Зюзя (СИ) - Булаев Вадим. Страница 38

А вот и он сам, лёгок на помине. Часа не прошло, как пришёл. Хотя… что это я? О таких вещах, как убийство, даже в те, цивилизованные времена, всегда сообщали руководству в любое время дня и ночи.

Сергей Юрьевич поздоровался с дежурным, вдумчиво изучил бумагу от охранника, после чего приказал вызвать конвойных и провести задержанного, то есть меня, в его кабинет. И пяти минут не прошло, как мы сидели снова друг напротив друга в небольшой, аскетичной комнатушке с крохотным окошком, при неромантичном огне свечей. Да, в наших реалиях вот так — романтика горящей свечи и бронзовых канделябров умерла вместе с электричеством; теперь это только дрожащие на сквозняках, играющие тенями источники освещения.

Отпустив конвой, он сам снял с меня наручники, совершенно не опасаясь моей нынешней репутации жестокого убийцы, вернулся на своё место и начал с главного:

— Обмен предлагали?

— Обмен… Грабили меня — я защищался, как мог.

— Грабили? — неискренне удивился особист. — Против вас использовали оружие, избивали или использовали иные способы угрозы для жизни? У вас с применением насилия отобрали ваши вещи? Есть доказательства в виде ран, шрамов, ссадин и прочих неопровержимых фактов?

— Да! Э-э-э… пятеро раздели одного и взамен кинули старьё — это честный обмен, по-вашему?!

— Я ничего не говорил про честный обмен — только про обмен, и всё. Сапоги?

— Одежда. Сапоги в отряде были…

— Виктор, не смотрите на меня волком. Я прекрасно знаю, что произошло, свидетелей хватает. Под видом обмена была попытка на грани законности отжать у новенького имущество. Старая, как мир, каторжная затея поживиться. На слабака рассчитанная. Будь вы поопытнее — настояли бы на своём без мордобития, и охрана непременно бы приняла меры. Поверьте, это происходит не в первый раз, навык есть. Просто своим лёгким невмешательством люди позволили себе немного отвлечься от рутины караульной службы, понаблюдать из спортивного интереса за вашими действиями. А вы? Вы совершили убийство! Вы это понимаете?! Про последствия вообще умалчиваю…

Мне оставалось лишь угрюмо кивать головой. А что отвечать, что доказывать? Люди всё видели, и каждый интерпретирует случившееся под себя. Кто-то скажет: «Молодец, отстоял своё!»; кто-то наоборот — проклянёт урода, который из-за поганых шмоток человека убил. Этот умник вон, вообще всё наизнанку выкрутил. Я на такое философствование плевать хотел, не его штаны отжимали. Единственный вопрос, который в моих глазах сейчас имеет практическую ценность, прекрасен в своей простоте — как мне собственную шкуру спасти?

Между тем Фролов продолжил:

— Вам только до ноября потерпеть надо было, но, видно, не судьба… Всего-то выполнять самые простые требования и работать честно! Никто ведь запредельных задач не ставил, на органы продать не грозился, что же вы за человек беспокойный такой?!

— До ноября? — мой мозг вычленил именно эту фразу. Что он несёт, этот бывший рыцарь плаща и кинжала?

— Да. Вы не ослышались. Именно до ноября и именно этого года. — Сергей Юрьевич позволил себе мягкую, почти отеческую, улыбку. — Цель упечь на полный срок такого молодца в трудовые отряды не ставилась изначально. После вашего отказа о добровольном поселении в Фоминске Андрей Петрович палку, конечно, перегнул, однако сильно обижаться на него не стоит.

Я вскинулся — он меня вообще за идиота держит?

— А извиниться мне перед вашим градоначальником не надо? Ну, за то, что вообще есть и что не оправдываю неизвестных мне надежд?

Фролов грустно, как на тяжелобольного, посмотрел на меня, вздохнул, и ровно, не повышая голоса в ответ на моё откровенно хамоватое поведение, продолжил:

— Извиняться не надо. Хотите вы верить моим словам или нет — это не моё дело, а ваше. Просто знайте — я говорю правду. Сотрите с лица эту скабрезную улыбку! Вы действительно думаете, что вокруг одни заговоры и интриги? Глупо. Не понимаете? — он побарабанил кончиками пальцев по краю стола. — Объясню по — другому. Скажите, сколько раз вас тут обманули, только без детских обид?

В запале уже совсем было открыл рот, чтобы вывалить на этого мутного Сергея Юрьевича всю свою злобу, ненависть и прочие «благодарности за курортно-санаторные условия проживания», однако вовремя заткнулся. Вопрос явно с подвохом. Хорошо, посчитаю… С дрезиной некрасиво поступили — это один, а два — так и не смог вспомнить, хоть и честно пытался. Но и первого лично мне выше крыши будет — слишком многое изменилось в худшую сторону.

— Один, — процедил я. — С оплатой в виде заветного билетика. Расчёт окончен — мне этого вполне достаточно.

— Понимаю, неприятно, но вас никто не обманывал. Просто билет был на другую дрезину — ту, которая весной пойдёт. Так что наш город вёл себя по своему честно по отношению к вам.

— Издеваетесь?

— Да что же вы все мои слова в штыки воспринимаете?! — ледяное спокойствие особиста слегка пошатнулось. — Просто всё. Смотрите сами — основное богатство Фоминска — это люди, и это непреложный факт. Они постоянно прибывают понемногу со всех сторон, как правило спаянными семейными общинами. А нам надо на зиму новый северо-восточный пост укомплектовать. Только построили, рано ещё по-настоящему обживать, но заселить людьми в первую зиму жизненно необходимо. Разведать места, установить наличие тварей, нарубить строевого леса, вычистить и подготовить для постоянных колонистов делянки под огороды — дел просто громадьё!

Из семей на это дело мужиков не выдернешь — или во все тяжкие пустятся по алкогольному делу, или по жёнам сохнуть начнут и головы ревностью забивать. В любом случае ничего хорошего по умолчанию получиться не сможет. С бабами на зимовку отправлять — пробовали. Сначала все между собой перелюбились да передрались, а затем и до увечий дошло. Как вы понимаете — тоже не вариант.

Остаётся наиболее эффективный выход — отправлять одного опытного взрослого и несколько юношей. Старший расслабиться молодёжи не даст, а заодно и дурь гормональную вышибет, и обучит полезному, и задачи, руководством поставленные, выполнит. Вот вас мы и хотели старшим назначить. Выпустили бы из отрядов в конце осени в виде великого одолжения под нужным соусом — и поверьте, вы с вероятностью практически сто процентов приняли бы наше предложение, никуда бы не делись.

— Почему я и почему ноябрь?

— Удивлён, что вы не поняли. Хорошо. Вы — потому что вы одинокий; потому что до сего дня не нарушили ни одного городского закона, наоборот — всячески демонстрировали умное смирение с бесконфликтностью; раз смогли живым дойти до наших Палестин — весьма живучий, рассудительный и не склонный к скоропалительным решениям и прочим глупостям. Хотя тут вы сегодня подкачали… Ноябрь — потому что снег. Дороги сейчас не чистят, куда вам идти из Фоминска? На верную смерть? И ещё потому, что у нас холостых взрослых мужиков на все окрестные поселения меньше, чем пальцев на руках — выбирать особо не приходится. Хотите отвара? — неожиданно сменил тему Фролов.

Даже не раздумывая, согласился. Лучше тут время за беседой коротать, чем в камере, как обезьяна, сидеть. Особист покопался под столом и достал оттуда старенький термос, большой, литра так на два с половиной. Кружки попросту извлёк из тумбы, стоящей справа от его кресла.

Мы неспешно, в молчании, выпили странноватой, уже довольно остывшей, жидкости. Без всяких сомнений вкусной, отдающей летним лугом. Из всего сложного букета разнотравья смог опознать только мяту и чабрец, остальной набор ингредиентов остался загадкой.

— Нравится?

— Да. Вкусно очень, Спасибо, — нисколько не покривили душой я.

— Приятно слышать, по собственному рецепту завариваю. С собой в дорогу надо не забыть вам положить, попьёте вечером у костерка.

— Вы меня отпускаете после того, что мне пришлось совершить, на все четыре стороны?

— Не безвозмездно, конечно, но в целом верно.

— Сергей Юрьевич, я, наверное, сейчас должен биться в припадках счастья и радости, однако опыт мне подсказывает историю о бесплатном сыре в мышеловке. Не скрою, жить очень хочется, и как можно дольше и лучше, но что вы попросите взамен? — к сожалению, волнение сдержать не получилось, поэтому голос слегка дрожал. — Чем отрыгнётся?!