Анжелика в Новом Свете - Голон Анн. Страница 72
Но оба они сходились, по крайней мере, в одном: отголоски этой вражды не должны дойти до графа де Пейрака. Анжелика боялась докучать мужу. Кловис боялся… всего-навсего веревки. За три года, которые он провел на службе у графа де Пейрака, он имел время убедиться, что их хозяин шутить не любит. И у него хватало ума сдерживать себя в присутствии графа. Те, кто работал с Кловисом, кто жил с ним бок о бок, упрекали его в замкнутости, но он счел бы себя обесчещенным, если бы сделал попытку ужиться с ними, да и вообще с кем бы то ни было.
Однажды вечером, когда они сумерничали, Анжелика вложила ему в руки его порванную одежду.
— Вот иголка и шерсть, Кловис. Почините-ка это быстро.
Кузнец возразил, правда, сначала убедившись, что графа нет поблизости.
— Это вы, женщина, должны заниматься такой работой.
— Нет, все моряки прекрасно владеют иглой, это входит в их ремесло.
— Но почему именно я должен делать это сам? Я видел, как другим латаете одежду вы.
— Возможно, но именно вы нуждаетесь в покаянии.
Довод задел. Какое-то мгновение Кловис разглядывал Анжелику, держа одежду в одной руке, иголку в другой, потом молча принялся за работу. Сидевший рядом с ним на скамейке Жак Виньо слышал, как он несколько раз пробормотал: «Нуждаетесь в покаянии! Нуждаетесь в покаянии! Ладно же!.. Вот тебе еще новость!..»
Он часто повторял одну и ту же фразу, смысл которой озадачивал и Анжелику, и всех остальных.
«Да, черт побери, — говорил он, потрясая своей черной лохматой гривой, — стоило таскать кандалы в темницах, чтобы докатиться до такого!»
Однажды, услышав, что на дворе происходит какая-то бурная стычка, Анжелика выскочила на порог как раз вовремя: она увидела, как овернец потрясает дубиной над головой одного из индейцев. Пока он размахивал своим оружием, примеряясь, как бы получше нанести удар, Анжелика успела выхватить пистолет и выстрелила. Дубина треснула и выскользнула из рук Кловиса, а сам он ничком упал на мерзлую землю. Анжелика бросилась, чтобы остановить индейца, который, выхватив свой длинный нож, приготовился снять с кузнеца скальп с лохматой шевелюрой. Поняв, что его обидчик повержен, индеец согласился отступиться.
Звук выстрела заставил всех выбежать из дома. На сей раз скрыть случившееся было трудно. Граф де Пейрак широким шагом подошел к ним и оглядел участников драмы.
— Что произошло? — спросил он кузнеца, который поднимался с земли, бледный как смерть.
— Она… она хотела меня убить, — заикаясь, пролепетал он, показывая на Анжелику. — На три дюйма ближе, и разлетелись бы мои мозги.
— Как жаль, что этого не случилось! — засмеялась Анжелика. — Я хотела не убить тебя, дурень ты несчастный, я хотела, чтобы ты не сделал глупости, которая стоила бы тебе жизни. Уж не думаешь ли ты, что тебе удалось бы избежать ножа этого индейца, если бы ты его ударил? Я стреляла в твою дубину, а не вголову. Одна дубина стоит другой! Уж коли я и впрямь задумала бы тебя убить, ты был бы уже мертв. Можешь мне поверить.
Но Кловис, не веря, покачал головой. Его изрытое оспой, заросшее щетиной лицо было совсем белым. Он и впрямь очень испугался и пребывал в убеждении, что Анжелика желала его смерти и только случай даровал ему жизнь. Он уже давно подумывал о том, что это должно случиться, что эта ужасная женщина в конце концов сживет его со свету — то ли своими ножичками и щипчиками, то ли каким-нибудь колдовством. Но пистолет — это уж слишком!
— Ну да, так я и поверил вам, — проворчал он. — Просто вы не сумели прицелиться точно. Женщины не умеют стрелять.
— Глупец! — с гневом сказал граф. — Может, желаешь повторить опыт? Ты убедишься, что, если бы госпожа графиня захотела тебя прикончить, ты уже был бы на том свете. Возьми-ка дубину, подними ее и сейчас воочию увидишь: то, что тебе рассказали о стычке у переправы Саку, — правда. Возьми же дубину!
Кузнец наотрез отказался. Но Жан Ле Куеннек уверенно предложил свои услуги. Он был неподалеку от Анжелики, когда она задержала Пон-Бриана, и все видел. Он поднял дубину. Анжелика, стоя на пороге дома, выстрелила, и дубина разлетелась вдребезги. Все захлопали в ладоши. Анжелику попросили продемонстрировать свое умение еще несколько раз. Дон Альварес вышел из сонного оцепенения, в котором он постоянно пребывал, и пожелал увидеть, как она справляется с фитильным мушкетом, потом с мушкетом кремневым. Она легко поднимала тяжелые ружья, все восхищались ее силой, и впервые они почувствовали гордость, что среди них находится такая женщина.
Глава 11
Если даже в Вапассу так холодно, то можно себе представить, какой трескучий мороз в городах, ведь они куда севернее…
Три городка… Три поселка, затерявшихся в огромном пространстве на берегу реки Святого Лаврентия. Корабли к ним приплывут только весной. Ледяной панцирь сковал их, сковал все вокруг них, они — пленники тишины, пленники заснеженной пустыни, бесконечной сумрачной безлюдной пустыни.
Монреаль на своем острове, у подножия небольшого потухшего вулкана, Труа-Ривьер, приютившийся среди рукавов замерзшей дельты. И на крутом берегу
— господствующий надо всем Квебек. Три города, словно увенчанные диадемой белого дыма, который, не переставая, мирно тянется из труб в розовый глянец восходов и закатов.
Три затерявшихся городка. Пусть потрескивает огонь в очагах их домов, пусть спасает он людей от гибели!
Огонь в очагах такой жаркий, что люди забывают и о смерти, и о тишине, и об окружающей их снежной пустыне. Они теснятся у очагов, в их тепле болтают, в их тепле замышляют заговоры, интригуют. В тепле очагов всю зиму решаются споры: в салонах — с помощью злословия, в тавернах — с помощью скамеек, решаются неистово, глухо, в сердцах, между друзьями, между родственниками, между всеми канадцами. В тепле очагов помногу молятся, сверх меры исповедуются, размышляют, грезят, обратив взор к югу, к белым гирляндам горных вершин или сереющему на горизонте лесу.
Мечтают об отъезде. К морю и в Европу или на запад — к мехам и дикарям… Любым путем… Но уехать, только бы уехать… Когда же представится эта возможность?..
В тепле очагов занимаются любовью, занимаются наспех, тайно и — даже супруги — с угрызениями совести, ибо неусыпное око иезуитов давит на психику всех.
В тепле очагов много пьют. Это единственное удовольствие. Водка и снова водка. Водка яблочная, ржаная, сливовая или пшеничная, ароматная, прозрачная, которую каждый гонит в своем собственном перегонном аппарате.
Зимние улицы наполнены запахом выжимок, дыма от очагов, похлебки на сале и копченых угрей.
Зимние дни насыщены запахом ладана от утренних и вечерних служб, запахом пергаментных книг, переплетенных в кожу, которые привезли из Европы и теперь перелистывают, и перечитывают без конца, сидя у очага.
Зимние ночи трещат от мороза. Кажется, что и окна вот-вот затрещат. Иней причудливыми цветами расписал стекла.
Именно здесь, в этих городках, вдруг появилась и быстро распространилась новость: чужаки из Катарунка, которых, как считали, перерезали ирокезы, оказывается, живы. И жива та необыкновенной красоты женщина, что, восседая на коне, появилась у истоков Кеннебека из чащи леса. Она жива, этот демон в женском обличье! Торжество и ужас! Ликование для тех, кто верит в потусторонние силы.
Ну подумайте сами, друзья мои, неужели дьявол дал себе труд послать одного из своих приспешников на землю лишь для того, чтобы от единого щелчка ирокезов от него осталась только кучка золы?.. Нет уж, дудки!.. Дьявол более могуществен!.. Он еще недостаточно причинил зла Акадии, чтобы можно было судить о его поражениях или победах. И доказательство тому — что женщина-демон все-таки жива… Хотя Катарунк сожжен.
Ломени твердит: «Я сам видел пепелище на месте Катарунка…».
Но тот, кто принес эту потрясающую новость, не сдается. Он утверждает, пришельцы живут в горах, в так называемом Вапассу, у Серебряного озера.
А разве можно сомневаться в словах того, кто принес эту новость? Он все зрит на расстоянии. Он святой. Он своими глазами видел, как пришельцы ушли от ирокезов, даже не прибегнув к оружию, и это, безусловно, свидетельствует о том, что они приспешники сатаны.