Погнутая сабля (ЛП) - Грэм Уинстон. Страница 97

Поэтому рано утром в понедельник Демельза выехала из Пенрина в сопровождении того же юного моряка, что принес ей последнее письмо, и была дома к одиннадцати. В ответе Кьюби она пригласила их на обед к трем, а сейчас жалела об этом. Оставалось мало времени для подготовки. Для начала, две спальни, а затем обед, пусть и без претензий, но должен быть элегантным, с умело подобранными блюдами.

Все это уже решалось, поскольку она дала указания еще до отъезда, но многое предстояло сделать. Гостиная не убрана, столовая выглядит мрачно, нужно везде навести порядок, и во всем доме не хватало цветов. Хуже всего, дул сильный юго-восточный ветер, с ним справиться всегда было сложней всего, от него гремели окна и хлопали двери. Самые высокие песчаные дюны за Уил-Лежер дымились, подобно вулканам.

Демельза суетилась по дому, несмотря на боль в сердце, прибралась даже в комнате Джереми; если Кьюби захочет ее увидеть, то только во всей красе. Для Клеменс Демельза выделила комнату Клоуэнс, а Кьюби — лучшую из двух спален, построенных над библиотекой в 1796 году, когда дом переделывали. Там, если конечно Кьюби решит остаться, она могла бы родить ребенка. Этой комнатой мало пользовались, к тому же она была самой элегантной: только пять лет назад сюда купили новую мебель из палисандра, на кровати лежало розовое атласное стеганое покрывало, а на окнах висели шторы в тон покрывалу, пол украшал турецкий бордовый ковер.

Демельза набрала в саду цветы; но их оказалось совсем мало, и выглядели они пожухлыми. Корнуольские сады хороши весной: в легкой теплой почве прекрасно растут луковичные, розы, ракитник, люпины, желтофиоли и цветущие кустарники, такие как сирень. А летом и осенью цветам не хватает гумуса. Еще и розовая мальва в этом году не уродилась. Георгины вошли в моду и, возможно, хорошо бы росли в песчаной почве, но Демельза никогда их не сажала из-за воспоминаний о Монке Эддерли.

Демельза сорвала охапку первых попавшихся на глаза цветов, сунула их в кувшин в гостиной и поспешила наружу посмотреть, не найдет ли что-то еще, когда через ворота со стороны моря в сад вошел Росс.

— Так рано вернулась? — сказал он, целуя ее. — Я не ждал тебя раньше двенадцати.

Демельза вкратце рассказала ему последние новости про Стивена.

— Я привезла записку Дуайту от доктора Мейзера, но у меня не было времени вручить ее по пути домой, а моряку не хотелось доверять доставку. Ее мог бы передать Мэтью-Марк.

— Я сам могу передать.

— Нет, Росс, если тебе не трудно, мне бы хотелось, чтобы ты был здесь, когда приедет Кьюби.

Он взял ее за руку.

— Неужели снова вернулись старые тревоги?

— Возможно, это мелочи. Но у меня никогда не было невестки, а из-за того, что произошло, станет только сложней. — Демельза недовольно окинула взглядом сад. — Будь у меня время, я бы лучше собрала диких цветов на скалах. Там растет много вереска и васильков, и чудесный свежий ракитник в дальнем конце Длинного поля.

— Что ж, это займет не более получаса. Я буду удерживать оборону крепости, пока тебя нет.

Демельза покачала головой. Вспыхнули яркие и болезненные воспоминания: как она вошла в дом с букетом колокольчиков, еще до того, как вышла замуж за Росса и была лишь прислугой, и обнаружила Элизабет.

— Почему ты дрожишь? — спросил Росс.

— Разве? Так, ерунда... Похоже, Стивен серьезно болен. Как бы мне хотелось узнать, что доктор Мейзер написал Дуайту.

— Я спрошу его сегодня. Он мне расскажет. Но думаю, медицина здесь мало чем поможет. Все зависит от пациента и от серьезности ранения.

— Боже ты мой! — воскликнула Демельза.

— Что случилось?

— Думаю, они здесь.

— Не похоже, что жар спал, — сказал Джейсон.

— Да. Надеюсь, доктор Энис скоро придет.

— Мне не кажется, что он лучше доктора Мейзера.

— Просто я давно его знаю и доверяю его суждениям. И я надеялась...

Они пообедали жареным палтусом, которого купил Джейсон, а также картофелем и гороховым пудингом. Клоуэнс готовила, будто в тумане, и ела совсем без аппетита. Был вечер вторника, но еще светло, поскольку солнце, уже почти завалившееся за край земли, отражалось в раскаленной воде залива. Доктор Мейзер навестил их сегодня после полудня, дал пациенту лекарства, после которых тот сразу уснул, и оставил еще одну микстуру на вечер. Клоуэнс и Джейсон по очереди сидели со Стивеном и установили в спальне еще одну временную кровать, чтобы ночевать там посменно. Стивен начал чувствовать боль, но был слишком слаб, чтобы доставлять беспокойство. Тем не менее, слабость не помешала ему потратить пол-утра на обсуждение с Джейсоном планов насчет нового судна, которое он купит или построит. Это будет небольшой бриг или двадцатипятифутовый люггер, им будет командовать Джейсон, пока не наберется достаточно опыта, чтобы заслужить нечто большее.

Ничто не помешало Стивену и принять трех посетителей: Эндрю Блейми, Сида Банта и Тимоти Ходжа. Первый визит был просто дружеским, поздороваться и попрощаться. С утренним приливом Эндрю уходил в Нью-Йорк, он просто зашел пожелать выздоровления. Последние два были деловыми, ведь торговля не может ждать, даже если хозяин временно не у дел.

Клоуэнс прежде почти не доводилось разговаривать с Тимом Ходжем. Невысокий крепыш, он имел настолько черные глаза, такую темную кожу и зубы, что требовалось время привыкнуть к его необычной внешности, и только потом становились очевидны его деловые таланты. Если болезнь Стивена затянется надолго, именно Тиму можно будет поручить дела. Если бы все мысли Клоуэнс не были заняты Стивеном, она бы, наверное, удивилась, как такой способный человек в свои сорок с небольшим лет оказался обычным матросом на каперском корабле.

— Отец — человек известный. Люди останавливают меня на улице и спрашивают о нем, похоже, и впрямь беспокоятся, — сказал Джейсон.

— Он умеет находить подход к людям, — ответила Клоуэнс. — И со всеми хорошо ладит.

Она смотрела на Джейсона через стол — он ел с аппетитом, достойным изголодавшегося моряка. После несчастного случая со Стивеном она видела его сына гораздо чаще. Казалось естественным, что он помогает ей в такое время. Клоуэнс замечала в нём некоторые черты отца, одновременно и милые, и отталкивающие, особенно в части склонности фантазировать о собственных перспективах и перестраивать мир в мечтах по своему разумению. Джейсону никогда не стать таким привлекательным, как её муж — ни физически, ни внутренне. Однако она видела в нём и неплохие манеры, и оптимизм, и стойкость, так напоминавшие того, кто лежал наверху.

Размышляя об этом, Клоуэнс попросила:

— Расскажи о своей матери.

Джейсон моргнул и улыбнулся.

— Что вы хотите знать, мэм?

— Как думаешь, ты похож на нее?

— Нет, она была смуглая и худая, очень худая в последние годы. И кости тонкие, как у перепёлки. Я пошёл в отца.

— Твой отец значительно крупнее тебя. Какими талантами она обладала?

— Талантами?

— Ну, к примеру, может, она хорошо готовила? Из меня повариха так себе.

— Вы вполне хорошо готовите, мэм. Уверен, отцу нравится, как вы его кормите. А мать? Да, она о нас хорошо заботилась. Уж не знаю, нравилось ли отцу. Потому как его с нами не было.

— Да, он же ушёл.

Джейсон отхлебнул эля.

— Она хорошо шила.

— Вязала и ткала?

— Особенно вязала. Она продавала своё рукоделие, и это помогало меня растить. Вот этот жилет, например.

Клоуэнс улыбнулась.

— Хороший жилет, ты был в нём, когда к нам пришёл. И швы очень ровные.

— Это она для меня сделала. Она для меня много вязала — носки, перчатки. А этот жилет — последний, связала больше двух лет назад.

Клоуэнс положила в рот кусочек хлеба. Домашний и свежий, но чего-то в нём не хватало. Возможно, соли. Она отрезала от буханки ещё ломоть.

— Два года назад?

Последовало молчание.

— Слышите? Он вроде стучит, — сказал Джейсон. — Мне кажется, я слышал...