За Северным Ветром (СИ) - Мекачима Екатерина. Страница 12

Звуки гуляющего города остались далеко. Зато теперь были ярко, даже резко, слышны скрипучие крики чаек. Хлюпала, плескаясь, вода. Воздух пах соленым морем и был по-летнему приторным.

- Вот мы и пришли. Мой верный корабль «Верилад», - Ставер остановился подле борта поистине громадного трехмачтового судна, пришвартованного у последнего пирса. За кораблем золотое море сливалось с золотым небом.

Выполненный из золотистого дерева, грандиозный трехпалубный корабль завершался длинным бушпритом. Нос судна украшал коловрат – его деревянные лучи расходились по корпусу парусника. Транцевая корма богато отделана искусной резьбой: будто живые переплетались водоросли, причудливым узором украшая корабль. Если приглядеться, то среди этих узоров можно было заметить морских дев, плывущих рыб и даже грозный лик Морского Царя. Какое же должно быть зрелище, когда «Верилад» расправит паруса и полетит, рассекая волны, на полном ходу, подумал Витенег, но своего восхищения так и не выразил. В его могучей голове все никак не укладывалось, как стоящий подле него маленький человек мог быть кормщиком такого корабля. Корабль – вот настоящее, дарующее полную свободу, сокровище. И оно намного лучше золота, лучше каравана с шелками, и, тем более, намного лучше стада ингр с их белоснежными бивнями.

Ставер, будто почувствовав настроение Витенега, хитро улыбнулся. Он видел, что берет на борт помора по призванию, а такой человек стоит целой команды наемных моряков.

- Команда чествует Даждьбога-Хорса на корабле, - гордо проговорил Ставер.

- Неужели люди не отправились на берег? – продолжая восхищенно рассматривать «Верилад» удивился Витенег.

- Среди нас есть те, кто никогда не покидает судно. Эти поморы – душа корабля.

- У твоего корабля есть кочеды? – восхищению и удивлению Витенега не было предела. Он слышал о легендарных, почти живых кораблях, служащих самому батюшке-царю, обладающих своим, корабельным, волхвом, и до смерти преданным судну поморам, давшим обет не ступать на землю – морским кочедам. Слышал, знал, но не верил. Как можно добровольно заточить себя, пусть даже и на корабле?

Ставер молча кивнул и поднялся по спущенной сходне[5] на борт.

Палуба «Верилада» была, в отличие от измазанных птичьим пометом пирсов, вымыта, и дерево блестело на солнце. Ставер повел Витенега в сторону полубака[6]. На палубе, прислонившись спиной к грот-мачте[7], неподвижно сидели двое помор. В белых рубахах, перетянутых широкими алыми поясами, они сидели с закрытыми глазами, положив свои массивные руки на колени. Когда кормчий поравнялся с кочедами, они, не поднимаясь и не открывая глаз, поклонились легким наклоном головы, но в этом наклоне чувствовалось самое настоящее уважение. Ставер ответил им тем же, чем еще больше удивил Витенега.

- Они сейчас разговаривают с «Вериладом», - шепотом обратился Ставер к Витенегу. – рассказывают кораблю о празднике. Не будем им мешать. Тебя потом представлю им, ночью, когда Хорса чествовать все вместе будем.

Витенег хотел было возразить Ставеру, что, быть может, он в город к ночи вернется, но не стал. Откуда знал старый кормчий, что в глубине души Витенег хотел остаться на корабле?

Они поднялись на полубак. У борта, повернувшись лицом к солнцу, стоял высокий человек в белом платье волхва. Его черные, с проседью, перехваченные медным обручем, волосы развевал ветер.

- Приветствую тебя, помор по призванию, и тебя, дорогой моему сердцу кормчий, - мягко проговорил черноволосый волхв, продолжая смотреть на раскинувшийся пейзаж.

Пейзаж действительно был великолепен, подумал Витенег. Сквозь паутину мачт и сизого дыма праздничных огней, сверкали многочисленные огни Идры. Дальние, бывшие у самых стен Солнцеграда, строения надводного города-порта растворялись в тумане. Сама столица вырастала из призрачного марева огня и дыма грандиозным монументом, скалой с изящными очертаниями теремов и Свагоборов. Силуэты гигантских мостов, связывающих между собой стольные острова, дрожали в вечернем воздухе. В небе парили чайки и альбатросы.

- Гой Еси, волхв Мирин, - легким кивком головы кормчий поприветствовал стоявшего человека. Волхв обернулся. Мирин, хоть был и намного старше Витенега, но так же крепко сложен. Черные волосы волхва лишь немного подернула седина, карие глаза смотрели зорко - начинающий стареть царственный красавец. На мощной груди покоилось множество оберегов.

- Волхв? – переспросил Витенег. Его взгляды на естественное положение вещей, в котором кормчий судна должен быть сильным моряком, а волхв – дряхлым стариком, рушились.

Мирин, переглянувшись с улыбкой со Ставером, кивнул.

- Волхв, которого спас корабль, - голос Мирина оказался на удивление сильным.

- Тебя спас корабль, а не люди на нем? – недоверчиво переспросил Витенег.

- Корабль спас и их, - пространно ответил Мирин. Он помолчал, внимательно вглядываясь в лицо Витенега. От взгляда глубоких, карих глаз стражу стало не по себе. – Корабль спасет и тебя, - наконец, заключил волхв.

Происходящее все больше было Витенегу не по душе. Витенег непроизвольно отошел к фок-мачте[8]. Этот волхв, Мирин, и его кормчий, Ставер, казались бывшему стражнику ненастоящими. Уж больно просто Ставер предложил Витенегу работу, и уж больно богатым, по-царски богатым оказалось его судно. Витенег хотел было уйти и оставить затею стать помором, но ноги будто приросли к палубе, а спина - к мачте. Хотел заговорить – не вышло. Тело сковал ледяной страх. Не в силах пошевелиться, полными ужаса глазами, Витенег наблюдал, как покидают палубу высокий мужчина и сухой старик с ящерицей на плече. Что-то в их движениях было такое, чего нельзя описать словами. Двигались они, будто во сне: парили, а не ступали по палубе. Что это? Морок? Медовуха? Кто эти двое? Витенег попробовал двинуться, чтобы посмотреть на тех кочед, что сидели у мачты, но не вышло. Тело не слушалось его.

Страх сменился ужасом. Витенег кричал. Без голоса, не открывая уст. Он бежал, оставаясь на месте. Он звал Богов, но Боги не слышали. Сковавший тело ужас превратился в панику, паника – в злость, которая сменилась, наконец, безразличием. Витенег потерял счет времени: мужчина не знал, сколько он простоял прикованным к кораблю. Вот так, наверное, и становятся кочедами, подумал страж. Сначала приковывают к кораблю тело, потом – дух. Вместе с духом отдается судну воля. И такой человек действительно становиться душой корабля. Наверное, душа корабля соткана из множества повязанных странной ворожбой человеческих душ. Ох, хитер оказался этот Ставер. Сам-то он, интересно, кто? Точно уж не кормчий. Надо было сразу распознать подвох, еще в пивной, что морской волк не может быть таким тщедушным и добрым. На суда просто так не попадают, поморов готовят не один год. А он поверил ему, поверил как неразумное дитя.

Понурив голову в размышления, Витенег не заметил, как настала долгожданная ясная ночь. Стража вывело из задумчивости странное движение половиц. Витенег смотрел под ноги и видел, как наклоняется пол. Сначала это было даже забавно. Поверхность палубы то и дело меняла свое положение, как огромные детские качели. Но вдруг воин почувствовал, что происходит нечто еще более ужасное, чем его пленение. С трудом подняв взгляд, Витенег снова испытал ужас. Море дыбилось, надувалось, пенилось под накалом сильного ветра. Огни Идры неистово плясали, пламя вздымалось от ветра, разгоралось и переходило с одного строения на другое. Пожар. Огонь охватывал Идру - порт горел, а внук Стрибога отчаянно пытался разнести по миру облака дыма. «Верилад» более не был пришвартован к пирсу. Корабль несло в открытое, взбесившееся море. Если бы мужчина мог двигаться, им овладела бы паника. Но Витенег был обездвижен, нем и совершенно один. Он мог лишь наблюдать за развернувшимся действием.

Вода то и дело окатывала с ног до головы: только огромные размеры корабля не давали ему захлебнуться в море. Море шипело, будто ядовитая змея, ветер свистел и выл. Но небо… Небо оставалось предательски чистым. Две луны, будто два божественных глаза безучастно взирали на происходящее. Вместе с ними наблюдало и солнце. Что же Боги себе позволяют?