Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 13

Но тут уж ничего не поделаешь. Семейное, чтоб его!

— Данька, на тебе Юрка. Кирыч, ты с Алексом. После школы — живо домой! Щенка накормить, выгулять, вымыть! Бардак — прибрать, уроки — начать. Всё, выметайтесь, казаки-разбойники! Отчаливаем! — зажав в зубах недоеденный бутерброд, я махнула рукой в сторону выхода, попутно шнуруя кеды и проверяя, всё ли положила в рюкзак.

Мозги соображали туго, со скрипом, всё ещё лелея скорбную надежду вновь оказаться в страстных объятиях Морфея. И плюнув на всё, я понадеялась, что в этот раз везение (специфическое) будет на моей стороне и ничего принципиально важного в тех завалах, гордо именуемых «рабочий стол» не осталось. Хотя…

Нет, терзают меня смутные сомнения, определённо.

Выскочив следом за братьями, я замешкалась у двери, выуживая из заднего кармана джинсов связку ключей. И подпрыгнула от неожиданности, когда сквозь гиканье мелкоты, унёсшейся вниз по лестнице с радостными воплями гамадрилов, раздалось тихое покашливание.

— Наташ, привет! — весёлый голос соседки по лестничной клетке застал меня врасплох. От неожиданности я даже сумела повернуть два раза ключ в вечно заедающем замке.

И только после этого, смахнув прядь волос с носа, развернулась, радостно помахав судорожно сжимающей ключи рукой:

— О, Танька! Давно не виделись… Как дела?

Татьяна Гуда поселилась в нашем доме относительно недавно, лет пять назад. Она была пухленькой, невысокой, миловидной и до жути обаятельной с офигенными ямочками на щеках и шикарной шевелюрой цвета тёмного шоколада. Работала методистом в местном отделе соцзащиты и обожала печь пироги, пирожки и пирожные. На кулинарной почве мы, собственно, и познакомились. У меня кончились дрожжи, у неё пищевая сода и встретились мы на полпути друг к другу в квартиру. Закадычными подругами, кончено не стали, но общаться с вечной оптимисткой слегка за тридцать было весело и феерично.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ С её подачи, я порою всерьёз думала о том, чтобы написать целую научно-исследовательскую работу на тему «Профилактика преднамеренного убийства путём афективной реакции на слова и идиомы, произносимые субъектами определённого пола при условии сосуществования в одной социальной группе типа «коллектив». Тем более, что опыт работы в чисто женском коллективе у меня имелся и был, мягко говоря, не самым позитивным!

— Да ничего, помаленьку… — задумчиво протянула соседка, пристально меня разглядывая. А я в это время, помянув всуе всех любителей цветочков и прочих зелёных монстров, поливала из бутылки горшки, притулившиеся в углу лестничной клетки на ржавой этажерке. — Слушай, это что, твой цветник?

— Не-а, нафиг мне такое счастье? — фыркнув, я поставила бутылку на пол, поправила один из горшков с такой нелюбимой мною пахучей геранью и подошла к лестнице, подтянув лямки рюкзака. — Жалко просто. Уж не знаю, кто и за что сослал сюда такую красоту… Но это было слишком жестоко! Гринпису на них нету, ей богу!

— Эт да… — согласно хохотнула Танька. А потом шагнула и, с размаху, хлопнула меня по плечу, довольно заявив. — Вот знала же, что врут!

И столько в её голосе было радости и облегчения, что я резко забыла о том, что куда-то спешу. Зато с интересом на неё уставилась, тут же полюбопытствовав:

— Кто врёт?

— Да понимаешь… — соседка как-то сразу стушевалась и замялась, явно не зная, как объяснить. Вздохнула глубоко, выдохнула и как на духу выдала. — Короче. Слухи по дому ходят, что ты сама алкоголичка запойная, нигде не работаешь, только по ночам где-то шляешься. А дети — все наркоманы конченные, сплошь и рядом. Менты вас крышуют, а в органах опеки у вас куплено всё давно. И вообще, Гордона на вас нет. Ну того, из «Мужского/Женского»…

Выдав такую ошеломляющую и потрясающую новость, Танька смущённо замолчала, опустив взгляд и принявшись теребить рукава любимого красного свитера. Ну а я…

А что я? Я минут пять, наверное, пыталась переварить полученную информацию. Попутно подивившись своим связям и финансовому состоянию, позволившему купить не только ментов, но и всю соцзащиту. Ещё попробовала соотнести собственную безумную семейку с эталонным образцом товарищей из сорок шестой квартиры, пятого подъезда. Там были и алкоголики, и наркоманы, и травокуры и даже токсикоманы. И что-то ничего общего между нами как-то не находилось, как я ни старалась.

Видимо, именно поэтому кое-как проснувшийся мозг тут же переключился на мысли о том, с кем из благообразных старушек, заседающих на детской площадке во дворе, я на этот раз забыла поздороваться. Не то, чтобы данный факт имел какое-то принципиальное значение, но другой причины для таких волнений в массах я не находила.

Во всяком случае, объективной.

— Та-а-ань, — протянула я растерянно, окончательно запутавшись в собственных измышлениях. И мельком глянув на часы, попросила. — А поподробнее?

Танька на это только вздохнула, смущённо подёргав себя за кончик шикарной косы. Но глянув на меня из-под чёлки, всё-таки рассказала историю куда подробнее. В красках, так сказать, лицах и местоимениях.

Ну что могу сказать? Я думала, что у меня скучная, ничем не примечательная жизнь и вполне себе нормальные, дружеские отношения с соседями. Зря я так думала. Очень зря. Жизнь у меня играет всеми криминальными красками, оказывается. А соседи, втихаря, устроили тотализатор. И теперь весь дом гадает, когда же меня всё-таки загребут доблестные стражи правопорядка, вскроются махинации участкового, проклятого оборотня в погонах, а детишек отдадут в заботливые руки государства. Чтоб не повадно мне было детский труд эксплуатировать, права бедных мальчишек нарушать и…

Что именно «и» имело больше десяти пунктов, где самым невинным было тунеядство. Правда, наказание за него отменили где-то ещё до моего рождения. Впрочем, на ситуацию в целом это никак не влияло, да. Даже если отбросить в сторону «тунеядство», по мне, как оказалось, всё равно рыдает целый гербарий из статей всех кодексов Российской Федерации. И весь цвет общества в нашем доме дюже сильно страдает, что в стране введён мораторий на смертную казнь… А то бы они ух, разгулялись! И справедливость бы, собака серая, восторжествовала же, ну!

Вот такие у меня, «добрые» соседи. Вот просто можно ж добрее. Но, по-моему, уже просто некуда!

— Мда… — мне на это даже возразить особо нечего было. Мозг впал в ступор от таких известий и выходить оттуда пока не собирался. Всё, на что меня хватило, это только задумчиво присвистнуть, почесав затылок. — Как много я про себя не знаю-то, оказывается…

— Ну… — Танька тихо хохотнула, спрятав озябшие пальцы в рукава. — Я у них вообще подпольный спекулянт, так что в принципе не удивительно. Я ж с ними даже говорить пыталась, доказывать. А мне пальцем у виска покрутили, в сговоре с тобой обвинили, заявив, что я дальше своего носа нифига не вижу! Ну да, конечно. Пять лет в СРЦ на должности зама стационара и детей из неблагополучных семей в глаза не видела, ага. Действительно, о чём это я?

И столько иронии было в этом вопросе, что я не выдержала и рассмеялась. А соседка ещё и руку прижала к широкой груди, трагично вздохнув и своим печальным лицом напугав случайно вышедшего из лифта мужичка так, что тот предпочёл ретироваться обратно. Вызвав у нас новый взрыв смеха.

— Боже… — я простонала, согнувшись пополам и вытирая выступившие на глазах слёзы. И глубоко вздохнув, посетовала. — Я ж всего лишь с одной бабушкой не поздоровалась… Дальше-то что будет?

— Обвинение в сатанизме, сглазе, порче и сектантстве, — с самым серьёзным выражением лица ответила Танюха. И сделала большие, страшные глаза, вызвав новый приступ смеха. Хихикнув, она хлопнула меня по плечу и кивнула на двери своей квартиры. — Пошли. У меня есть булочки с корицей… И я должна тебе кофе. Большой, крепкий кофе в качестве моральной компенсации.

— Кофе? — заинтересованно покосилась на часы, попутно предвкушая этот обжигающий, сладко-пряный и откровенно офигенно сваренный напиток. Нечета той бурде, что выдают за кофе в нашем студенческом буфете. Густой, насыщенный и идеально чёрный, как моя душа. Ну или душа моего преподавателя по праву, чтоб ему собственным ядом подавиться!