Урод (СИ) - Верт Александр. Страница 41

Открыв глаза, он взглянул в серебряные очи принцессы и ему на миг показалось, что в радужках ее глаз блестит снег Авелона под ярким солнцем. Спешно опуская голову и почесывая затылок, буквально взъерошив собственные черные волосы, он попытался отогнать внезапное наваждение.

− Простите, но из меня неважный рассказчик, я все хорошо помню, но как передать это, не знаю. Может быть, вы спросите, а я отвечу?

Она улыбнулась и была готова заваливать его вопросами, но внезапно на дороге появилась женщина в темно-сером строгом платье и окликнула принцессу:

− Ваше Высочество, чем это вы там занимаетесь?

Лилайна скривилась, подняла бровки, рисуя ими две большие жалобные дуги, и поджала губы, а потом встала.

− Фрау Дель, − заговорила она строго. – Если вы не заметили, я беседую с нашим гостем.

− Благородным дамам общаться с простолюдинами не следует! – заявила женщина.

− Почему нет, если речь идет об образованном простолюдине, знающем что-то об этом мире не только из книг?

Принцесса вышла из беседки, изящно повесив зонтик на свою левую руку, и шагнула к женщине.

− Вас уже ждет учитель живописи, − строго сообщила женщина.

− Я совсем забыла, − мягко прошептала девушка и обернулась к Велиану, который успел встать и даже выйти из беседки следом за ней, но там и остановиться. – Простите меня, − попросила она, склонившись в реверансе, − но я, кажется, должна вас покинуть. Обещаю к следующей нашей встрече подготовить для вас множество вопросов.

Велиан поклонился, а она, раскрыв зонтик, поспешила назад к замку, но пройдя пару шагов, позволив женщине оказаться впереди, она внезапно обернулась. Солнечный свет осветил ее лицо, открытую улыбку и то, как она по-детски наивно помахала ему рукой.

Она еще не понимала, что становится прекрасной. Для Рейна она была еще девочкой, которой далеко до брака, но для Эштара она была в том возрасте, когда становятся женщинами, а порою женами и даже мамами. Она жила и мыслила законами Рейна, в то время как он впервые замечал влияние законов своей родины на собственное восприятие мира.

Он хотел обладать ею, и понимание этого пришло к нему не из желания тела, а откуда-то из груди, медленно перетекая сначала в мысль, затем в реакцию тела. Подобное находило на него редко, все юношеские увлеченности и симпатии давно прошли, и в груди давно ничего не вздрагивало. Все реакции тела давно стали чем-то обыденным и слишком очевидным, чтобы на это реагировать. Физическое возбуждение − только реакция тела, но в этот раз что-то откровенно шло не так.

Быстрым шагом он из сада скользнул в часть замка, где располагалась прислуга, буквально бегом взбежал по лестнице, отмахнувшись от какой-то служанки, пытавшейся с ним поговорить.

− Все потом, − бросил он, проходя мимо, буквально вбегая в свою комнату.

Дверь не запиралась, потому он просто прижался к ней спиной, мешая тем самым хоть кому-то зайти. Его трясло. Жар расходился по всему телу, а перед глазами стояла ее улыбка. Он попытался дышать ровнее, но от этого сердце сорвалось в еще больший бег, а воображение начинало рисовать совсем непристойные картины. Он буквально ощущал, как прикасался бы руками к ее телу, расшнуровывая корсет, как оставлял бы дорожку поцелуев на ее белокожей спине, как скользил бы руками по ее телу, мягко ласкал бы ее совсем еще юную грудь и спускался бы вниз по животу.

Сейчас он отдал бы многое, чтобы это наваждение оставило его. Подобных картин он не рисовал в своем воображении уже давно, лет семь, быть может, даже больше. Тогда это было понятно, но почему вдруг теперь он как мальчишка едва дышал от столь внезапного и сильного возбуждения? Он понять не мог, да и не было сил понимать. Развязывая пояс, снимая его со свободной рубашки и роняя на пол, он скользнул руками в штаны, сначала одной, затем другой, от первого же прикосновения с трудом сдерживая стон.

Эта комната перестала существовать. И его собственные руки не существовали, только принцесса Рейна, такая юная, такая хрупкая и наивная, обнаженная и улыбающаяся.  Тяжело дыша и скользя рукой по стволу собственного члена, он почти по привычке обвел пальцем контур головки другой рукой, словно слыша в голове ее тихий мягкий стон с нежным переливом и ощущая кожей ее несуществующее тело. Он закрыл глаза и окончательно отпустил себя, теряя реальность, шепча что-то невнятное и глухо, едва слышно, постанывая, облизывая внезапно пересохшие губы.

Безумное видение оборвалось только когда густая жидкость обильной струей ударила ему в левую ладонь. Сползая на пол, он впервые ощутил укол стыда и не потому, что удовлетворял свое тело, а потому что принцесса Рейна и принц Эштара союз, действительно, невозможный.

3. Ветер над Рок-Реном (3)

После смерти отца принцесса Лилайна тихо грустила. Ей казалось, что теперь она осталась совсем одна, но вокруг почему-то суетились люди, призванные отвлекать ее от горя. И она отвлекалась, добросовестно смеясь и улыбаясь, но молча тоскуя. Ей все время чего-то не хватало.

Она мечтала попасть в Авелон, но Фрау Дель утверждала, что это только блажь и девушка в северных горах замерзнет насмерть. Лилайна не спорила, подобное утверждение казалось ей разумным, но все равно что-то искала. Игры ей давно наскучили, фрейлины откровенно надоели, Фрау Дель и вовсе казалась ненавистным существом, которое велел терпеть дядя, а потом она увидела Его, совершенно случайно заметив, как граф Шмарн спускался по лестнице, беседуя с каким-то молодым человеком, одетым не в дворянские одежды, да еще и иноземного покроя.

− Кто это с графом? – спросила она у самой близкой своей подруги.

Эллина небрежно взглянула туда, куда откровенно смотрела принцесса, стоя на балконе одного из залов.

− Какой-то странствующий лекарь, − ответила она. – Его вроде как стража привела пару дней назад чтобы он подлечил вашего дядюшку.

Лилайна снова взглянула на молодого человека. Одет он был действительно просто, но осанка и манеры, с которыми он порой отвечал графу, что-то объясняя, не походили на манеры простолюдина. Слишком уверенно и в то же время просто он держался. Это показалось ей странным и в то же время любопытным. Тогда, видя только левую сторону его лица, она даже не предполагала, что правая была скрыта повязкой. Это она заметила и вовсе случайно, разглядев его в окне библиотеки, поражаясь странной манере держать книгу одной рукой, поднимая ее на уровень глаз.

Тогда-то ей и стало интересно, что это за человек такой, о котором шептались слуги. Имя его она уже знала, и о его привычке полукомандным тоном изъясняться с прислугой, а главное о том, что с самого начала этот человек отказался идти на службу. Ей было любопытно, а общаться с ним легко и приятно. Даже зная, что она принцесса, этот человек не изменился и в отличие от всех остальных смотрел ей в глаза. Это радовало принцессу, она искренне улыбалась. Странное чувство томительной пустоты ненадолго оставило ее. Однако радость сменилась тоской. Она ходила по замку в попытках выловить загадочного врача, но никак не могла с ним встретиться.

− А этот… как его…тот врач, он что, уехал? – спросила она у Элли, не решаясь признавать, что прекрасно помнит его имя.

− Нет еще, и, говорят, ваш дядя его не скоро отпустит, потому что состояние его заметно улучшилось. Вчера он даже выходил из своих покоев, − отвечала фрейлина.

− Это я знаю. Впрочем, я давно его не навещала.

Решив, что это отличная идея, она отправилась к брату своей матери. Разумеется, она вошла только после того как камердинер объявил о ее визите, и Огюст успел шлепнуться в постель и спрятаться под покрывало чтобы манерно охать и вздыхать.

Она не ошиблась: Велиан нашелся в покоях ее дяди, но ускользнул, как только она пришла, обойдясь приветственным поклонов в ее адрес.

От этого принцессе становилось горько. Она пыталась вспомнить чем могла задеть этого человека, но не находила ответа. Огорчаясь, она не предполагала, что удача поможет ей. Однажды ночью, встав с постели и надев на себя простое платье без корсета, она зашла в библиотеку чтобы что-нибудь почитать и заметила свет меж стеллажей. Потушив свою свечу, принцесса выскользнула из своих туфель, мягко цокавших по полу, и тихо прокралась к источнику света. На полу сидел Велиан. Свеча стояла на полке возле его лица, а он держал книгу, подставив под руку свое колено.