Я вам не ведьма! (СИ) - Эйта Аноним. Страница 38

— Я восемнадцать лет сидела без сил, — я пожала плечами, — и очень неплохо себя чувствовала, так что не беспокойся.

Чтобы снова уложить возмущенного Щица, достаточно было легонько толкнуть его ладонью в грудь. Я хмыкнула: забавно. Теперь он как котенок.

Но он не из тех, кем можно пользоваться. Он мне не позволит. И правильно.

Я могу заиграться, мне необходимо, чтобы меня одергивали. Для этого и нужны друзья: чтобы котята не превращались в чудовищ.

— Ладно, раз уж этот вопрос мы закрыли… почему нельзя играть с призраками, Щиц?

Он закрыл глаза.

— Потому что игра — это сделка, — наконец сказал он, когда я уже было решила, что он заснул, — потому что в ней есть правила. Потому что с призраком вообще не стоит разговаривать, не то что договариваться. Живые ничего не должны мертвым, кроме, разве что, почитания и памяти; но если живой с мертвым заговорил, он начинает давать обещания. Любое слово, даже вылетевшее случайно, умный и сильный призрак поймает, взвесит и обернет к своей выгоде. Живые вкладывают в слова сожаления и боль, но призрак извлекает из них только пользу.

— Бонни, — шепнула я, — он бредит?

— Это же магия, — вздохнула та, — в ней ничего не понятно, если объяснять.

— …игра же слишком похожа на ритуал, чтобы не быть им. Призраку достаточно намека на путь, чтобы пройти. Сбрось духу паутинку — и он поднимется по ней, как по прочной веревке. Призраки так стремятся к жизни, что используют живых, чтобы создать себе лишь ее подобие. Живым же достается лишь подобие смерти…

— Щиц. Щи-и-иц… Я правда не понимаю, — перебила я.

Щиц резко открыл глаза.

— Я тоже не понял, когда читал. Но экзамен сдать надо было, ну. И я в трансе вызубрил. Но если в общих чертах, то с призраками лучше лишний раз даже не разговаривать. Играть — это опасно. Они выигрывают. Всегда.

— Да присасываются они, — буркнула Бонни, — навертели тут умных слов. Они как бродячие собаки: бросишь кость, пойдет за тобой до самого дома, и хорошо если стаю свою не позовет. И как только слабость почуют, — она провела рукой по горлу, потом свесила голову на бок и вывалила язык, — кыртык тебе, — и повторила еще раз, уже серьезно, — кирдык. А если ты начинаешь с ней в игры играть, то это не кость, а целый сочный окорок, ясно тебе? Так что видишь во сне бабушку — не разговариваешь с ней ни в коем случае!

— Но я уже начала игру… — жалобно протянула я.

— Ну так заканчивай.

— Не могу. У нее последняя попытка угадать осталась. Петух или курица… вот…

Бонни поняла, а вот Щиц спросил:

— Какая курица?

— Игра такая. Берешь бутон мака, и загадываешь, насколько он зрелый, — отмахнулась Бонни, — и что?

— Ну, я сорвала последний… и проснулась. И взяла его с собой, — призналась я, потихоньку отодвигаясь от спокойно лежащих на одеяле рук Щица: не хотелось, чтобы меня снова трясли, как тряпку.

Потому что Щиц снова побледнел и засверкал глазами. Даже сесть смог.

— Из сна?

— Откуда еще?

— И где же он? — вкрадчиво спросил Щиц.

Я встала, подошла к своему столу, зарылась в ворох бумаг и достала пенал откуда-то из глубин. Открыла

— Ну, здесь его нет.

— Ага, спасибо, — кровать скрипнула, — а где он, ну?

Я обернулась: Бонни помогала Щицу подняться, тот грузно перся о ее плечо.

— Был здесь, — сказала я, — а теперь его здесь нет.

Щиц даже подошел к столу и заглянул в пенал, как будто я могла его просто не заметить. Перебрал меж пальцами пару ручек и грифелей, обеспокоенно покачал головой.

— Поздравляю, — скрестил руки на груди, — у тебя проблемы. Что в таких случаях советуют людям, Бонни?

— В таких случаях советуют попрощаться с родными и близкими и запереться в церкви, Щиц, — серьезно ответила та, — ну, или поискать на полу, вдруг потерялась.

Вот за что люблю Бонни — за ее практичность.

Мы с ней исползали весь пол, я даже убралась на столе, но злополучного бутона так и не нашли.

Щиц нам не помогал: он залез в чугунный котел, накрылся крышкой, и, похоже, начал там медитацию.

Прошла пара часов: Щиц все так же медитировал, Бонни в десятый раз перерывала шкаф, а я обшаривала карманы.

Вдруг крышка котла отодвинулась, и Щиц высунул голову:

— Насколько я помню, на территории Академии совсем нет церквей, Бонни, — заметил он таким тоном, будто речь шла о погоде.

— Нет, совсем нет никакой церкви, Щиц, — поддакнула она.

— Если она запрется в ректорате, то это поможет, как ты думаешь, Бонни?

— Ведьма к ведьме, конечно, не липнет, — с сомнением ответила та, — но насчет мертвой ведьмы я бы не была так уверена.

— Что же, тогда я бы порекомендовал соляной круг, Бонни. Есть ли у нас соль?

— Ну? — добавила я, — Обычно ты говоришь «ну». С вами все в порядке? Вы меня пугаете.

— Сохраняй спокойствие, тайе Ела… Эля. Сохраняй спокойствие и черти соляной круг, — важно сказал Щиц, вылезая из котла и принимая из рук Бонни мешочек с солью, — с этого дня ты спишь на полу.

— Ага. Сейчас. Уже легла, — буркнула я, отбирая мешочек, — отодвинь мою кровать от стены, пожалуйста.

Почему-то происходящее не воспринималось всерьез. Может, потому что Щиц и Бонни не паниковали, а только переговаривались с невозмутимыми лицами.

Даже слишком невозмутимыми.

Старательно-невозмутимыми.

У меня даже промелькнула мысль, что меня разыгрывают, но тут же исчезла: с такими вещами ведь не шутят? Не шутят же?

И солнце было еще высоко, так что совсем не получалось бояться.

Щиц не без труда отодвинул кровать от стены: она была привинчена к полу, но его никогда не останавливали какие-то там гвоздики.

Я аккуратно рассыпала соль вокруг кровати. Получилось немного кривовато, но Бонни и Щиц в своей новой глубокомысленной манере пришли к выводу, что так сойдет.

Вот они меня немного пугали.

— Теперь тебе надо попрощаться с близкими, — вздохнула Бонни, — не так ли, Щиц?

— Если бы у меня, например, была возлюбленная, я бы с ней обязательно попрощался, а ты, Бонни?

— Конечно же я бы попрощалась со своим женихом, особенно, если бы он был рядом, — она мечтательно вздохнула и закатила глаза.

И в этот момент я все поняла.

— Кто?

— Что?

— Кто его нашел?

— О чем она говорит, Бонни?

— Я совершенно ее не понимаю, Щиц. О чем ты, Эль?

— Я о бутоне. Кто из вас его спрятал?

Бонни заморгала глазами, как дебютантка на первом балу, которая отчаянно пытается соблазнить градоначальника своей девичьей грацией и легкой придурью.

— Я ничего не прятала!

— И я, — поспешно закивал Щиц.

— Хватит! — Взвизгнула я и топнула двумя ногами сразу.

Это легко, надо просто особым образом подпрыгнуть. Нянечка, которая пыталась меня тогда взять на слабо, была посрамлена. Не единожды. Мне очень нравилось топать двумя ногами сразу. Такой эффект.

Все сразу начинают тебя слушаться.

Щиц вздохнул и достал из кармана перо. Дунул на него, сделал легкое движение рукой, и перо превратилось в алую розу. Ту он щелкнул по шипу: та крякнула, и вот у него на руке сидит цыпленок.

— Щиц, ты не боишься, что тебя…

— Тс-с-с, — фыркнул он, — это же твоя магия. В основном. Подожди, пожалуйста, пока цыпленок подрастет, не порть момент.

Момент я не испортила, а пропустила, и зачарованно уставилась на пригревшуюся у него на руках курицу.

Курица склонила голову на бок и вдруг отрастила хохолок и петушиные перья.

А потом петух сжался до маленького зеленого бутона.

— Вещи из снов такие… пластичные, — мечтательно улыбнулся Щиц, — спасибо за возможность с ними поработать.

И когда он это провернул? У фокусников, говорят, очень ловкие руки; что же, неудивительно, что их магические собратья иллюзионисты не отстают.

— То есть мне не грозит ужасная опасность?

— Грозит, — посерьезнел Щиц, — но… судя по всему, не в твоем сне. Где угодно, но не там, ну. Так что спи спокойно… то есть, не беспокойся.