Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848 - Фергюсон Ниал. Страница 35

Такие выплаты политикам и государственным служащим, конечно, не стоит судить по меркам Великобритании конца XX в., когда людям, занимающим государственные посты, запрещено брать взятки, а члены парламента обязаны декларировать доходы от ценных бумаг, гонорары за консультации и даже подарки. На протяжении почти всего XIX в. на большей части Европы взяточничество было общепринятой и почти узаконенной практикой; Ротшильды часто передавали наличные деньги отдельным корыстолюбивым политикам и государственным служащим, с которыми они встречались. Конечно, как часто замечали современники, «коррупция» варьировалась в своей сути и размерах в зависимости от места и времени. Даже в 1814 г., задолго до введения гладстоновских принципов неподкупности госслужащих, британские чиновники считались в целом более порядочными, чем русские; впрочем, возможно, они просто чаще попадали в поле зрения парламента и прессы. Поэтому выплаты Жерве тщательно скрывали от Херриса, и не могло быть речи о том, чтобы сам Херрис получал такие суммы. Однако можно было придумать более тонкие способы учесть его личные интересы. В июле 1814 г. Амшель переслал Натану письмо от мадам Лимбургер, в котором та ссылалась на своего незаконнорожденного ребенка. Амшель советовал показать это письмо отцу ребенка, Херрису. «Будет неплохо, [если ты его покажешь], – писал он, – потому что он, возможно, передаст тебе прусские и русские дела, ведь ему наверняка захочется, чтобы его ребенок получил больше денег. А если ребенок получит четверть от прибыли, мы тоже внакладе не останемся».

Операция с русскими ассигнованиями в самом деле стала Meis-tergeschaft – для правительства Великобритании, для Жерве, но самое главное, для самих Ротшильдов. Принимая во внимание их комиссию от Великобритании в размере 2 %, дополнительные 2 % на покрытие расходов и еще 4 % от правительства России, их общая прибыль на первом транше (4 млн талеров) составила порядка 8 %. Следующие выплаты (в размере 3,7 млн франков и 5,3 млн талеров) принесли им сопоставимый доход. Другие правительства так же охотно платили значительные комиссионные за то, чтобы превратить свои ассигнования в наличные. Правительству Мекленбурга «деньги нужны, как хлеб», – сообщал Джеймс из Шверина; поэтому Мекленбург охотно отказывался от 30 % из причитающихся им выплат в размере 1,5 млн талеров и согласен был уплатить 5 % комиссионных, если Ротшильды устроят «немедленную выплату». «Они пойдут на все, что мы от них хотим, – торжествовал Джеймс, – лишь бы скорее получить деньги». Вернувшегося из изгнания короля Франции Людовика XVIII Ротшильды также снабжали деньгами в виде векселей, выписанных на Париж. Так же легко оказалось передавать деньги и в Гессен-Кассель, где временное правительство, назначенное после отъезда Дальберга, но до возвращения курфюрста, с трудом возмещало убытки, чинимые проходящими армиями союзников. Поскольку Второй русский армейский корпус реквизировал зерно, которого и так было мало, а в военном казначействе не осталось ни гроша, чиновники Вильгельма в отчаянии обратились к Ротшильдам с просьбой о займе в 250 тысяч гульденов. Первоначально заем собирались взять всего на полгода, однако часть займа пришлось пролонгировать из-за практической невозможности собирать налоги у «ограбленного» и «измученного» населения.

Зато операция по дотациям Пруссии проходила труднее и не принесла такого большого дохода. Отчасти дело было в том, что прусские переговорщики оказались не такими покладистыми, как Жерве. Братья пытались наладить дружеские отношения с прусским министром финансов князем Бюловом и советником князя Гарденберга, Кристианом Ротером, но встретили у них довольно прохладный прием, несмотря на положительное впечатление, произведенное благодаря рекомендательному письму от Херриса. Джеймсу удалось договориться о трех переводах на общую сумму в миллион талеров, но представители Пруссии сочли 2 % комиссионных, которые он запрашивал, слишком высокой ценой. «Деньги можно сделать в России, но не в Пруссии» – таков был вывод Джеймса. И полгода спустя он не видел причин пересмотреть свое первое суждение. «Обычно нет никакого удовольствия в том, чтобы вести дела с пруссаками», – ворчал он, когда представители Пруссии отклонили очередное их предложение. В конце концов братьям пришлось обойтись вовсе без комиссионных, и хотя 3 % прибыли, полученные от этой операции, были лучше, чем то, что они ожидали вначале, им пришлось утешаться мыслью о том, что они хотя бы закрепились в Берлине, что могло оказаться выгоднее в будущем. «Во всяком случае, – размышлял Джеймс, – сейчас, хвала Всевышнему, нам удалось протиснуться в дело, и для нас весьма полезно завязать отношения при прусском дворе».

Не так легко проходило и «налаживание связей» с австрийским двором. По Треплицкому договору 1813 г. Австрия должна была получить миллион фунтов в виде субсидии, а по Шомонскому договору, подписанному в январе 1814 г., эта сумма увеличивалась еще на ²/₃, причем выплаты должны были производиться ежемесячно по 138 888 ф. ст. После поражения Франции общую сумму снизили до 555 555 ф. ст. И снова Ротшильды предложили произвести часть переводов. Как обычно, их поддержал Херрис. Условия были демонстративно щедрыми: Ротшильды не только отказывались от комиссионных, но и предлагали перевести фунты стерлингов в гульдены по курсу 8,48 гульдена за фунт. Однако Барбье, вице-президент австрийского казначейства, и его начальник, министр финансов граф У гарте, отказались от их предложения, сочтя, что операцию должны проводить венские банки. Вторая попытка перевести деньги в Австрию через Бельгию (для оплаты оккупационных расходов) также окончилась неудачей, потому что австрийцы поставили Ротшильдам неприемлемые условия³².

У всех межгосударственных выплат, которые удалось провести Ротшильдам в 1814 г., имелась одна общая черта: в каждом случае они находили по крайней мере два (а иногда три) способа получить прибыль. Первый и самый очевидный – комиссионные, которые, как было показано выше, варьировались от 0 до 8 %. Второй – потенциально более выгодный, но и более рискованный – заключался в игре на разнице обменных курсов, часто сильно отличавшихся друг от друга. Именно так произошло в случае выплат Пруссии, операции в остальных отношениях непривлекательной. Судя по всему, такой же метод применяли и при большинстве других переводов. По сути, братьям удавалось воспользоваться разницей в обменных курсах, существовавших в разных местах, что отражало отсутствие – особенно ярко выраженное в военное время – единого европейского рынка обмена иностранной валюты, а также действие политической неуверенности, которая в 1814–1815 гг. также была высока. В один и тот же день чек или вексель, выписанный в фунтах стерлингов, мог стоить совершенно разные суммы в гульденах в Лондоне, Амстердаме и Франкфурте. При арбитражных операциях все стремились сыграть на такой разнице; валюту покупали дешево на одном рынке и продавали дороже на другом. Точно так же обменный курс талера или дуката мог резко меняться за короткие промежутки времени. Классические форвардные валютные спекуляции требовали так рассчитать время выплат, чтобы конкретную валюту можно было купить, когда ее курс был самым слабым, и продать, когда курс был самым сильным.

Братья Ротшильд занимали особенно выгодное положение для проведения таких операций. И дело не только в том, что у них имелись постоянные отделения во Франкфурте и Лондоне, а также представительства в Амстердаме и Париже; время от времени братья ездили по делам, добираясь до Берлина и Праги. Благодаря хорошим отношениям с Херрисом они имели огромное преимущество перед своими конкурентами. Дело в том, что одной из главных причин гибкости обменных курсов были собственно переводы денег из Великобритании на континент, заниматься которыми просили самих Ротшильдов. Задолго до 1814 г. британские обозреватели поняли, что покупка крупных партий иностранной валюты, за которые расплачивались векселями в фунтах стерлингов, ведет к понижению курса фунта. Чем больше дефицит платежного баланса Великобритании – то есть чем больше таких неоплаченных субсидий приходится производить, – тем выше курс фунта. После того как Натан обещал Херрису осуществлять переводы с минимальной амортизацией обменного курса, за ним закрепили операции по переводу субсидий; и братья не уставали напоминать Херрису о своих успехах на этом поприще. (Вот на что намекал Джеймс, назвав первый крупный перевод в Россию «шедевром» с британской точки зрения.) В то же время Ротшильдам удавалось извлекать значительные выгоды для себя благодаря тому, что они проводили свои операции на разных валютных рынках.