Моногамист (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 35

Глава 29. All in this world comes to an end

WILDES — Bare (Mounika. Remix)

Жизнь с Ханной оказалась действительно упорядоченной. Женщины не перестают удивлять меня: красивая, не слишком образованная, но достаточно умная и уверенная в себе Ханна творила чудеса в моей деловой жизни, помогая налаживать контакты, заводить ценные знакомства, организовывая нужные встречи на элитных вечеринках.

Я тратил на неё уйму денег — она оказалась самой дорогой и требовательной супругой из всех, но её деловая хватка покрывала всё: наш союз действительно придал космическое ускорение и её карьере, и моему бизнесу. Наши лица и блестящие лоском дорогих костюмов фигуры не сходили со страниц таблоидов.

Мои экологические проекты и разработки отклонялись государственными инстанциями один за другим, все гостендеры до единого были проиграны, но бизнес рос ужасающими темпами в обычном строительном, производственном и проектном направлениях. Бьющая рекорды капитализация сделала возможными инвестиции в сферы, не связанные со строительством, что позволило диверсифицировать бизнес, осваивая финансовую сферу: я стал владельцем серьёзных инвестиционных фондов и нескольких благотворительных. Моя директорская зарплата полностью уходила на содержание роскошной жены, а вот прирост капитала целиком реинвестировался в новые проекты. Я снова стал жить работой. Работа вдохновляла меня, спасала от мыслей, наполняла смыслом мою жизнь.

Ханна была честна со мной с самого начала:

— Алекс, я не обещаю тебе любовь, но согласись, нужно быть полной дурой и не иметь никакого инстинкта самосохранения, чтобы любить тебя. Детей я тоже родить тебе не смогу, по крайней мере, до тех пор, пока моя карьера на высоте. В дальнейшем возможно мне захочется ребёнка, если продержимся вместе до того момента, он может оказаться твоим.

В ответ на её честность я тоже решил быть честным:

— Ханна я одержимо люблю женщину, с которой никогда не смогу быть вместе. Она замужем, имеет детей и счастливо живёт на другом конце Земного шара. Но я вижу её во сне и могу случайно назвать тебя её именем. Не намеренно. Я полигам и, скорее всего, буду тебе изменять.

Ханна улыбается, и в улыбке её спокойствие и непоколебимость:

— Мне всё равно, в кого ты влюблён, Алекс! А если после меня у тебя останутся силы и желание для других женщин — пожалуйста, можешь изменять. Но в этом случае секс со мной только защищённый, и я не гарантирую свою верность.

— Договорились.

Это были наши свадебные клятвы. Лицо регистратора меняло все оттенки от синего до зелёного, уверен, он хоть и видел многое, но ПОДОБНОГО в его истории бракосочетаний ещё не было.

Да, для кого-то такой брак покажется кощунственным, но для меня и Ханны он оказался лучшим из всех возможных вариантов: Ханна не была способна быть классической женой и матерью, а я, искалеченный во всех возможных смыслах, кроме физического, побывавший на самом гадком дне, обрёл в ней единственную женщину, согласную со мной жить и в какой-то мере даже заботиться. Ханна не гладила мне рубашки и ни разу не приготовила обед, но она самим своим существованием остановила запущенный во мне процесс самоуничтожения, унизительного падения в алкогольно-наркотическую зависимость.

К алкоголю я больше не вернусь никогда, а вот саморазрушение было приостановлено лишь на время.

TYMELAPSE — We Became Strangers

Я прожил с Ханной почти год, и за это время, несмотря на сделанное в мэрии заявление, ни разу не изменил ей: во-первых, у меня для этого просто не было времени — я работал по 18 часов в сутки, прерываясь лишь на сон и регулярный качественный секс с ухоженной красивой женой, а во-вторых, в 31 год мне уже отчаянно хотелось порядка в жизни, в душе, в совести. Я привёл себя к моногамии сам, не принуждая, и ощущение исполненного долга верности принесло мне невероятное удовлетворение и покой. Я узнал нового себя — человека, жаждущего настоящей, правильной моногамной жизни с одной лишь женщиной, необязательно любимой. Оказалось, что я способен на нормальный, традиционный образ жизни. Я чётко понял, что пресыщение бесконечными женскими телами, которые давно уже перестали толком возбуждать меня, отравляло мою душу куда больше горькой несчастной любви. Постепенно я пришёл к тому, что не Лера была виновна в моих семейных неудачах, а я сам.

Я даже всерьёз думал, что полюбил Ханну. Это была другая любовь, совсем не та жгучая, сводящая с ума, будоражащая страстью, которой я воспылал однажды в юности к чужой девушке, любовь, которая подчинила себе, сломала меня, выжгла изнутри дотла, оставив пустыню разбитых надежд и обречённость, превратила меня, всегда сильного и уверенного в себе, успешного, умного в жалкое подобие не то что мужчины, но даже личности как таковой.

Любовь к Ханне родилась из благодарности и подаренного ею комфорта, ощущения порядка, правильности, завершённости. Я видел её редко, но само её существование наполняло мою жизнь хрупким смыслом: где бы я ни был, на какой затерянной точке нашей планеты ни находился физически, я знал, вернее, верил, что там, в нашей огромной студии, обставленной по её выбору и вкусу меня ждёт женщина, моя супруга. Я хотел жить и возвращаться, выглядеть сексуально и мужественно, чтобы быть интересным ей, работать и зарабатывать больше, чтобы и дальше так же успешно покупать её любовь, которой она никогда мне не обещала.

Я вернулся домой однажды холодным декабрьским утром. Ханна спала в объятьях светловолосого красавца, судя по внешности и раскиданной по нашей спальне эпатажной одежде, он так же, как и она, был моделью какого-нибудь их совместного показа.

Меня не терзала ревность, я не почувствовал боль. Первая мысль, которая посетила меня в то мгновение: у них наверняка намного больше тем для бесед и точек соприкосновения, ведь интересы, как ни крути, общие.

Я вернулся в свой офис и лёг спать на белом просторном диване в своём кабинете — бездомный строительный магнат. Предательство жены, которая никогда не обещала мне ни любви, ни верности, не принесло мне боли, но одним махом разрушило мой хрупкий замок внутренней гармонии, но главное, убило нечто важное — и это было желание жить…

«What the hell happened to my life?»[1] — пульсировал в моей голове единственный вопрос.

Нет, я не бросился отчаянно обдумывать варианты самоубийства, я просто постепенно начал осознавать бессмысленность своего существования в этом мире, обречённость любых попыток создать то, что единственное имело для меня значение — семью.

Тогда давно, в детстве, в минуты отчаяния, когда я чётко понимал, что мой придуманный мир, в котором я жил с закрытыми глазами, всегда ненормально рано укладываясь в постель, иллюзорен, в такие моменты меня посещали по-настоящему страшные, не детские мысли… Мне не хотелось жить, потому что мира, в котором я был счастлив, больше не было, и не существовало способа его вернуть. Мне было тогда семь лет, и я не знаю, что именно вырвало меня из самоуничтожающих мыслей и планов, может быть, те Машкины слёзы, а может быть, понимание, что семью нельзя возродить, но можно воссоздать, и там, в новой семье, я уже не буду ребёнком, а стану отцом и мужем, но суть останется та же — это будет мой новый мир тепла и покоя, заботы и защищённости, беспечности и умиротворения в самом прекрасно в мире чувстве — любви к своим близким.

Тогда, в детстве, я решил не отбирать у себя такую возможность. Но повзрослев, в свои зрелые 32 года я вдруг понял, что нет на Земле места для моего счастья и моего мира, что скорее всего, я должен был погибнуть ещё пятилетним вместе со своей семьёй. Нет на этой Земле никакой моей второй половины, не запланировано Провиденьем моих детей, не отмеряно мне моего простого счастья жизни в любви с родным и близким по духу человеком.

{Peter Henry Phillips — Secret}- слушаем обязательно