– Из реки попадает рыба в море, а оттуда идет в реку только рыба-меч, да и то не крупная, а которая помельче, – заверил полицейский.

– И все же, рыба-меч грубая и вонючая, даже та, которая мельче, – настаивал я.

– Рыба разных сортов бывает. Рыба-меч тоже рыба. Рыбу не за красоту ценят.

– Ты, начальник, как я понимаю, стоишь за рыбу-меч?

Полицейский рассмеялся, смеялся он, как-то не открывая рта.

– Хорошо бы сейчас, вот прямо сейчас, одна из них выпрыгнула бы из реки сюда.

– Сейчас хоть всю реку облазь – ни одной не найдешь! Когда холодно, они уходят в море, а как потеплеет, тогда и они вернутся, – ответил полицейский.

– Они, значит, приспособленцы.

– Чего изволите? – не понял он.

– Да нет, я в порядке, не беспокойся.

– Я-то спокоен. А вот вы будьте осторожны – в реку свалитесь, – предупредил он.

– А главное, надо следить, чтобы не проник какой-нибудь контрабандист, – добавил я.

– Мы-то следим, – сказал полицейский и посмотрел на реку. И, желая подчеркнуть свою значимость, повторил: – Конечно, мы следим.

– Если кто и отважится нарушить границу, то едва ли одолеет эти скользкие камни, покрытые тиной. В два счета поскользнется и отправится к праотцам, – заметил я.

– Да нет, бывалый контрабандист знает, как идти. Я засмеялся:

– Ну, успокоил, начальник! Ведь как уверенно говоришь!

– Ясное дело, – ответил он.

– Ну а если набежит какой-нибудь здоровенный верзила, что тогда?

– Пока не набегал. А если появится, то велик Аллах, а мы-то зачем здесь? Найдем выход из положения, когда надо будет. Мы-то ведь тоже кое-чего умеем.

Говорил он это с улыбкой, дружелюбно и непринужденно.

– Стало быть, ты дорожишь своей должностью, а она-то ведь не очень о тебе печется, – заметил я.

– Каждый о своем заботится, верно?

Мне нечего было возразить, и я снова спросил его:

– Ну а если кто-нибудь захочет за границу перебежать?

– Перебежать, говорите? Ну, кто задумает не возвращаться… пускай идет, не беда. – Последние слова он сказал по-азербайджански, посмеялся в кулак и спросил: – Не слыхали, какой здесь случай вышел несколько недель назад?

– Какой?

– Только едва ли тот человек задумал бежать.

– Да кто это?

– Ну тот, который смастерил такой велосипед, чтобы по воде ходил.

– Я не слышал, – ответил я, хотя знал об этом. А произошло вот что.

Изобретатель, молодой еще человек, все лето трудился над водным велосипедом. Он взял два плоских бруска, пристроил к ним два больших колеса с легкими лопастями, а между колесами положил доску. Он так рассчитал: лопасти начнут вращаться, бить по воде, словно весла, и велосипед пойдет. Но, еще не проверив, как действует его машина, он решил ее усовершенствовать. Прикрепил к доскам резиновую камеру от десятитонного грузовика, чтобы придать своему детищу большую плавучесть. Затем приделал еще два колеса, поменьше лопастных, соединил их передачей. Когда он садился и начинал крутить педали, маленькие колеса приходили в движение и заставляли вертеться большие с лопастями. Все это неуклюжее сооружение с большой надутой камерой производило странное впечатление.

Но этот человек не решался днем спустить на воду свой велосипед – боялся молвы и насмешек.

Однажды, в конце лета, лунной ночью я шел медленно по берегу реки домой. Вижу, он несет свой велосипед. Тут я подумал: «Не спугнуть бы, ведь испугается и уйдет». Я знал, что он собирался глубокой ночью испробовать свое изобретение. Я свернул в сторону, присел за парапетом. Гляжу, он медленно и осторожно тащит велосипед к воде. Когда он спускал его с высокого берега, велосипед упал. Бедняга кое-как поднял его, с трудом поставил как нужно. Все это несуразное тяжелое сооружение оказалось на плаву. Потом он и сам осторожно залез туда и устроился на седле. Закрутил педалями, и велосипед, освещенный лунным светом, стал удаляться от берега. Сначала он вел его по мелководью, а потом медленно направился на середину реки. Поверхность реки была гладкой, спокойной. Небо чистое. А он уплывал на своем велосипеде все дальше и дальше по реке в лунном сиянии. И вдруг упал в воду. Издали мне было видно, как всколыхнулась поверхность воды. Велосипед перевернулся, колеса ушли под воду – и все. Водная гладь опять стала светлой и спокойной. Потом из-за поворота реки показался надутый ветром парус. Наутро между железными сваями причала обнаружили колеса велосипеда. Говорили, будто в камере был прокол. Наверное, когда он спускал велосипед на воду и тот упал, то ударился об острый камень, который оказался в тине. Понемногу воздух из камеры вышел. И когда велосипед был уже далеко от берега, он потерял равновесие и перевернулся. Наверное, так и было. А может быть, это изобретение было порочно в зародыше. Что касается трупа, его так и не нашли – ведь в реке много акул и рыбы-меч.

– Этот человек хотел прославиться, изобретать захотел. Его фото уже в газете напечатали, – сказал полицейский.

– Не читаю газет, – ответил я.

– Он хотел речной велосипед сделать.

– Ну и что, не вышло? – спросил я.

– Хотел сделать, да не успел, погиб.

– Тебе что же, жалко его?

– Конечно, жалко, молодой ведь.

– Чего же ты дал ему утонуть? – Вот такой вопрос я ему задал!

– Во-первых, он поплатился за свою глупость. Ну какой из него изобретатель? Во-вторых, я в ту ночь не дежурил. На следующий день только и узнал. Да и никто его не видел. Говорят, это все ночью было.

– Так-таки никто и не видел?

– А потом, если попадешь в такую реку, разве оттуда спасешься? – говорил полицейский.

– Случается, ты сам говорил, что случается, – возразил я.

– Да, конечно… Как же это вы не знали?

– Так вот и не знал.

– Он ведь был вашим соседом. В Компании работал и жил в этом квартале.

– Компания большая, служащих там много. Я не слыхал ничего.

– Да, бывает…

– Ну а Аббаса ты знал, начальник? Мальчонку Аббаса, что несколько дней назад попал под автомобиль?

– Это который боем был?

– «Бой» – это по-английски значит «мальчик», «слуга».

– Все оттого, что озорничал. Такой упрямый был – как осел, и шалун окаянный.

– Бедняжка Аббас…

– Да что там… Наверное, тот, что в реке утонул, тоже отчаянный был.

Я пожал плечами.

– Не думаю, чтобы он хотел уйти. Видно, просто хотел сделать велосипед, чтобы ходил и по суше, и по воде. Нет, не собирался уйти. – Потом я добавил: – Да никто не хочет умирать.

Полицейский рассмеялся и сказал:

– А вообще-то зачем бежать.

– Смотри, начальник, сам-то…

– Я не собираюсь, – улыбнулся он.

– Случается.

– Ничего, я присмотрю!

Я понял, что он хвастает. Но ведь все люди этой профессии любят прихвастнуть. Все-таки я сказал:

– Да если сейчас камушек из-под ног выскочит, ты струсишь!

– Говорите, камушек? Да я от пули ушел.

– В смысле ушел от страха, убежал или избежал пули? – спросил я.

– И то и другое, вот ей-Богу!

– С тобой не соскучишься, начальник.

Вдали, прорываясь сквозь туман, снова послышался гудок.

– Не верю я, что там никого нет, кроме рыбы!

– Что вы сказали? – переспросил полицейский.

– Я про реку говорю, про реку.