Готамерон. Часть I (СИ) - Цепляев Андрей Вадимович. Страница 131

— Сказать, что ты убита горем — трудно.

— По-твоему я должна плакать весь день и умолять Нисмасса вернуть мне любимого? — с издевкой отозвалась крестьянка, поигрывая копьем.

— Никто бы не удивился. Вы были так близки. Оливер тобой дорожил. Уж я-то знаю. Он мне говорил. Я понимаю, каково тебе сейчас, так что можешь себя не сдерживать.

Анабель остановилась и пристально на него посмотрела, сощурившись так, словно собиралась пустить стрелу. Губы ее задрожали. В глазах появился блеск. Казалось, она все-таки заплачет, но железная воля снова взяла верх.

— В старом доме у ручья жила дружная семья, — зловеще прошептала она и, как ни в чем не бывало, зашагала дальше. — Всегда помни, что это уже конец. Слишком много опасностей вокруг и слишком мало таких как Оливер или как ты. Тех, кто готов помочь задарма. Да, я любила его. Теперь он мертв. Что с того? Любой из нас рано или поздно умрет. Разве не глупо рыдать над разбитым кувшином молока?

— В слезах нет ничего постыдного, Анабель. Как нет глупости в чувствах.

Шанти все надеялся, что девушка сбросит маску и откроется ему, но Анабель по-прежнему была неприступна и холодна как могила.

— И то и другое — признак слабости, Шанти, — бросила через плечо крестьянка, смерив его утомленным взглядом. — И вообще, хватит скулить! Пусть меня убьет стрела, но не твоя жалость. Ничего этого вообще не случилось бы, не будь Оливер таким доверчивым. Если б не тот старый козел со своими советами, я бы сейчас не болтала с тобой о подобной ерунде.

— Какой еще козел? Я его знаю?

Анабель громко фыркнула и закатила глазки.

— Нет, ну что ты! Я же давно хотела тебе сказать. В общем, Оливера надоумил забраться в склеп один старик. Пилигрим, кажется. Скорее всего, о вергальском клинке ему тоже рассказал он.

— Как странно, — в раздумьях пробормотал Шанти, теребя пуговицы жилета. — Зачем пилигриму советовать такое, и откуда он вообще мог знать, что спрятано в крипте барона?

— Все просто. Он хотел, чтобы мы там умерли.

— Но зачем ему желать нам смерти?

— Много, много вопросов, Шанти, — бойко отозвалась крестьянка. — Узнаю, когда найду его. Он следующий в моем списке, после стриженой суки.

Выйдя на дорогу, Анабель остановилась и долго смотрела куда-то в сторону.

— Ну и дела, — прошептала та, глядя на пустой постамент, окруженный кустами сирени. — Раньше здесь стояла статуя Нисмасса.

— Уверена?

— Ты еще спрашиваешь? Сколько себя помню, всегда видела, как у нее молились торговцы и крестьяне. Интересно, кому мог понадобиться этот истукан? — Анабель пожала плечами и пошла вдоль дороги, время от времени оглядываясь на болото, где среди цветущих островков бродили чешуйчатые вырны издали напоминавшие сгорбленных старух. — Кругом одни загадки и чудеса, но это ведь Готфорд. Так и должно быть… наверное.

— Почему же ты хочешь его покинуть? Зачем тебе на большую землю? Что ты будешь там делать? Магория и Форстмард охвачены войной. Никты сотнями уводят людей в рабство. Рано или поздно тебе придется сражаться, а ты кроме копья и ножа другого оружия в руках не держала.

Крестьянка повернулась и, вонзив копье в землю, холодно на него посмотрела. Шанти ждал, что она скажет, но Анабель просто сверлила его взглядом.

— Ты слишком много обо мне говоришь, Шанти, — наконец произнесла девушка. — Мы идем вместе без слов или я иду одна без тебя.

— Мы идем вместе, — кротко подытожил он, коснувшись разбитого носа.

Вверх по склону они зашагали молча.

3-й месяц весны, 24 день, Тридвор — III

Вооруженные длинными мечами и легкими арбалетами, ополченцы покинули Готфорд едва солнце пересекло полосу зенита. Неподалеку от ворот, Румбольд и Фергус припустили коней рысью, послав вперед сопровождавшего их стражника Рика. Долго ехали под утесами среди еловых рощ, вдоль которых тянулась городская стена. Затем начался крутой подъем. Лесная дорога устремилась в горы. Все это время Румбольд отвечал на его вопросы односложными фразами, но стоило им подняться над долиной, и младший сержант разговорился.

— Чудесно. Воровское логово осталось позади, — прокомментировал тот, оглядываясь на город, раскинувшийся далеко внизу и, поглядев на него, как бы невзначай прибавил: — За исключением одного вора.

— Неужели ты все еще сердишься? — проворчал Фергус.

— От чего же, старший сержант Фергус. Меня всего-навсего пытались убить. Подумаешь, большое дело. — Румбольд поправил повязку на лбу и усмехнулся. — Я не сержусь, но и не забуду вам этого. Знаю, что с некоторых пор я для вас стал открытой книгой, за исключением одной страницы… Мне же о вас почти ничего не известно. Расскажи что-нибудь о поддворье. Например, о чем вы так долго болтали сегодня утром?

— О тебе. Мои друзья решали, что с тобой сделать.

— Ты сказал им, что в случае моей смерти их трупы всплывут следом?

— Да, — тяжелым голосом отозвался Фергус. — Напрасно ты так. Тебе никто не причинит вреда. Мы просто хотим знать, чего ты хочешь?

Он говорил от чистого сердца, но насчет Кассии до конца уверен не был. Подруга всегда была себе на уме, и вполне могла придумать что-нибудь еще. Например, пленить доносчика и пытать до тех пор, пока тот не выдаст, кому и какой документ тот передал на хранение в качестве доказательства существования их логова.

— Не спеши, сержант. Скажи лучше, как давно ты в деле?

— Шесть лет.

Румбольд присвистнул, наблюдая за тем, как Рик впереди подводит скакуна ближе к скалам, минуя обвалившийся участок тропы.

— Крепкая у тебя шкура, если за шесть лет совесть не проснулась. Не понимаю только, зачем тебе это. Они хорошо платят? Списывают долги в «Каменной мачте»? А может тебе просто нравится гадить там, где живешь?

— В поддворье у меня друзья, — не оборачиваясь, ответил Фергус, решив не посвящать любопытного соратника в личные дела. — Это долгая история, и она только моя.

— Хороши друзья. Воры и наемные убийцы. Впрочем, я тебя не виню. Каждый сам за себя в ответе. Однако помяни моё слово, рано или поздно эти «друзья» приведут тебя в петлю.

— На все воля Нисмасса.

Младший сержант неохотно кивнул. По очереди они пересекли последний поворот дороги, очутившись за глухой скалой. Прибрежная долина и город пропали из виду. Осталось лишь голубое небо и горные кряжи, поросшие зеленью. Далеко впереди на юго-востоке темнели громады утесов и гор. Остроконечный пик с гигантской каменной аркой, прозванный островитянами «Аркмонт», едва виднелся в молочной дымке. Внизу тянулось лесистое ущелье, закрытое с четырех сторон отвесными скалами.

Наслаждаясь пением птиц и шумом ветра, Румбольд сбавил ход и обратился к спутнику:

— Здесь мы можем открыто говорить. Зверь да птица нас не выдадут. — Он еще раз посмотрел на Рика, чья лошадь в этот момент испуганно ржала, сопротивляясь наезднику у края пропасти. — Ты хотел знать, зачем мне встреча с главой поддворья?

— Не я один.

— Хорошо. Начну с самого начала. Мой отец всю жизнь провел рядом с тутовой фермой в горах…

— А можно не с самого начала? — тактично попросил он, но Румбольд глянул на него с упреком.

— Слушай лучше, громила. Свою жену он встретил там же, но счастлив был недолго. Она умерла вскоре после венчания, ужаленная могильным полозом. Ты, должно быть, видел этих изумрудных гадов с черными пятнами? Единственная змея на острове, от яда которой нет спасения, но нет и мук.

Фергус монотонно кивал, поглаживая гриву скакуна. Думы порой давались ему нелегко, а длинные вступления усыпляли бдительность, так что людям ничего не стоило его обмануть.

— К концу дня она просто уснула без сил, но отец вскоре нашел, чем себя занять. Через неделю из долины привели молодую крестьянку. На тутовой ферме Мартира, мимо которой он водил овец, часто появлялись новые женщины, помогавшие выращивать шелковичных насекомых. Там моя мать провела год, а затем вернулась обратно, оставив отцу подарок — меня.