Анжелика - Голон Серж. Страница 53

– Ты имеешь в виду меня или себя? – спросила она. Ее лицо стало белым, как мрамор, что особенно подчеркивали черные волосы и черное платье. – Ты говоришь так из-за этой женщины, твоей жены? Я думала, ты женился на ней из корысти. Какая-то там история с землей, ты мне говорил. А ты избрал ее себе в возлюбленные… О, я убеждена, в твоих руках она достигнет совершенства! Но как же ты решился полюбить уроженку Севера?

– Она не с севера, она из Пуату. Я знаю Пуату, я там бывал. Это сладостный край, раньше он входил в Аквитанию. В наречии, на котором говорят там крестьяне, есть элементы нашего провансальского языка, а у Анжелики даже цвет кожи такой же, как у наших девушек.

– Я вижу, ты больше не любишь меня, – воскликнула вдруг женщина. – Ах, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь!

Она упала на колени и вцепилась руками в камзол Жоффрея.

– Еще не поздно! Люби меня! Возьми меня! Возьми, я твоя!

Анжелика не могла больше этого слышать. Она убежала. Промчавшись через галерею, она спустилась по винтовой лестнице башни и на последней ступеньке столкнулась с Куасси-Ба, который, подыгрывая себе на гитаре, низким бархатным голосом напевал какую-то песенку своей родины. Он широко улыбнулся ей и пробормотал:

– Добрый день, каспаша.

Анжелика, не ответив ему, пробежала мимо. Дворец пробуждался. В большой гостиной несколько дам с восковыми дощечками в руках смаковали освежающие напитки. Одна из них окликнула Анжелику:

– Анжелика, душа моя, отыщите нам вашего мужа. В такую жару наше воображение совсем иссякло от истомы, и, чтобы начать беседу…

Анжелика не остановилась, но у нее достало сил хотя бы бросить этим болтуньям улыбку.

– Беседуйте. Беседуйте. Я сейчас приду.

Наконец она вбежала в свою спальню и упала на кровать. «Это уж слишком!»

– твердила она. Но, поразмыслив, она должна была признаться себе, что и сама не знает, что ее так разволновало. Впрочем, как бы то ни было, это нестерпимо. Так больше продолжаться не может!

В ярости кусая кружевной платочек, Анжелика с мрачным видом оглядела комнату. Вокруг нее слишком много любви, вот что приводит ее в отчаяние. В этом дворце, в этом городе все только и говорят о любви, рассуждают о любви, и один лишь архиепископ время от времени со своей кафедры мечет громы и молнии, грозя адским огнем – за неимением костров инквизиции – всем развратникам, всем распутникам и их увешанным драгоценностями любовницам, утопающим в роскоши. Его проповеди направлены именно против Отеля Веселой Науки.

Веселая Наука! Что же это такое? Веселая Наука! Нежная Наука! Ее тайны зажигают огонь в глазах красавиц, и с их прелестных губок срывается нежное воркование, она вдохновляет поэтов, воспламеняет музыкантов. А церемониймейстером этого сладостного, опьяняющего балета, значит, является этот калека, то насмешливый, то лиричный, волшебник, своим богатством и фейерверком удовольствий покоривший всю Тулузу! Никогда еще со времен трубадуров Тулуза не знала такого расцвета, такого триумфа. Она сбросила с себя ярмо северян, снова нашла свою истинную судьбу…

– О, я ненавижу его, он мне отвратителен! – крикнула Анжелика, топнув ногой.

Она яростно принялась трясти позолоченный колокольчик и, когда вошла Марго, приказала подать портшез и вызвать эскорт, потому что она желает немедленно отправиться в дом на Гаронне.

Уже наступила ночь, а Анжелика все сидела на балконе своей комнаты. Понемногу безмятежный пейзаж, тихо струящаяся река успокоили ее нервы.

Она была бы не в состоянии провести сегодняшний вечер в Тулузе, кататься в карете по Ферна, слушать там полуночных певцов, а потом выполнять обязанности хозяйки на пышном пиршестве, которое граф де Пейрак устраивал в саду, освещенном венецианскими фонарями. Она ждала, что муж заставит ее возвратиться в город и принимать гостей, но никто не явился сюда, чтобы вернуть беглянку. Вот еще лишней доказательство того, что она никому не нужна. Никому здесь не нужна. Она чужая.

Увидев, что Марго огорчилась, поняв, что теперь она не сможет присутствовать на празднике, Анжелика отослала ее обратно во дворец, оставив при себе только молоденькую горничную и нескольких стражей – предместья Тулузы, где знатные сеньоры строили себе загородные дома, были не очень-то защищены от воров и испанских дезертиров.

Анжелика хотела побыть одна, чтобы немного прийти в себя и разобраться в своих чувствах.

Она прижалась лбом к балюстраде. «А вот я никогда не узнаю, что такое любовь», – с грустью подумала она.

Глава 17

Когда Анжелика, утомленная скукой и бездельем, направилась в комнату, под ее окном послышались звуки гитары. Анжелика выглянула в сад, но в темных кустах никого не увидела.

«Неужели сюда явился Энрико? Как он мил, этот мальчик. Решил меня развлечь…»

Невидимый музыкант начал петь. Голос оказался низкий, не такой, как у пажа.

При первых же нотах у Анжелики замерло сердце.

Какой тембр, то бархатистый, то серебряный, какая безукоризненная дикция, такому божественному голосу могли бы позавидовать все эти доморощенные трубадуры, которые наводняют Тулузу с наступлением ночи. В Лангедоке прекрасные голоса не редкость. Да и мелодия легко рождается на губах, привыкших смеяться и декламировать. Но этот певец – истинный артист. Какой необычной силы у него голос! Казалось, он заполнил весь сад, и даже луна дрожит от его звуков. Певец исполнял старинную народную песню на провансальском языке, изящество которого так часто восхвалял граф де Пейрак. В устах певца оживали тончайшие нюансы языка. Анжелика понимала не все слова, но одно – она поняла его! – повторялось непрестанно: «Аморе! Аморе!»

Любовь!

И Анжелика вдруг догадалась: «Это он, последний из трубадуров, это Золотой голос королевства!»

Она никогда не слышала такого пленительного пения. Порою ей говорили: «Ах, если бы вы услышали Золотой голос королевства! Но он больше не поет. Когда же он снова начнет петь!» И на нее бросали насмешливый взгляд, жалея ее, что она не слышала эту знаменитость их края.

– Один только раз услышать его, а потом умереть! – твердила госпожа Обертре, жена главного капитула Тулузы, весьма экзальтированная дама лет пятидесяти.

«Это он! Это он! – твердила Анжелика. – Но почему он здесь? Неужели ради меня?»

Она увидела свое отражение в большом зеркале спальни – рука на груди, глаза расширены – и с издевкой сказала себе: «До чего же я смешна! Может, это д'Андижос или какой-нибудь другой воздыхатель просто нанял музыканта, чтобы он спел мне серенаду…»

Но тем не менее она толкнула дверь и, прижав руки к груди, чтобы сдержать бешеный стук сердца, осторожно проскользнула в переднюю, спустилась по белой мраморной лестнице и вышла в сад. Неужели для Анжелики де Сансе де Монтелу, графини де Пейрак, наконец начнется жизнь? Ибо любовь – это и есть жизнь!

Голос доносился из стоящей на самом берегу беседки, увитой зеленью, где находилась статуя богини Помоны. При приближении Анжелики певец замолк, но продолжал тихо перебирать струны гитары.

Луна в этот вечер была неполной и по форме напоминала миндаль. Но она все же хорошо освещала сад, и Анжелика увидела, что в беседке кто-то сидит, прислонясь к цоколю статуи…

Незнакомец явно заметил ее, но не шелохнулся.

«Это мавр», – разочарованно подумала Анжелика.

Но тут же увидела, что ошиблась. На лице мужчины была бархатная маска, а белые руки, сжимавшие гитару, не оставляли сомнения в том, что он не мавр. Темная шелковая косынка, повязанная на его голове на итальянский манер, скрывала волосы. Насколько можно было разглядеть в полумраке беседки, на нем был поношенный странный костюм – нечто среднее между костюмом слуги и комедианта, на ногах грубые опойковые башмаки, какие носят люди, которым приходится много ходить – возчики и бродячие торговцы, но из рукавов его куртки выглядывали кружевные манжеты.