Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 31
Он демонстративно водил им со стороны в сторону, однажды даже додумавшись опустить её ниже, чтобы зацепить меня. Ха! Главное, что он не температурой управляет, а, кажется, распространяет газ и поджигает его силой мысли. Если б мог, давно бы уже заставил гореть если не меня, так хоть мою одежду по причине озабоченного ума. Я не могу управлять огнем, но мне подвластен его хозяин, так что…
Саймона пригвоздило к земле, но ошибка моя была в том, что он не сразу развеял огонь. Тот больно полоснул мне живот, заставляя дернуться и зашипеть. Твою мать, как больно! Как будто напором кипятка обдало! Изо рта вырвалась добротная русская ругань, пока глаза застилала агрессия. Сначала кольнуло удивление, вызванное диким желанием разодрать Саймона на куски, но потом это же вызвало смех. Приятно чувствовать, что тебе все можно! И приятно понимать, что ты в состоянии дать сдачи. Пока я неслась к окружившему себя стеной огня Саймону, перед глазами мелькали рубиновые мошки. В руках ощущался приятный зуд из-за энергии, которую срочно надо было куда-то деть. Стена огня двигалась вместе с азиатом, куда бы я им не виляла.
И тогда в голову пришла гениальная идея. Давя порыв засмеяться, от которого кружилась голова и еще больше плясали непонятные мошки, будто какое-то дикое сияние звезд, я демонстративно повела рукой в сторону зеркал, полностью укрывающих одну из стен. Они — центр притяжения, а Саймон… нет. Не один он. Зачем тратить время? Я сосредоточилась на оставшихся претендентах и, в том числе, соперниках Цэрлины. Вам нужна иерархия? Нужны джунгли, чтобы травить слабых и добрых?
Я — самое сердце эгоизма. Этот ген качает кровь по моим венам, ген, который позволил человечеству эволюционировать и выжить. Главный грех, позволяющий кровь из носу защищать то единственное, что у меня есть — себя саму. Все звуки прекращают существовать. И Ранзес, о чем-то меня предупреждающий, и Цэрлина, самодовольно ухмыляющаяся, и одаренные, уверенные, как и Саймон, что мне, — жалкому манипулятору, тупой девчонке, ни черта не смыслящей новенькой! — он не по зубам. В отличие от куратора, они даже не догадывались. Усмешка все же заиграла на губах. Нельзя судить книгу по обложке. Нельзя забывать, что в тихом омуте черти водятся. Нельзя верить каждому волку в шкуре овцы и каждой овце в шкуре волка.
И тогда всех их оторвало от земли и бросило в стену с такой силой, что крики смешались со звоном разбивающихся зеркал. Была кровь, кровь и боль, боль и голоса. Затуманенным взглядом, резко перебираясь с одного предмета на другой, пока в мою сторону дернулся Ранзес, я успела порешать все окончательно. Змейкой-молнией, сияя и переворачиваясь острыми углами в цель, стремительно приближались к Змее осколки, прямиком к глазам, полным ужаса. Но вдруг в целых зеркалах позади Цэрлины я увидела совсем другое отражение, так словно то было всего в метре от меня. И черные, как ночь, черные, как уголь глаза с красной радужкой полоснули по мне невидимым ножом.
Меня отдернуло. Резко зеркальные осколки обмякли, всего лишь посыпавшись на кричащую и закрывающую лицо руками Цэр. По её коже из порезов струилась кровь, на животе виднелась пара царапин. Все стихло и только Ранзес прямо передо мной.
— Беги за Вауром, быстро! — сорвался он, пробегая мимо, за мою спину.
Меня била дрожь. Какая-то совершенно дикая слабость смешивалась с чернотой, мешая нормально разглядеть зал. Кровь. Кровь. Кровь.
— Ризер! — Ранзес снова обратился ко мне. Не разбирая дороги, я бросилась в коридор, а потом прочь из кампуса, в здание лазарета.
Падала, царапала кожу об заледенелый снег, поднималась, не чувствуя ног от холода, бежала, снова падала и снова поднималась. Когда я открывала дверь, вместо рук было красное пятно, пока перед глазами все стояла одна и та же картинка. Я, кровь, люди, зеркала и черные, словно сама тьма, глаза с красной радужкой. Из горла вырвался всхлип, щеку полоснуло болью, когда упала на лестнице и ударилась о перила. В теплом помещении начинал жечь живот, и от этого только усиливалась дрожь.
Я не знала, что Ваур — это врач, но мне казалось, что именно он должен быть как нельзя кстати там. В гостевой на втором этаже были студенты, проигравшие ранее, в том числе Амария и рыжая тварь. Рядом с сестрой почему-то сидел Дамир. Мозг работал в ускоренном темпе, подмечая только основное. Пластырь на щеке. Нормальный вид. Дали противоядие. Дамир заметил меня. Но я точно помню, что тот мужчина в красном халате — тот, кто сейчас важнее всего. Красный. Кровь. Зеркало в гостиной. С одной стороны Дамир, спрашивающий у меня, почему я плачу, с другой — врач, которого, не придумав ничего лучше, я попросту хватаю за руку и тащу буксиром прочь.
— Инсиэрта, что такое? Куда вы меня тащите? И почему все в…
— Первый кампус! Срочно! — не заметив, повысила тона.
Ваур посмотрел на меня, как на какое-то мерзкое отродье. От этого взгляда мне стало еще больнее и затрясло с новой силой.
— Надя, что случилось? — не отставал Дамир.
— Вы какие-то особенные? У меня полно других пациентов, — обжигал холодом голос лекаря. Я чувствовала, как кружится голова из-за нервов. Еще чуть-чуть и свалюсь прямо здесь.
Нет‼! Никакого обморока! Возьми себя в руки! Проморгалась, но это сильно не помогло. Тело все так же лихорадило.
— Десница Фарданир приказал привести вас немедленно! — рявкнула я, толкая Ваура на лестничный пролет.
Опасность. Схватить за халат, чтобы тот не упал. Вцепиться в его руку, таща за собой.
— Вот истеричка… — Дамир. Его рука на моем плече и на плече лекаря. — Придется помогать. Первый кампус так первый кампус.
Меня чуть не стошнило. Мир сжался и заболели глаза от невозможности сфокусироваться, но вдруг произошло нечто, перевернувшее мой мозг вверх тормашками и вывернувшее черепную коробку наизнанку. Нас нехило тряхнуло, но в следующий миг перед глазами стоял знакомый вид коридора. Судорожно соображая, я поставила на ноги Ваура и с новой силой потащила его за собой, вдоль по коридору, к двери, из-за которой доносился неясный шум. Наши спешные шаги создавали непонятный фон, пока я сосредоточилась на подвеске. Она невыносимо жгла кожу, будто впивалась в неё иглами и высасывала кровь. Дура! Господи, какая же я дура! Как вообще могла позволить невесть кому надеть себе на шею невесть что?! Сейчас я точь-в-точь как коза с колокольчиком! Такая же тупая, шумная и все портящая!
Едва мы переступили порог огромного спортзала, едва я втолкнула внутрь Ваура, едва все это увидел Дамир, у меня подкосились ноги. Казалось, я одновременно видела все и не видела ничего. Сломанные конечности, изуродованные лица, глубокие порезы, и снова кровь, кровь, кровь… прямо под моими ногами валялся массивный осколок с моим потерянным лицом и пустым взглядом. Волосы давно выбились, темным ореолом обрамляя лицо, руки, по локоть в крови в прямом и переносном значении, красный живот, царапина на щеке, порванные штаны и прокушенная губа. Вспомнилась тьма, сквозь искаженную призму которой я смотрела на мир, и я наклонилась, дрожащими руками подняла осколок, в отражении которого увидела свои обычные глаза. Темные, как черный шоколад, черное зеркало, но совершенно человеческие. И мерцающую подвеску на шее.
В мою сторону неслась Цэрлина, но мне было плевать. Она что-то кричала, в частности о Саймоне, пока её вовремя не схватил Дамир. Всего раз, но я успела заметить слезы на её лице и глаза, полные боли. Я не понимаю. Не-по-ни-маю. Что ей было до Саймона? Всего лишь знакомый… точно не брат, не возлюбленный. Но она так ненавидит меня, что готова разодрать. Я вспоминаю Амарию — её подруга. Той нравился азиат. Нравился, точно? И они — подруги? А Саймон… мертв?
Задыхаюсь. Пока Дамир неожиданно обнимает её, пытаясь успокоить и сам пачкаясь в её крови, я стою и от паники не могу вдохнуть. Мне ужасно больно. Разве могла такое сделать я? Человек, который, казалось, совершенно неправильно оказался в Ледяной тюрьме? Это — место для монстров, чтобы оградить от них людей. Разве все эти одаренные — монстры? Монстр — это я. А разве?