Моногамист (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 57

Наконец, дверь спальни открывается, а я уже начинал думать, что там, где мы когда-то спали вместе и не только спали, образовалось какое-то священное место, куда мне вход категорически воспрещён. Меня это малость подбешивает — в конце концов, мне тоже нужна ванна! Но я терплю. Пока.

Лера появляется умытая, причёсанная, держит на руках Соню, а та улыбается мне во весь рот. Я мгновенно таю, забывая о своей нервозности и напряжённости — определённо с этим ребёнком мне удастся найти общий язык. Вот Алёша вырос, и с ним будет намного сложнее: прежде всего, я должен буду объяснить, почему он больше не будет жить со своим отцом, и это будет для меня адски сложно, даже мучительно.

Внезапно Лера говорит:

— Алекс, извини, что мы заняли ванну надолго — с ребёнком много хлопот по утрам.

— Да всё нормально, я всё понимаю, ко всему готов! — рапортую как бойскаут на собрании.

— Ты что это, кашу варишь?

— Да!

— А ты умеешь?

— Конечно!

— С каких это пор?

— Да всегда умел, что её варить-то!?

Берёт ложку, пробует:

— Ага, заметно. Ты туда килограмм сахара вбухнул?

— Нет, только пять ложек.

— Угу. Попробуй!

Я пробую, действительно невыносимо сладко.

— Давай выбросим. Покажи мне, как правильно!

— Незачем тебе это.

Вот так. И снова облом — незачем мне это. Меня к готовке детской еды не подпустят. Ладно. Понял. Я всё и всегда понимаю с первого раза.

— Ладно тогда, разбирайся сама. Я пока быстро душ приму.

— Давай.

Запах невозможно вкусной еды, приготовленной руками моей Валерии начал искушать меня ещё в душе и поднял порядком подпорченное до этого настроение. На чёрной зеркальной поверхности меня ждали гренки с ветчиной, сыром и томатами. От этого зрелища мой желудок скрутило голодной судорогой — подобное явление возможно только в отношении Лериных кулинарных шедевров, а так в общем-то у меня с детства проблемы с аппетитом, так всегда считали взрослые, несмотря даже на то, что худым я никогда не был.

Моя рука сама тянется за вкуснятиной, но Лерин строгий голос останавливает меня на месте преступления:

— Думаю, тебе следует начать с каши…

— Я уже перешёл на обычное питание взрослых здоровых людей.

— Неужели?

— Можно мне всё же гренку?

— Конечно, но начать лучше с каши!

— Если я съем кашу, гренки в меня уже не полезут, а я такого не пробовал: раньше ты готовила мне несколько другие блюда, — я улыбаюсь и пытаюсь разрядить обстановку, но в ответ получаю не то что строгий, а прямо суровый взгляд.

Молча принимаюсь за кашу. Соня так же послушно, как и я, возит ложкой по тарелке, Лера тихо пьёт свой извечный крепкий кофе без сахара, стоя у окна. Внезапно, не поворачивая головы, задаёт вопрос:

— Что дальше?

Я поперхнулся от этого неожиданно радикального подхода к делу. Конечно, её волнуют мои планы, наши планы, а я всё тяну с разговором… Прокашлявшись, отвечаю:

— Сейчас мы поедем в суд, подадим заявление на развод.

— Зачем в суд? Все ж согласны, ты сказал!

— По закону вашей страны супруги, у которых есть дети, могут быть разведены только в судебном порядке. Артём все необходимые документы уже подписал, теперь… теперь дело за тобой. Там, в кабинете, на столе я всё подготовил. Ознакомься и, пожалуйста, подпиши.

Лера отрывается от окна и направляется в кабинет. Спустя невыносимо долгое время, которое тянулось словно опостылевшая песня — вечность, Лера, наконец, вошла на кухню:

— А почему, позволь узнать, я от всего отказываюсь?

— Не от всего, только от имущества и… бизнеса, — стараюсь произнести последнее слово максимально уважительно, хотя там не бизнес, а кошкины слёзы — у моего бассейна годовой бюджет больше, чем их обороты!

— Разве я не имею права на что-нибудь материальное? Хочешь, чтобы я полностью зависела от тебя? Как приручённая собачка?

— Вовсе нет! У тебя будет дом, а ему где жить?

— Все нормальные люди размениваются!

— У тебя есть ещё эта квартира, если ты переживаешь о…

— Это не моя квартира! — прокричала Лера так, что я аж вздрогнул- не привык я к крикам.

— Хорошо, пусть так. Он отдаёт нам главное — детей! И разрешает вывезти их в Штаты. Тебе этого мало?

— Мне этих детей потом самой кормить, когда ты наиграешься с нами, так что, извини, но мне приходится всё же иногда включать мозги, а не плыть на волне ТВОИХ желаний!

Чувствую, как разум мой затмевает злоба и негодование… Наиграюсь? Серьёзно? Значит в её понимании всё это игры у меня? Чувствую, как снова ноют ладони, знаю, я должен сейчас ответить что-нибудь на сделанное заявление, но накал эмоций так силён, что я в прямом смысле не могу разжать рта. А она продолжает:

— Что после развода?

— Посольство, — отвечаю сухо и холодно.

— Они не откроют визы.

— Твоя ещё действительна, а детские откроют на основании нашего брака и решения суда о том, что дети остаются с матерью.

— Брака?

— Да.

— Когда это случится?

— Мы записаны на конец недели, это уже через три дня.

— Они не поверят в этот фарс. Фиктивные браки никто не отменял!

— Поверят. У них нет оснований подозревать МЕНЯ в поездке в Богом забытую дыру во имя фиктивного брака!

— У нас тут не дыра! — замечает обиженно.

— Прости, я не это имел в виду, просто мне здесь делать действительно нечего, кроме как искать себе жену! — стараюсь максимально сгладить острые углы, но у Леры явно внутри взорвался вулкан отрицательных эмоций. Нужно это как-то пережить, просто пережить. Ногти, тем временем, с удвоенной силой впиваются в мои ладони.

На помощь приходит Софья: спрыгивает со своего стула, подходит ко мне и пытается взобраться на колени. И тут происходит печальное: Лера коршуном бросается к нам, выхватывает дочку с резким наставлением:

— Не лезь к нему! Я же предупреждала тебя, Соня!

Господи, как же больно! Старательно давлю все свои мысли, но они с напором всё равно лезут в голову, буквально рвут её на части. Душа моя стенает: зачем ты так, Лера! Зачем так больно бьёшь, хлещешь своими словами и поступками, словно плетью! Ведь я же стараюсь, изо всех сил пытаюсь всё наладить! А ты совсем мне не помогаешь, только осаждаешь меня!

Говорю себе: «Она имеет полное право на тебя злиться, причём злиться сильно, очень-очень сильно! Ты не прав, она права. Терпи!» И терплю. Всё вытерплю, чтобы она ни сказала и ни сделала, как больно бы ни ударила — я пойду до конца. Если я и способен на адекватную жизнь, то только с ней, главное — чтоб только она всегда была рядом.

Но… Она не подписала, и, похоже, даже не собирается этого делать. В моей голове отчаянно спорят между собой две версии: либо она не хочет лишать себя того, что так усердно зарабатывала в последние 10 лет, либо не хочет разводиться…

— Мне нужно домой, поговорить с Артёмом и взять кое-какие вещи. После поедем в суд. Ладно?

— Ладно.

Мой голос спокоен, но внутри бушует буря: она явно опять сомневается, не может принять решение. Да что ж такое! Если ты откажешься и на этот раз, Лера… Это будет означать только одно — ты любишь ЕГО и любила всегда, а я просто чёртов идиот!

Vangelis — Rachel's Song

Мы едем молча, воздух в салоне машины словно звенит от напряжения. Меня мучает одна только мысль: зачем она явилась спасать меня, если ей так дорог ОН? Просто из жалости!? Кажется, я никогда в жизни ещё не чувствовал себя таким опустошённым, как в эти полчаса нашего путешествия, когда не понимаешь, куда идёшь, зачем, и что вообще происходит вокруг тебя…

Наконец, мы приезжаем, Лера, не произнося ни слова, уходит вместе с Соней. Я остаюсь в полнейшем одиночестве, так же как и всю свою жизнь. Кладу руки на руль и опускаю голову. Ожидание невыносимо… Но главное — я почему-то ощущаю себя брошенным, преданным, растоптанным…

На этот раз я сделал всё: больше, чем мог, больше, чем должен был. Вероятно, она всё-таки любит его…