Полуночный Валентайн (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 29
Название картины «Счастливый удар», инициалы художника – T. В.
Пытаюсь убедить себя, что ни название, ни инициалы ничего не значат, что сам пейзаж ничего не значит, но волоски на руках встают дыбом, а стук сердца отдает где-то в районе горла.
Телефон оповещает о входящем сообщении.
«Для тебя груз. Мне расписаться за него?»
Тео. Я смеюсь, затаив дыхание, потому что, конечно же, это он.
«Да, пожалуйста. Экспресс-почта?»
«Нет, в названии что-то про грузовики и кратеры. Он большой».
Смешинки умирают у меня в горле. Мне приходится прислониться к окну галереи, потому что в коленках появляется внезапная слабость.
Прибыла транспортная кампания, которую я наняла, чтобы перевезти картины Касса из Феникса. Часть коллекции находилась в художественном хранилище, но несколько экспонатов были выставлены в холле местного отеля. Я договорилась с гостиницей, чтобы до конца года картины повисели у них, а затем перевозчики забрали бы сразу всю коллекцию и отправили бы все в Сисайд в январе. К тому времени ремонт «Баттеркупа» должен был приблизиться к завершению.
Но картины прибыли сейчас.
На три месяца раньше.
Утром я побывала в головном здании «Капстоуна», разрушенного необычным ударом молнии. А сейчас, пока я торчу перед художественной галереей и таращусь на пейзаж шторма в пустыне, прямо как на фотографиях моего покойного мужа, который написал художник с инициалами T-гребанное-В, приезжает доставка.
В какой момент последовательность совпадений приобретает значение и складывается в нечто большее, чем случайность?
Убираю телефон в сумочку и направляюсь к машине. Внезапно мне хочется поскорее вернуться домой.
* * *
Когда я приезжаю, ребята обедают на веранде. В дополнение к Купу и рыжеволосому Тоби Тео привел двух здоровенных латиноамериканцев, скорее всего братьев, и одного высокого, жилистого парня с татуировками на обеих руках. Все они перестают жевать и смотрят на меня, когда я появляюсь в дверном проеме.
– Привет, ребята.
Куп и Тоби улыбаются, латиносы почтительно кивают, а жилистый парень машет и сразу же возвращается к своему бутерброду.
Тео смотрит на меня со слегка прищуренными глазами. Как и другие, он сидит на древнем садовом кресле, но каким-то образом ему удается сделать его похожим на трон.
Куп представляет мне неизвестных мужчин и спрашивает:
– Хочешь бутерброд с колбасой? У меня есть лишний.
Я еще ничего не ела, но совершенно неголодна. Желудок скручивают странные домыслы, чтобы он мог справиться с едой.
– Нет, спасибо. Как дела с проводкой?
Куп пожимает плечами.
– Для нас это проще пареной репы. Потому что мы потрясающие. Это ж очевидно.
Это выталкивает улыбку из моих сжатых губ. Перевожу глаза на Тео. Он все еще изучает меня этим оценивающим взглядом, как будто чувствует, что что-то не так.
– Где доставка?
– О, – выдыхает Куп, – мы попросили курьеров загрузить все в гараж. Подумали, раз там пусто, а в доме будет полно грязи...
– Отличная идея, спасибо, – я ухожу, прежде чем он сможет сказать что-нибудь еще. Спешу в гараж, игнорируя его испуганный взгляд и неустанное, пристальное внимание Тео к моему лицу.
Гараж отделен от основной части дома. Сооружение поновее, построено несколько десятилетий назад, которое может вместить три автомобиля. Вхожу через боковую дверь и нажимаю на выключатель. Вот он, в одиночестве на цементной подушке, большой сосновый ящик около полутора метров в высоту и двух с половиной метров в длину, с надписями «хрупкий груз» и «осторожно обращаться» по бокам.
Я подхожу к нему и складываю руки на вершине. Затем забираюсь на него, откидываюсь на спину и закрываю глаза.
Позже позвоню в транспортную кампанию, чтобы выяснить, какого хрена произошло, но мне необходимо время, чтобы собраться с мыслями. Мне нужно время, чтобы восстановить связь с этими реликвиями из прошлого.
Наверняка, ошибка служащих. Кто-то что-то просто натупил, вот и все. График сдвинулся, отель нашел другие картины, чтобы украсить свои стены, всему есть разумное объяснение. Все эти совпадения ничего не значат, Меган. Мысли трезво. С Тео это никак не связано.
Я ощущаю его присутствие еще до того, как открываю глаза. Он стоит в дверном проеме, притихший, но, тем не менее, осязаемый.
– Не обращай на меня внимания. Просто прилегла вздремнуть.
Шаги медленно приближаются. Я поворачиваю голову и встречаю его смущенным взглядом. Тео примерно на голову меня. Он изучает слова на боках ящика и возвращает свои темные глаза к моим. Его брови вопросительно взлетают.
Я вздыхаю и прячусь от его проницательного взгляда, рассматривая обнаженные деревянные балки на потолке.
– Тут вещи из старого дома. Не ждала их так рано, – из горла вырывается смешок, полный черного юмора. – Список вещей, которых я не ожидала, в последнее время растет в геометрической прогрессии.
Спустя секунду Тео уже поглаживает пальцем край ящика. Периферийным зрением я вижу, что его выражение лица стало задумчивым. Ему раздирает от любопытства, что спрятано внутри.
Я не собираюсь ему это говорить.
Да, я веду себя до нелепого суеверно и ненавижу себя за это, но еще одно странное совпадение мне не вынести. Если я скажу ему, что ящик полон картин, написанных маслом, а он пришлет мне смс, гласящую: «Эй, да я тоже художник!», у меня случиться сердечный приступ и я умру на месте.
– Там... Эмм. Керамика.
Молчание. Не двигая головы, я скольжу глазами в сторону Тео.
С преувеличенной медлительностью он произносит губами слово «лжешь».
Я делаю вдох, сажусь, скрещиваю ноги под собой и провожу руками по волосам. Опираясь локтями о колени, опускаю голову в руки и снова закрываю глаза.
– Окей. Вот правда: это вещи, о которых у меня нет желания говорить. Это то, о чем мне больно думать, а смотреть на них будет еще больнее, – сглатываю. Все это произнесено хриплым голосом. – Там вещи моего мужа.
Я слышу, как он мягко выдыхает. Потом раздается звук скрежета ручки по бумаге и разрыва. И вот Тео мягко тыкает мой локоть. Я открываю глаз и вижу небольшой лист из записной книжки на своем колене со словами извинения.
– Не извиняйся. Не твой цирк. Не твои обезьяны7. Не переживай.
Он забирает бумагу, строчит на ней что-то еще и возвращает на мое колено. Там написано:
«Могу я что-нибудь сделать?»
Когда я поднимаю на него глаза, он заметно взволнован, его темные брови сдвинуты вместе, а уголки полных губ опущены.
– Лоботомию? Или вызвать внезапный приступ амнезии? Может, сможешь промыть мозги?
Он понимает, что я имею в виду, но резко качает головой в несогласии. Я получаю новую записку с яростными каракулями.
«Если хорошие воспоминания перевешивают плохие, то не стоит забывать прошлое».
Я прочитываю записку дважды, а затем сминаю лист бумаги в кулаке. Смахиваю с глаз слезы и шепчу:
– Я не хочу забыть его. Я хочу забыть, кто я без него.
И начинаю рыдать. Это просто невероятно.
Уродливый плач, потому что я не из тех счастливиц, которые могут хлюпать в носовой платок и выглядеть изысканно. Когда плачу я, это включает в себя непривлекательные звуки и большие вздохи воздуха, как у утопающего. И, конечно, происходят вздрагивания всего тела и сопли. Много соплей.
Большая, теплая рука прижимается к спине между моими лопатками. Равномерно, ободряющие мужчина похлопывает ею до тех пор, пока мои слезы не замедляются. Я пылаю от смущения, что сломалась перед ним. Тео одергивает руку назад, пока я вытираю глаза кончиками пальцев, а нос – рукавом.
Избегая его взгляда, спрыгиваю с ящика и изучаю мысы своих ботинок.
– Прости за это. Ладно... Пойду в дом, – мой голос теперь тонкий и подавленный.
Никто из нас не двигается. Руки Тео сжаты по бокам. Когда я переключаюсь на его лицо, оно заметно напряжено. Будто он пытается удержать себя от того, чтобы не притянуть меня в свои объятия, чтобы успокоить. На меня наваливается еще одна волна грусти.