Готамерон. Часть I (СИ) - Цепляев Андрей Вадимович. Страница 45

— Помню. Ну и что?

— Я же не стал те кучи ворошить. — Наемник оглянулся на товарищей, постепенно собиравшихся вокруг них. — А эти стали бы. Особенно Балдур со своим приятелем.

— Да ты настоящий герой.

— Мы все герои! — подхватил один из наемников, подоспевший к концу диалога. — За это барон должен нам прибавку к жалованию.

Собравшись вместе, воины радостно заголосили, потрясая оружием. Поневоле оказавшись в центре триумфального круга, Грог улыбнулся. Он редко это делал. Будучи крестьянским сыном, Грог вырос в нищей семье, уважал людей и знал цену каждой монете. Эти молодчики были его полной противоположностью. В рядах наемников ручной труд считался постыдным занятием. Большинство провело детство в городах на материке и не знало тягот крестьянской жизни. Здесь, на фермах, они играли роль пастухов, не гнушаясь пускать в ход палки, а иногда и клинки, когда скот начинал бодаться. Скотом, как правило, считались те, кто не умел за себя постоять. В минуты триумфа, когда рубаки все делали правильно, Грог ими гордился, но отношение менялось, стоило только вернуться на двор Орвальда. Те, кто сейчас так яро салютовали, в любой момент, по приказу барона, могли всадить ему нож в спину и с радостью занять его место.

О том, что приходится иметь дело с врагами, Грог понял давно, и ни разу об этом не пожалел. Жить в сарае с толпой головорезов было проще, чем с восхода до заката работать в поле. Да, отец и мать едва ли были счастливы в тот день, когда узнали, что их единственный сын променял свой месячный заработок на уроки фехтования. Старикам приятнее было пасти овец и возделывать почву. Они и теперь работали на одной из губернаторских ферм у подножья Серой Хельмы, и только благодаря его защите не стали похожи на утомленные тени, подобно прочим крестьянам.

— Это точно. Теперь сквалыга заплатит нам сполна, — пробасил огромный бородатый наемник с блестящей лысиной. — Все видели как я того жука разрубил? Он еще так смешно…

— Заглохни, Брик! — осадил его рыжебородый здоровяк в остроконечном шлеме, аккуратно вытирая об сапог кривой тесак. — Можно подумать, ты один топором махал. Все сегодня отличились. Вот только сомневаюсь, что жук, сидящий в гнезде неподалеку, заплатит тебе на пару злотых больше за то, что ты выполнил свою работу.

— Точнехонько, Скиф! — поддержал прозорливого наемника товарищ Грога. — Этот навозный жук даже жене на тряпки лишний золотой не дает.

— Ага. Говорят, что золотишко возбуждает его похлеще девок, — хохотнул кто-то.

— Тогда крестьяне нам заплатят, — прокудахтал бородач, послав лысиной зайчик в лицо главе охраны домена. — Они всегда платят. Да, Грог?

— Чаще натурой, — добавил громила Балдур, и все трое громко захохотали.

Наемники вокруг поддержали их дружным ревом, от которого кроны соседних деревьев тотчас опустели. Под испуганное карканье ворон, Грог скупо улыбнулся. Он хорошо до сих пор помнил то время, когда ему с родителями приходилось терпеть поборы таких шутников. Хуже всего то, что мерзавцы постарше тоже это помнили, и частенько его подкалывали.

Вяло махнув рукой, Грог вместе с товарищем зашагал к роще. Барон рассчитал верно, назначив его главой охраны. Наемники на ферме нуждались в уверенном лидере, крестьяне принимали его за своего, Орвальд же в итоге получал надежную защиту и от тех, и от других. Как и многие, Грог недолюбливал землевладельца, но считал жадного толстяка вынужденным злом. Без железного кулака Орвальда фермерское хозяйство в долинах пришло бы в упадок, развалившись под натиском бандитов, «муравьев» или вечно голодных крестьян.

Еще Грог не забывал о родителях. Рудольф и Мария тоже были крестьянами, но свободными и далеко не самыми бедными, почти что йоменами. Раньше отец даже управлял собственной фермой, но когда ее разорили бандиты, вместе с женой перебрался на одно из горных хозяйств на юге, где теперь работал старостой. Там Грог прожил один год, после чего вернулся в долину с мечом у пояса и надеждой на лучшую жизнь. Если бы отец так сильно не любил свой дом, он бы давно переселил его и мать в ближайшую к Готфорду ферму или общину, или вовсе устроил на работу в город, за стенами которого царили мир и спокойствие.

— Что нахохлился, брат? — вырвал его из дум задорный голос воина.

— Размышляю.

— Ну вот, снова начинается, — промямлил наемник, передразнив его меланхоличный тон. — Я такой правильный, честный и благородный. Ниргал меня разорви, я же прирожденный рыцарь! Что я делаю среди этого немытого сброда? Все ради родителей… Ага?

— Ага, — передразнил Грог. — Заглохни Бод, а то зубами подавишься.

— Ты и сам прекрасно знаешь, зачем присоединился к нам. Где еще на этом дрянном острове ты получишь столько воли? — Внезапно Бод криво улыбнулся и продолжил вкрадчивым голоском. — Тут ведь как, брат, каждый берет и глотает столько, сколько ему дают.

— Что ты хочешь этим сказать?

Бод уже давился смехом, на ходу почесывая промежность.

— А ты как думаешь? У каждого свое место и поза. Я, конечно, не вагант, да и в «Каменной мачте» тебе это лучше объяснят. По существу, ситуация предельно простая. Нисмант и прислушник сосут у Вимана. Ополченец сосет на двоих у Вульфгарда и Мариуса. Бандит причмокивает у Ходда. Крестьянин обсасывает копье Орвальда… Чмок, чмок. Каждый на своем месте. Понимаешь? В своей бессменной позе. Только наш брат — наемник…

— Что?

— Сосет, но не глотает, — захохотал парень, обдав его гнилым дыханием.

Про Бода можно было сказать все что угодно, но занудой его назвать язык не поворачивался. Молодой наемник в свои семнадцать немногим отличался от других воинов, разве что крестьян бивал реже, а на просьбы о помощи отзывался чаще. Здесь на фермах Грог считал его лучшим другом, если их посиделки в «Дырявом кошеле» и совместную рубку хищников можно было назвать дружбой. Остальные наемники считали Бода ненормальным, так что у молодца просто не было выбора. Свободно общаться юнец мог только с ним, но лишь до тех пор, пока рядом не было Верфа, Кассии, Гримбальда или Фергуса, о которых парень знал не понаслышке.

— Ты здесь ради денег, — уже серьезно произнес Бод. — Ради звонких монет. Без них наша жизнь стала бы ничуть не лучше, чем у поганых крестьян. Грязный, трусливый скот! Говорят, привыкли жить честно. Ага? По совести. Бесхребетные твари.

Воин с негодованием плюнул на пыльные сапоги, всем своим видом дав понять, что одна мысль о них вызывает у него отвращение.

— Мои родители крестьяне, — напомнил Грог, и весельчак тотчас присмирел. — Это ты родился у наемников под боком, а я пахал и сеял пока ты рубил мечом овец и гоблинов. Смотри, договоришься у меня! Возьмусь опять за плуг и сделаю по тебе две ходки.

Наемник беспокойно оглянулся и тряхнул головой, выдав жалкое подобие улыбки. Все знали, что Грог не церемонится с теми, кто оскорблял его родителей. Бод как всегда неудачно пошутил и теперь надеялся сгладить резкие слова. В долине, где жили наемники, существовал свод неписанных правил, большая часть которых касалась поведения. Слабые уважают сильных, но и о себе не забывают. Страх, частые извинения и вовсе были недопустимы. Решив избавить Бода от оправданий, Грог легонько саданул того кулаком в бок, дав понять, что долг уплачен.

Парень обрадовался, схватил висевший на груди рог мирквихтта и подал сигнал остальным наемникам. Только после этого толпа в тридцать человек кое-как зашевелилась и последовала за ними вдоль опушки. Оттуда наемники направились в сторону пологого холма, возвышавшегося на краю леса. Это место считалось сердцем хозяйского домена. На дальней его стороне располагалась трехэтажная усадьба, в которой жила семья Орвальда, а вокруг возвышался десяток построек, большую часть из которых составляли склады и бараки. Была там кузница и уютная таверна с манящим названием «Дырявый кошель», а в роще по соседству серой громадой высилась древняя часовня.

Грог и Бод шли во главе отряда, растянувшегося на добрую сотню шагов. Оба несли тяжелую броню и оружие, поминутно бросая взгляды на хребты Рудных гор вдали над пашнями. Миркхолд был покрыт каменными наростами, словно спина диковинного чудовища, но в центре острова земля была ровной, как водная гладь. Поля и фермы располагались в плодородной долине, окруженной скалами. Грог насмотрелся на унылый пейзаж еще в детстве и давно мечтал покинуть эту тюрьму. Живи он ради себя, его бы здесь и не было. Человеку при оружии и деньгах не составляло никакого труда убраться с острова. Он мог пойти в Готфорд и уплыть из городского порта или отправиться с караваном через Змеиный виток, а дальше сквозь горы прямиком к Майнриму, стоящему на краю Жемчужной бухты, откуда на лодках к кораблям подвозили всех желающих.