Чудовы луга (СИ) - Кузнецова Ярослава. Страница 27
Он оглядывался, выкрикивая что-то — она не слышала в общем гаме. Хоровод мелькал у него за спиной, кружился колесом, Ласточка смотрела, как он озирается, шарит глазами по толпе, как кричит неслышно, и вдруг до нее дошло, что это ее имя, звук за звуком, выпархивает у него изо рта, раздвигая крыльями губы.
— Ласточка! Ласточка!
Он сделал шаг вперед, поскользнувшись на раздавленном яблоке, стоящие рядом с Ласточкой шарахнулись от Смерти прочь, она одна осталась стоять перед ним.
— Ласточка!
Черные руки метнулись, схватили ее за плечи. С Каем пришла горячечная волна и неистовое напряжение, тут же отозвалась и загудела в жилах кровь. Глаза его казались непроглядными, как две дыры в земле.
Она не отстранилась, когда он притянул ее к себе, пятная сажей платье, и когда грязная пятерня отвела выбившуюся прядку с лица, а потом скользнула в волосы и легла на затылок. Это всего лишь пепел преисподней, самый чистый из существующих, в нем сгорели все грехи.
Встретив его губы, она улыбнулась. Под пеплом было жарко, очень, очень.
***
— Да что же это вы, благородный сэн! Как же в голову такое пришло! В драку кинуться больному…
Молчи, женщина, устало подумал Мэлвир, но ничего не сказал вслух. Ему снова было худо, лихорадило и от запястья к локтю проскакивали колючие иглы. После утреннего боя он еще полдня провел на ногах, пока не пришла вредная лекарка и не загнала его в госпитальную палатку на господскую койку.
Впрочем, если бы она этого не сделала, золотой полководец, наверное, сам бы свалился. Теперь она причитала над ним, как над покойником, глаза блестели. Наверное от того, что стало известно про ранение Герта. Раделевы люди любили своего лорда так преданно, что Мэл диву давался. Не боялись, не почитали, а именно любили. Вот и эта обычно спокойная женщина не может скрыть своих переживаний, и руки у нее дрожат.
Герт остался на островке с братом Родером, его побоялись переносить.
— Говорят найлы были среди нападавших? — вдруг спросила она, осторожно отлепляя повязку с целебной мазью.
— Были, да. К чему тебе это?
— Так просто, — лекарка пожала плечами, нахмурилась. — Ох, сэн Соледаго… как же вы это…
Она сообразила, что пошла по второму кругу и осеклась.
— Придется кровь отворять, — заключила она, сдвинув брови. — Полежите денек в постели, подумаете, как мечом махать…
Вечно ты ломишься вперед, как молодой бык, Соледаго, — просипел лорд Маренг где-то на задворках сознания. Больше хладнокровия и меньше щепок от сломанных копий.
Больше хладнокровия.
Мэлвир кивнул, снова и снова прокручивая в голове полученные от уцелевших скудные сведения. Пленных разбойников развесили по деревьям на островке, за исключением одного. Всегда найдется кто-то, кто больше остальных боится умереть. Слишком молодой или слишком слабый…
— Я позову вашего слугу?
— Конечно…
Опять он забыл, как ее зовут. По-птичьи как-то… пеночка… соечка… ах, да…
— Конечно, Ласточка. Скажи, чтобы Ило пришел.
По обычаю, на пролитие дареной крови требовалось согласие. Закон строго карал ослушников.
Дареная кровь — драгоценность, которую воспрещено лить на землю.
Несколько веков назад король Лавен объединил земли Дара под своей рукой. Несколько веков назад святая Невена поднесла ему чашу с волшебной кровью в знак любви. Двенадцать рыцарей выпили — Лавен и его верные. Волосы их окрасились в сияющие, нечеловеческие цвета, глаза приняли все оттенки радуги. Болезни обходили испивших стороной, век удлинился на несколько десятилетий, а смерть приходила милосердно и быстро, не истощая тело, не туманя разум.
Божественная, благословленная кровь…
Лавенги — среброволосые, прекрасные — с тех пор правят Даром, опираясь на мечи потомков одиннадцати цветных лордов.
Дареная кровь — неприкосновенна. Даже кровь бастарда.
Вошел Ило, невысокий, темноволосый, с темными глазами андаланца — мать Соледаго выкупила его из рабства несколько лет назад, совсем мальчишкой. Глянул с беспокойством — в руках недоплетенный кошель. Не любит сидеть без дела.
— Слушай и запоминай, — сказал Мэлвир, припоминая принятую формулу.
Лекарка звякала ножами, но что ему звон стали…
Ило кивнул согласно.
— Разрешаю и велю этой женщине пролить мою дареную кровь во имя исцеления, — четко сказал Соледаго.
— Я услышал и запомнил, сэн Соледаго.
Ило посмотрел на хозяина с испугом, заломив тонкие брови. Раны и увечья не пугали его, но у андаланца было нежное сердце.
Что не помешало ему нажить клеймо строптивца на плече, рубцы на запястьях и полосы от плети на спине.
— Да ладно тебе, Ило, — добродушно сказал Мэлвир. — Что мне сделается.
А Герт потерял столько крови, что не пришел в себя и на тот момент, когда Мэлвир уезжал с острова. Лекарь поил его каким-то кроветворным отваром, вливая снадобье по капле…
Ило жалобно всхлипнул и Мэлвир счел за лучшее отпустить парня на улицу, сковырнется в обморок еще. И так третьи сутки переживает, что драгоценный сэньо помрет от укуса болотной твари, почернеет и распухнет, и придется везти его в таком виде матушке, леди Агате.
Сам он с равнодушным видом смотрел, как лекарка отворила вену и как темная влага ползет в подставленный таз, сворачиваясь смородиновым желе.
Женщина молчала, погруженная в какие-то свои мысли, смотрела, как течет золотая кровь, хмурила брови. Под глазами пролегли слабые морщинки — словно кистью провели.
— У тебя, может, кто был в отряде сэна Раделя? — проявил догадливость Соледаго. — Уж не убили ли его?
— Да не знаю я, благородный сэн, — с тоской ответила лекарка. — Ничего я не знаю. Может и убили.
Она отошла, взяла со стола моток полотняного бинта. Постояла немного, не поворачиваясь лицом.
Странная какая-то.
— А обратно как затворишь? — спросил Мэлвир с любопытством. Ему ощутимо полегчало. — Ты верно заговоры знаешь? Леди моя матушка, бывало…
— Не знаю я никаких заговоров. Замотаю бинтом покрепче, и все хорошо будет. Руку не трудите пару дней, благородный сэн.
Она ловко остановила кровотечение, наложила повязку, взяла таз и вышла из шатра.
Кровь, выпущенную из вены, принято сжигать. Так же, как остриженные волосы или ногти. Ласточка понесла таз к костровой яме. Что-то маяло ее под сердцем, словно тупая щепка засела. Она даже знала, что именно.
— У тебя… кто-то был… — звоном отозвалось в ушах. — Уж не убили ли его…
На глаза словно сетку набросили, повело в сторону. Руки ослабли. Таз выскользнул из безвольных пальцев.
Лекарка усилием воли справилась с тошнотой, проморгалась и глянула под ноги.
Золотая драгоценная кровь разлилась по земле и попачкала ей башмаки.
Глава 14
— Спляши со мной! — шепнул он ей на ухо.
Ласточка давно уже забыла, как это — отплясывать под пронзительную, неостановимую музыку, которая уже и музыкой перестала быть, превратившись в звуковую плеть. Забыла, как толкает и несет толпа, как крепко надо сжимать горячие, скользкие от пота пальцы партнера, чтобы кружение не вырвало их у тебя из рук. Как раз за разом проносится во мраке пылающая гора, словно падающее солнце перед концом света.
Они сцепились руками и взглядами, а тень и свет меняли маски на лице Кая. Отблески пламени приближали его, окрашивая кровью и золотом, глаза становились рыжими, рысьими, шальными; в следующий миг тень отодвигала его далеко-далеко, лоб и скулы схватывал иней, а глазницы проваливались двумя полыньями во льду.
Как срывается дыхание и пересыхает рот, Ласточка тоже напрочь забыла.
— Кай, Кай, хочу пить. Пойдем, глоток воды поищем… — Она остановилась, тяжело дыша. По вискам текло, прическа растрепалась и липла к шее.