Последний секрет - Вербер Бернар. Страница 13

– Перестаньте затыкать уши. Сейчас я все исправлю.

– Только чтоб без подвоха!

Бедняга вынимает пальцы из ушей, но готов при малейшем подозрении снова превратиться в глухого.

– Абракадабра, я освобождаю вас от «синей магнолии», с этого момента, – он взмахивает рукой, – вы перестаете реагировать, слыша слова «синяя… магнолия».

Удивленный военный ждет, как будто у него в голове должен ударить колокол.

– Валяй! Повтори, посмотрим, получилось или нет, – просит он.

– Синяя магнолия.

Ничего не происходит. Парень улыбается, довольный избавлению от порчи.

– Так просто? – удивляется он.

– Это как жесткий диск компьютера. Исполнение записанной на него команды можно запаролить. Если пароль стереть, команда перестает работать, – пытается объяснить гипнотизер безнадежным тоном исследователя, обращающегося к дикарю.

– А абракадабра причем? – следует недоверчивый вопрос.

– Это несерьезно, людям проще поверить, когда звучат такие словеса. Все происходит в голове.

Парень злобно смотрит на него:

– Годится. Но я хочу, чтобы ты больше ни над кем не измывался.

Сказав это, бывший испытуемый засучивает рукава и сжимает кулаки.

Два его друга хватают артиста, недавняя жертва готовится нанести тому удар в живот. Но тут под луной возникает силуэт.

– Молодцы, три верзилы против человека, неспособного дать сдачи! – произносит со смехом Лукреция Немрод.

Военный оборачивается:

– Осторожно, дамочка, время позднее, прогуливаться одной опасно. Тут неподалеку ошиваются странноватые типы.

Гипнотизер получает удар в солнечное сплетение.

– Спи, я приказываю!

Лукреция отважно подбегает и наносит солдату жестокий пинок в промежность.

– Голос, я приказываю!

Парень издает сдавленный крик. Его товарищ выпускает гипнотизера, чтобы не дать упасть недавнему испытуемому.

Лукреция принимает стойку по правилам собственного боевого искусства «интернат-квондо»: тело продлевают два скрюченных пальца, оскал мышиных резцов. Третий военный пытается нанести удар ногой, но она хватает его за ногу и швыряет на спину. Потом прыгает на него, и они начинают кататься по пляжу, окатываемые брызгами волн. Пальцы-крючки громко и больно бьют противника в лоб. Первый забияка, успевший очухаться, снова получает удар в пострадавшее место. Она снова стоит в боевой стойке, скрючив железные пальцы. Третий побаивается вмешиваться. Наконец, вся троица ретируется.

Лукреция подходит к гипнотизеру, стоящему на коленях на песке.

– Как вы?

Он растирает живот.

– Неизбежные профессиональные осложнения. Проявление расизма, направленного против гипнотизеров.

– Что за экзотический расизм?

– Люди, знакомые с тайнами мозга, всегда вызывали страх. Их обвиняли во всех грехах: верующие – в колдовстве, ученые – в шарлатанстве, в мыслительных манипуляциях. Люди боятся всего, что недоступно их пониманию. А того, кого боишься, хочется уничтожить.

Лукреция поддерживает мужчину, проверяя, может ли он идти.

– Чего они боятся?

Паскаль улыбается разбитым ртом.

– Гипноз будит воображение. Нас принимают за волшебников. Так или иначе, спасибо, что вмешались.

– Я перед вами в долгу. Теперь я больше не боюсь джемперов с узким воротом.

Она натягивает на голову свитер, показывая, как осмелела.

Появляется запыхавшийся Исидор.

– Ну что, Лукреция, вы поймали своего убийцу? – спрашивает он с иронией.

Взгляд-выстрел ее изумрудных глаз заставляет его прикусить язык.

Гипнотизер вглядывается в него, недоумевая, кто это.

– Исидор Каценберг. Мы журналисты из «Геттёр Модерн», расследуем смерть вашего брата.

– Сэмми?..

– По мнению Лукреции, его убили вы, из зависти, – уточняет Исидор.

При упоминании брата взгляд гипнотизера делается печальным.

– Сэмми… Ах, Сэмми! Мы были очень близки. У братьев так бывает нечасто, но нам повезло. Он был сама серьезность, не то что я, балаганный паяц. Мы дополняли друг друга. Помню, однажды он сказал: «Мы с тобой как Иисус Христос и фокусник Симон – известный иллюзионист, друг Иисуса».

Паскаль Финчер делает паузу, чтобы еще раз потрогать разбитую губу.

– Это шутка только наполовину. Я восхищался братом.

– Что вы делали в вечер его смерти? – возвращает его к реальности Лукреция.

– Выступал на сцене в «Веселой сове», можете спросить владельца. Свидетелей целый зал.

– Кто мог желать ему зла? – спрашивает Исидор.

Все трое садятся на холодный мокрый песок.

– Его успех был слишком оглушительным. К тому же победа над Deep Blue принесла брату широкую известность, он стал неприкасаемым. Во Франции на популярность всегда смотрят косо.

– Торчащий гвоздь – приманка для молотка, – подхватывает охочий до поговорок Исидор.

– Как вы думаете, его могли убить? – спрашивает Лукреция.

– Я знаю о поступавших угрозах. Рад, что вы занялись загадкой его смерти.

Лукреция не торопится отказываться от своей версии.

– Мог кто-нибудь другой – не вы – загипнотизировать его ради отложенного эффекта?

Паскаль Финчер удрученно мотает головой:

– Я разбираюсь в гипнозе. Чтобы подпасть под гипнотическое влияние, надо хотя бы раз отказаться от самоконтроля и предоставить другому решать за вас. Каким бы ни был Сэмми, влияниям он подвержен не был. Он ни от кого не зависел. Его целью было уменьшить страдания пациентов. Мирской святой!

– Между прочим, ваш мирской святой, по официальной версии, умер от удовольствия в объятиях топ-модели, – напоминает Лукреция.

Паскаль Финчер пожимает плечами:

– Мог ли хоть один мужчина ответить ей отказом? Ее внешность сильнее любого гипнотического сеанса.

– Один мой знакомый утверждает: «Мужская свобода воли состоит в выборе женщины, которая будет решать за него», – говорит Лукреция.

Исидор, узнав собственный афоризм, краснеет.

– Метко сказано! – одобряет Паскаль Финчер.

– Думаете, она могла его убить? – спрашивает журналист.

– Не знаю, кто или что именно его убило, но могу сказать, что он пал жертвой собственной отваги. Брат в одиночку выходил на бой со всеми архаизмами. Он предлагал полностью пересмотреть наш подход к уму, к безумию, к сознанию. В речи после победы в шахматном матче он упомянул Одиссея, но и сам он походил на такого рода искателя приключений. Истинных первооткрывателей узнаешь по летящим в них стрелам, потому что они забегают далеко вперед.

Исидор достает пакетик Betises de Combrai и грызет ириску, чтобы справиться с эмоциями. Гипнотизер тянется к его лакомству и зачерпывает целую горсть.

– Вспоминаю, как он говорил, что ощущает опасность. «Они мечтают о мире, где все люди были бы одинаковыми. Таких можно было легко расставить по ранжиру, как клонированный скот или как бройлерную птицу». Под «ними» он подразумевал администрацию, которой подчинялся. «Они боятся тех, кого считают безумцами, – добавлял он, – но еще больше их пугают те, кого они принимают за гениев. Будущее видится им миром единообразия, где слишком умным придется носить наушники с громкой музыкой, мешающей спокойно думать. На красавиц они напялят чадру, на слишком бойких – свинцовые жилеты. Все мы будем одинаковыми – средними людьми».

Паскаль Финчер смотрит на Средиземное море и указывает на светящееся пятнышко вдали. Это могла быть звезда, если бы не излишняя яркость.

– Там… На острове происходят странные события. Уверен, точно так же, как я сталкиваюсь с противниками гипноза, он противостоял…

– Вы это о ком?

– О его коллегах. О больных. О санитарах. Обо всех противниках новизны. Вам надо туда.

Все трое смотрят на манящую светящуюся точку.

– Проблема в том, что в психиатрическую больницу просто так не попадешь, – произносит Исидор, глядя на остров, где при свете луны начинает вырисовываться игрушечный частокол деревьев.

Паскаль Финчер проверяет кончиком языка сохранность зубов.

– Умберто! У Умберто катер-такси, плавающий из порта Канн на остров Святой Маргариты. Он бывает по пятницам на сеансах коллективного расслабляющего гипноза. Скажите ему, что вы от меня.