Левый берег Стикса - Валетов Ян. Страница 98

— Спасибо, Михал Михалыч, — подумал Краснов, закрыв глаза, — пусть будет вам земля пухом. Отдать этот долг я никогда не смогу. Ни вам, ни Артуру. Клянусь, я не виновен в том, что вокруг меня гибнут люди. Я не прятался за их спины, поверьте. И не виноват в том, что остался жив, а вы ушли. Я постараюсь наказать виновных, если это будет в моих силах. И отдать долги живым. Тем, благодаря кому выжили мои близкие. И я сам.

Он сжал ладони в кулаки с такой силой, что хрустнули суставы.

— Никого! Неужели не осталось никого?

И он опять и опять щелкал пультом, переключая каналы в поисках так необходимых ему новостей.

О судьбе Андрея Тоцкого не сообщали ничего. О судьбе Калинина — тоже. Оба относились, скорее, к теневому руководству банка, и Краснов не удивлялся тому, что журналисты обходили их своим вниманием.

Об отцах-основателях тоже сообщали мало и в подробности не вдавались — они находились за рубежами родины и журналистов общением не баловали. Сенсационных материалов хватало и без их упоминания — органы следствия «сливали» доверенным лицам строго дозированные части конфиденциальной информации. Собственно говоря, это и информацией назвать было трудно — так, мелкий компромат. Но это подогревало воображение обывателей. И их недовольство. А что еще нужно любой власти, кроме направленного не в ее сторону недовольства?

Новость была горячей, даже по восточно-европейским меркам. Передач, особенно первых пару дней, было много — информации в них, наоборот, мало. Повторы, повторы, повторы. И новость начала сходить на нет.

На третий день, после прощания с поляками, нескольких часов перелета под бдительным оком бригады врачей из Берлина, супруги Звягинцевы — бывшие Красновы, с детьми, прибыли в Германию.

Дитер встречал их на той же бывшей советской военной базе, откуда вылетал Краснов несколько дней назад. У ангаров стоял лимузин, машина «скорой», два пограничника в полной форме, который немедленно поднялись на борт джета, и несколько машин сопровождения. Панамские паспорта не вызвали никаких вопросов и, через несколько минут, они с Дитером пожали друг другу руки. А потом, подумав несколько секунд, обнялись, совершенно по-славянски, похлопывая друг друга по спине.

В Берлин Костя ехал с женой в машине «скорой», которая доставила их в загородный дом Дитера. Селиться в каком-нибудь из отелей было крайне неблагоразумно. Русских в столице было очень много — Краснова могли узнать, а пока, для всех, он числился мертвым и воскресать чудесным образом не собирался.

Дитер тоже был озабочен этой проблемой, но, прежде всего, он озаботился тем, что несколько часов подряд, игнорируя вопросы Кости, расспрашивать обо всем, что произошло за несколько прошедших дней. Некоторые события настолько интересовали Штайнца, что он возвращался к ним, заставляя, сначала Костю, а потом и Диану, повторять рассказ по нескольку раз. Даже Марк был удостоен длительной беседы — для общей достоверности картины. Выводами Дитер делиться не пожелал.

— Я не совсем могу сложить паззл, — сказал он Краснову, по привычке теребя кончик носа, — но я обязательно его сложу. Просто, есть риск, что это будет совсем другая картинка. Детали — те же, а рисунок совсем другой. Одно могу сказать точно — никаких случайностей в этом нет. Это сложная, хорошо спланированная акция. Все элементы случайности внесены в схему нестандартными действиями людей. Человеческий фактор, который разработчики не учли в полной мере.

— То есть?

— Ты не попал к ним в руки и не был убит. Это раз.

— Это твоя заслуга, Дитер, и твоих ребят.

— Да, — согласился Штайнц, — меня в разработке не учли. И не могли учесть, если честно. А вот остальное — обязаны были предусмотреть, как варианты развития событий. Но упустили. Не учли побег Дианы — ее рассматривали, как инструмент давления на тебя — не более. И ее действия нарушили рисунок их игры. Не учли мужество Артура. Не учли отвагу и сообразительность твоего сына. Преданность и самоотверженность Тоцкого тоже не учли. Получился карточный домик. Со смертью Лукьяненко, как я полагаю, нарушилась вертикаль — именно он идеально подходил на роль посредника между силовыми структурами и посредником заказчика. Они просто обязаны были хорошо знать друг друга. И не то, чтобы доверять — какое уж тут доверие, но, по крайней мере, сотрудничать без особых опасений.

— Ты думаешь, что Лукьяненко не знал конечного заказчика?

— Думаю? — Дитер засмеялся. — Нет, Костя, я так не думаю. Я знаю. Только посредник и посредник — это основа основ. Если, конечно, заказчик не самоубийца. Я не могу сказать с точностью, какой длины цепочку выстроил покупатель столь специфических услуг, но предполагаю, что длинную. Но есть одно место, за которое можно зацепиться… Это гипотеза, но любая аксиома в детстве была гипотезой — это потом у нее выросли доказательства.

Дитер встал из своего любимого глубокого кресла и прошелся по гостиной.

— Человек, который разрабатывал схему, должен быть близок и к банку, и к заказчику. Он имел информацию о структуре банковских платежей, о схемах пользования корсчетами, об особенностях ваших «серых» подразделений, о расходных частях, перспективных планах по приватизации и управлению. И, одновременно, мог иметь доступ, я имею ввиду, несанкционированный руководством и учредителями, к чиновникам верхнего эшелона.

Он задумался на мгновение, лицо его приобрело несколько отвлеченное выражение, как у человека, идущего на ощупь в полной темноте.

— Дружеские связи тут не обязательны. Но это и не разовый контакт. Корни взаимодействий могут быть любые. Тут допускается все, что угодно. Родственные, дружеские, коррупционные связи, общие любовницы, страсть к картам, к бильярду. Даже мужеложство — если оно создает между ними скрытую общность. Нам остается только найти человека, отвечающего вышеперечисленным условиям. Он слабое звено и мы можем его вычислить. Беда в том, что достоверность наших предположений оставляет желать лучшего. Ищи общее и найдешь желаемое. Рисуем схему и определяем эту общность, но это будет всего лишь наиболее вероятное из всех решений. Зацепка, не более, но и это иногда дает многое. Зная, в какую сторону идти, уже легче искать доказательства. Если, конечно, это правильная сторона.

— Шпионские фокусы? — спросил Костя.

— Ты даже не представляешь себе, друг мой, — сказал Дитер с отсутствующим выражением лица, — насколько эффективными иногда бывают наши простые, шпионские фокусы. Рассказать, так не поверишь. Идем, я покажу вам одну кассету.

Кассета, которую показал Дитер, записали в тот день, когда Диану готовили к перелету в Берлин. На ней была пресс-конференция лидеров партии «Вече», под предводительством Ивана Павловича Кононенко. Рядом с премьером сидели верные соратники по партии, включая и красавицу Регину, и нескольких красноречивых оруженосцев, с фосфоресцирующими от преданности и холопской любви, глазами.

Иван Павлович был импозантен и велеречив до косноязычности. Он путался в деепричастных оборотах, и, судя по всему, в мыслях, отчаянно материл пресс-секретаря, готовившего спич. Но высказать основную идею ему удалось, а, закончив чтение «заготовки», он и вовсе заговорил неплохо — пусть и неправильно, но очень доходчиво.

Обрисовав ситуацию сложившуюся вокруг «СВ банка», Иван Павлович в две-три фразы, воистину Ван-Гоговскими мазками, очертил круг виновных в неуплате налогов родной державе, прозрачно намекнул, что все эти таинственные смерти — неспроста, а нити к руководству аферой тянутся так далеко вверх, что даже он смущается делать предположения.

Пожалев вкладчиков, добавив в голос дрожи, он сообщил, что в настоящий момент ведется поиск хозяев банка, и он лично проследит за тем, чтобы расхитители народных денег предстали перед судом. Он выступал в качестве премьера, говорил и вел себя, как премьер и Краснов не мог уразуметь, почему он разместил рядом с собой всю свою партийную верхушку. И лишь потом сообразил — Иван Павлович примерял новый костюм — на будущее, и не хотел сажать на него пятна.