Времена Амирана (СИ) - Голубев Сергей Александрович. Страница 35

***

Лейтенант Гадюкин, разумеется, не раз имел счастье лицезреть Арбакорского короля. И сейчас, когда они сблизились, он узнал его. Узнал, несмотря на весь его весьма потрепанный вид и неподходящее для столь высокопоставленной особы место. Поэтому, начав было вытаскивать свой служебный меч из ножен, он остановил это движение. Убивать, и даже ранить монарха сопредельной державы было нельзя. Поэтому он просто окликнул его:

— Ваше величество!

Тот молча и столь же решительно продолжал свой курс на сближение.

Наверное, лучше всего было объехать этого странного человека. Объехать и продолжать свой путь, а уже во дворце доложить об имевшем место инциденте. Но, может быть, королю нужна помощь?

Не доходя шагов десяти до продолжавших стоять гвардейцев и самого Гадюкина, бывшего во главе колонны, Шварцебаппер обнажил, наконец, меч, показав тем самым, что помощь ему, похоже, не нужна. Жестом Гадюкин послал своих бойцов на окружение агрессора. Увидев этот маневр, Шварцебаппер остановился. Он озирался. Он потерял четкий ориентир. Целей сразу стало слишком много, и они были подвижны. Они, черт побери, заходили ему за спину! Опознав в лейтенанте главного, Шварцебаппер крикнул:

— Отдайте мне вашего колдуна!

— У нас таких нет, ваше величество. — Отозвался Гадюкин.

Похоже на умопомешательство. — Решил он.

Шварцебаппер не стал спорить. Он взял поудобнее меч и бегом бросился на офицера.

Мгновенно выхватив свое оружие и успев крикнуть:

— Не трогать! — бросившимся было вперед окружившим короля солдатам, Гадюкин приготовился отразить атаку. Звякнула сталь. Клинки скрестились. Шварцебаппер отскочил на пару шагов.

Рыцарство короля спасло Гадюкина. Король, вместо того, чтобы поразить коня, бросился на всадника. Но сейчас все могло измениться. Король мог передумать и, оставив условности, ударить мечом беззащитное животное, а потом достать и падающего с него всадника. Поэтому Гадюкин быстро подал коня назад и спрыгнул.

***

Нет, Шварцебаппера не зря прозвали Железным Дровосеком. Силе его ударов, отрабатываемых на беззащитных березках, противостоять могли немногие. Гадюкин ощутил это на себе в полной мере. Король рубил его, как дрова. Руки уже не кричали, они вопили о том, что еще немного, и они не смогут удерживать меч. И тогда…

А славная дворцовая дружина стояла вокруг, не вмешиваясь в процесс избиения любимого командира. Вот сейчас Гадюкин будет поделен на два, и тогда с легкой душой можно будет проткнуть этого сумасшедшего мечом, и ничего им за это не будет. Как не будет больше и самого Гадюкина, доставшего уже всех до печенок.

А Шварцебаппер все ждал, когда же, наконец, у этого олуха лопнет терпенье, и он, вместо того, чтобы тупо закрываться, сделает самый примитивный финт и, уйдя от удара, проткнет, наконец, его ничем не защищенную грудь. Он орудовал своим смертоносным инструментом как пьяный деревенский увалень оглоблей. Он ждал и жаждал смертельного укола, избавившего бы его от дальнейшего неизбежного позора. Он ждал, как ждет раненый рыцарь благословенного жала мизерикордии, несущего райское блаженство и место за пиршественным столом воинственных богов. Но схватка — наверное, самая дурацкая и нелепая в его жизни, — продолжалась, и Шварцебаппер постепенно зверел и входил в раж. Гадюкину, по правде говоря, оставались считанные секунды, и…

И тут произошло нечто еще более идиотское и нелепое, чем все, что было до сих пор. Раздался отчаянный, полный ужаса вопль, и одна из лошадей, до сих пор спокойно стоявших среди прочих, взбрыкнув, метнулась слепо вперед, грудью разметав сражающихся. И в этот самый момент с ее спины кулем свалился ее наездник.

***

С самого начала всей этой катавасии про полицейских как-то забыли. Они так и продолжали сидеть верхом, оставаясь в роли пассивных зрителей. Когда командир их отряда спешился, и началась рубка, Сидоров сначала зажмурился от страха — такое он видел впервые, а потом отвернулся, не желая видеть кровопролитие и не имея возможности предотвратить его.

Он глядел в темное пространство, прислушиваясь к железному звяку и хриплым выдохам дерущихся. Вопреки его опасениям время шло, а пока все были живы. Но, может быть, так оно и должно было быть. Сидоров не знал. Вдруг, в той стороне, куда сейчас был направлен его рассеянный взор, появилось нечто, привлекшее его внимание. Это нечто возникло словно из-под земли. Белесое, как бы тускло светящееся изнутри, оно совершало странные движения, увеличиваясь при этом в размерах. Похоже было на то, что оно и правда вылезало, вытягивало себя оттуда… Откуда? Из каких недр?

Это нечто не было похоже ни на что. Во всяком случае, Сидоров такого никогда не видел. Оно было жутким и отвратительным, оно было страшнее даже того, что происходило тут, рядом. И вдруг это светящееся создание подземного мрака, совершая при этом какие-то странные эволюции, двинулось к ним. У него не было никаких ног — во всяком случае Сидоров ничего такого не заметил, и, тем не менее, оно быстро приближалось к ним. К нему!..

И, охваченный искренним и неподдельным ужасом, Сидоров заорал. Конь его, стоявший до сей поры спокойно, опустив голову, не ожидал, наверное, от седока такой подлянки. Он нервно вздернул голову, заржал — видимо, тоже от ужаса, — и скакнул вперед, прочь с этого места. То, что при этом, кубарем полетели, как сбитые кегли, две человеческие фигурки, конь и не заметил.

А не стой на пути у высоких чувств. Не плюй против ветра!

Такой лошадиный кульбит вряд ли перенес бы даже самый завзятый ковбой, что уж тут говорить о неопытном Сидорове. Он вылетел из седла и не сломал себе шею только потому, что ему повезло плюхнуться на что-то мягкое.

***

Потом, в рапорте начальству и в рассказах друзьям за кружкой пива, капрал всегда рассказывал одно и то же, не давая поймать себя на противоречиях. В самый разгар схватки, когда стало ясно, что смертоубийство может совершиться в считанные секунды, его подчиненный рядовой Сидоров, издав устрашающий крик, мужественно направил коня на дерущихся. Сам же, презрев опасность, прыгнул на того, с кем дрался начальник их отряда, то есть на нарушителя.

***

И случилось то, чего больше всего опасался Шварцебаппер. Когда он пришел в себя, то обнаружил руки свои связанными за спиной, а себя лежащим на животе на жестких булыжниках дороги, ведущей во дворец. Куда вскоре по этой дороге его и отвели под конвоем. По указанию начальника дворцовой стражи его провели через один из множества служебных входов внутрь и заперли в каком-то помещении, где кроме деревянной лавки, приколоченной к каменной, грубо оштукатуренной стене, ничего не было. Даже свечи ему не дали. Развязали руки и оставили одного.

***

Уезжая с места происшествия, Сидоров все оглядывался, пытаясь увидеть то загадочное и страшное нечто, так напугавшее его. Но нет, пусто было сумеречное пространство вплоть до самой ограды дворца, чья ажурная решетка проглядывала сквозь зелень кустарника. Куда оно девалось? Может быть, вопль самого Сидорова спугнул его? И надо ли рассказывать об этом кому-нибудь? Тому же капралу?..

Лучше не надо, — решил Сидоров, вспомнив историю с загадочным — то появляющимся, то исчезающим, деревом.

И, наверное, он был прав.

8

Поторопился Шварцебаппер со своей отчаянной и безнадежной атакой. Поспешил, не разобравшись в обстановке. А может быть, это та тварь страшная, подземная виновата в том, что он слишком рано оказался наверху. А то, глядишь, и вышло бы у него задуманное, и не расставлял бы сейчас проклятый колдун привезенные с собой атрибуты своего малопочтенного ремесла вокруг мертвого тела. А сам несчастный король не сидел бы в темном узилище, а проткнутый честным железом, достойно встретил бы свой конец, как и подобает рожденному в Арбакоре рыцарю.

***

Да, никто не помешал Пафнутию спокойно проникнуть в аптеку, спокойно собрать все необходимые для ритуала ингредиенты и столь же спокойно вернуться во дворец. Единственный человек, который собирался и мог помешать ему, в это время уже сидел под замком, обхватив руками свою бедовую голову и все глубже погружаясь в бездну отчаянья.